Страница 4 из 15
- Ну что ж, генерал, сели,- сказал Матвеев начальнику штаба.- Давно мы с тобой под липками не обедали, и едва ли скоро придется.
И он оглянулся назад, на сожженный город.
Адъютант принес водку в стаканах.
- А помнишь, генерал,- продолжал Матвеев,- когда-то в Сокольниках, около лабиринта, такие клетушки с живою оградой из подстриженной сирени были, и в каждой столик и скамеечки. И самовар подавали... Туда все больше семействами приезжали.
- Ну и комаров же там было,- вставил не расположенный к лирике начальник штаба,- не то, что здесь.
- А здесь самовара нет,- сказал Матвеев.
- Зато и комаров нет. А лабиринт там действительно был такой, что трудно выбраться.
Матвеев посмотрел через плечо на расстилавшийся внизу город и усмехнулся:
- Лабиринт...
Внизу сходились, расходились и перепутывались улицы, на которых среди решений многих человеческих судеб предстояло решаться одной большой судьбе - судьбе армии.
В полутьме вырос адъютант:
- С левого берега от Боброва прибыли.- По его голосу было видно, что он бежал сюда и запыхался.
- Где они? - вставая, отрывисто спросил Матвеев.
- Со мной! Товарищ майор! -позвал адъютант. Рядом с ним появилась плохо различимая в темноте высокая фигура.
- Встретили? - спросил Матвеев.
- Встретили. Полковник Бобров приказал доложить, что сейчас начнет переправу.
- Хорошо,- сказал Матвеев и глубоко и облегченно вздохнул.
То, что последние часы волновало и его, и начальника штаба, и всех окружающих, решилось.
- Командующий еще не вернулся? - спросил он адъютанта.
- Нет.
- Поищите по дивизиям, где он, и доложите, что Бобров встретил.
III
Полковник Бобров еще с утра был отправлен встретить и поторопить ту самую дивизию, в которой командовал батальоном Сабуров. Бобров встретил ее в полдень, не доезжая Средней Ахтубы, в тридцати километрах от Волги. И первым, с кем он говорил, был как раз Сабуров, шедший в голове батальона. Спросив у Сабурова номер дивизии и узнав у него, что командир ее следует позади, полковник быстро сел в готовую тронуться машину.
- Товарищ капитан,- сказал он Сабурову и поглядел ему в лицо усталыми глазами,- мне не нужно вам объяснять, почему к восемнадцати часам ваш батальон должен быть на переправе.
И, не добавив ни слова, захлопнул дверцу.
В шесть часов вечера, возвращаясь, Бобров застал Сабурова уже на берегу. После утомительного марша батальон пришел к Волге нестройно, растянувшись, но уже через полчаса после того, как первые бойцы увидели Волгу, Сабурову удалось в ожидании дальнейших приказаний разместить всех вдоль оврагов и склонов холмистого берега.
Когда Сабуров в ожидании переправы присел отдохнуть на лежавшие у самой воды бревна, полковник Бобров подсел к нему и предложил закурить.
Они закурили.
- Ну как там? - спросил Сабуров и кивнул по направлению к правому берегу.
- Трудно,- ответил полковник.- Трудно...- И в третий раз шепотом повторил: - Трудно,- словно нечего было добавить к этому исчерпывающему все слову.
И если первое "трудно" означало просто трудно, а второе "трудно" очень трудно, то третье "трудно", сказанное шепотом, значило - страшно трудно, до зарезу.
Сабуров молча посмотрел на правый берег Волги. Вот он - высокий, обрывистый, как все западные берега русских рек. Вечное несчастье, которое на себе испытал Сабуров в эту войну: все западные берега русских и украинских рек были обрывистые, все восточные - отлогие. И все города стояли именно на западных берегах рек - Киев, Смоленск, Днепропетровск, Ростов... И все их было трудно защищать, потому что они прижаты к реке, и все их будет трудно брать обратно, потому что они тогда окажутся за рекой.
Начинало темнеть, но было хорошо видно, как кружатся, входят в пике и выходят из него над городом немецкие бомбардировщики, и густым слоем, похожим на мелкие перистые облачка, покрывают небо зенитные разрывы.
В южной части города горел большой элеватор, даже отсюда было видно, как пламя вздымалось над ним. В его высокой каменной трубе, видимо, была огромная тяга.
А по безводной степи, за Волгой, к Эльтону шли тысячи голодных, жаждущих хотя бы корки хлеба беженцев.
Но все это рождало сейчас у Сабурова не вековечный общий вывод о бесполезности и чудовищности войны, а простое и ясное чувство ненависти к немцам.
Вечер был прохладным, но после степного палящего солнца, после пыльного перехода Сабуров все еще никак не мог прийти в себя, ему беспрестанно хотелось пить. Он взял каску у одного из бойцов, спустился по откосу к самой Волге, утопая в мягком прибрежном песке, добрался до воды. Зачерпнув первый раз, он бездумно и жадно выпил эгу холодную чистую воду. Но когда он, уже наполовину поостыв, зачерпнул второй раз и поднес каску к губам, вдруг, казалось, самая простая и в то же время острая мысль поразила его: волжская вода! Он пил воду из Волги, и в то же время он был на войне. Эти два понятия - война и Волга- при всей их очевидности никак не вязались друг с другом. С детства, со школы, всю жизнь Волга была для него чем-то таким глубинным, таким бесконечно русским, что сейчас то, что он стоял на берегу Волги и пил из нее воду, а на том берегу были немцы, казалось ему невероятным и диким.
С этим новым ощущением он поднялся по песчаному откосу наверх, туда, где продолжал еще сидеть полковник Бобров. Бобров посмотрел на него и, словно отвечая его затаенным мыслям, задумчиво произнес:
- Да, капитан, Волга...- и, показав рукой вверх по течению, добавил: А вот и наш катер идет с баржей. Одну роту и два пушки разместите...
Пароходик, волочивший за собой баржу, пристал к берегу минут через пятнадцать. Сабуров с Бобровым подошли к наскоро сколоченной деревянной пристани, где должна была производиться погрузка.
Мимо толпившихся у мостков бойцов с баржи несли раненых. Некоторые стонали, но большинство молчало. От носилок к носилкам переходила молоденькая сестра. Вслед за тяжелоранеными с баржи сошли десятка полтора тех, кто мог еще ходить.
- Мало легкораненых,- сказал Сабуров Боброву.
- Мало? - переспросил Бобров и усмехнулся: - Столько же, сколько всюду, только не все переправляются.