Страница 48 из 88
Кузя опять опустился на шкуру, гладя возлюбленную по голове. Девушка ровно задышала, явно уснув, и он сделал еще одну попытку выбраться, осторожно приподняв ее голову и переложив на скатанный край шкуры. Тихонько нащупал саблю, отодвинулся, осторожно встал на ноги и наконец-то выбрался из круга. Вышел из омшаника.
Никаких посторонних звуков, никакого движения. Трава, ступени, и дверь стали белыми - но это была всего лишь изморозь. Кузя открыл рот, коротко дохнул, наблюдая за появившимся облаком, неспешно поплывшим к дому, потом передернул плечами и пошел обратно. Накрыл шкурой обмякшую женщину, устроился рядом.
- Где ты был? - сонно поинтересовалась Всеслава, тут же по-хозяйски забрасывая на него руку и укладывая голову на плечо.
- Осмотреться ходил.
- И что там?
- Зима пришла. Заморозки. Все тепло мы забрали.
- Как же я тебя люблю, как же я люблю тебя, - прошептала Всеслава, - она, кажется, не слышала слов Кузьмы, она просто хотела слушать его голос.
Когда Всеслава, наконец, проснулась, яркий летний день уже близился к своему концу - яркие лучи садящегося солнца отражались в зеркале исключительного трюмо, украшенного многочисленными хрустальными «глазками», отчего по всей комнате разбегались солнечные зайчики.
Всеслава села на чем-то мягком и упругом и протерла глаза. Ни омшаника, ни каменных низких сводов... Она сидела на огромной кровати с балдахином, застеленной шелковыми простынями заботливо укутанная в шкуру снежного барса. Занавеси балдахина были привязаны к резным столбикам кровати, открывая роскошный вид на прекрасно ухоженный зимний сад, что располагался в эркере у высокого французского окна, напротив королевского ложа.
Изумленная женщина осторожно соскользнула с постели и, как ей показалось, перешла в большую светлую комнату, обставленную невесомой мебелью в стиле барокко. Стены комнаты, оббитые светло голубым шелком идеально сочетались с небесно голубой, с розовой отделкой, мебелью и бирюзовым шелковым ковром.
Внимание Всеславы привлекло движение за ее спиной, на границе видимости и она резко повернулась, что бы дать отпор тому, кто посмел за ней подглядывать, но увидев «обидчика» звонко засмеялась и стала разглядывать себя в огромном зеркале в золотой, с витушками, раме. В зеркале, вообще-то, была не Всеслава. Она никогда не помнила, что была такой красавицей с матовой и гладкой кожей, огромными глазами и алыми губами. Поверхность зеркала словно переливалась, едва ощутимо превращая женщину, что смотрелась в него в волшебную фею в полупрозрачном и соблазнительном наряде...
Тут Всеслава обратила внимание на то, что она действительно красовалась перед зеркалом в умопомрачительном шелковом с кружевами пеньюаре, на рукавах и вороте отделанным каким-то нежнейшим пухом. Она снова повернулась перед зеркалом и только теперь поняла, что ее озадачило в самом начале - в комнате не было двери. Только стены, роскошное окно, эркер...
Загадка разрешилась тут же - зеркало, тихо заскрипев, повернулось на одной из своих створок и в комнату, из полумрака, что стояла за дверью, вкатился сервировочный столик, а следом за ним вошел Кузьма.
- О!... - разочарованно протянул он, - Я так надеялся подать завтрак в постель!
- Я мигом, - кивнула Всеслава, и, действительно, в один миг оказалась на кровати, накрытая до талии шкурой огромной кошки.
- Во-от... Так гораздо лучше! - сказал Кузя и они оба засмеялись.
В следующее мгновение он тоже оказался на кровати и про завтрак на некоторое время забыли, будто его и не было вовсе. Наконец, отдышавшись, Всеслава сказала:
- Ох, уморил совсем!
- Так я... любя, - попробовал оправдаться Кузьма, вспомнил про слегка остывший завтрак и стукнул себя по лбу, - Так я же за этим и уходил! Что, сударыня вы желаете на завтрак?
- Какой завтрак? Вечер уже.., - отмахнулась Всеслава.
- А что, разве есть запрет завтракать вечером? - не сдавался Кузьма, - Так что вы желаете?
- Я бы сейчас.., - Всеслава вздохнула, - Нет... как-то не романтично...
- Что? - настаивал Кузя.
- Я бы борща бы навернула...
Кузьма захохотал, как будто его защекотали, и подтянул к себе сервировочный столик. Там, на самом почетном месте, под нарядно сияющей крышкой-куполом, гордо подбоченившись, стояла пузатая супница, полная остро пахнущего, алого, горячего, словно только что из духовки, борща. Кузя открыл стоящий рядом с супницей горшочек со сметаной и вручил Всеславе ложку:
- Прошу Вас, сударыня...
- А ты?
- А что, я? - Кузя взял вторую ложку и гордо продемонстрировал ее возлюбленной, - Я присоединюсь.
На некоторое время связный разговор прекратился. Когда обширный то ли завтрак, то ли обед был съеден, любовники откинулись на подушки в полном изнеможении.
- У нас с тобой сегодня комплексный завтрак получился, - констатировал Кузьма.
- Это который завтрак, обед и ужин?
- Это который завтрак и обед. Ужинаю я поздно.
- Да уж. Если ты каждый раз так домой возвращаешься... как вчера...
- А, - махнул Кузя рукой, - Это нас с Федей в милицию замели.
- Вас? В милицию? - Всеслава восхитилась то ли смелостью стражей порядка, то ли «недисциплинированностью» Кузьмы.
- Да ладно, глупости. Мы с Федором на Банковском мосту танцы устроили... с саблями... А тут - саммит... А тут - менты... Им и привиделась демонстрация антиглобалистов... Ну и нас, как антиглобалистов... Антиглобалисты в три часа ночи!
Кузя пустился подробно излагать события предыдущей ночи, подробно остановившись на роли Федора в истории, на перебранке милиционеров, и о умиротворении академиков. Об одном он только не обмолвился и словом - о том, что Федор показал ему этой ночью. Но это и была не его тайна, что ж о ней говорить...
Всеслава слушала, смеялась, затем спокойно спросила:
- А как же ты его оставил? Он же без оружия, один?
Кузьма поперхнулся:
- Он, без оружия? А! Ему и не надо! Это же его город... Здесь даже камни - ему подчиняются.
- Вот как.., - Всеслава задумалась, - А он правда Достоевский?
- Нет, конечно, - засмеялся было Кузьма, но осекся, увидев округлившиеся глаза и раскрытый рот Всеславы.
- Ой, боженьки! А я же его... Я искала цитологию. И спрашивала, у кого узнать, какая книжка потолковее будет? Мне и сказали, это мол, Достоевский, он доктор... Я еще, дура, подумала, надо же, как совпало!