Страница 10 из 10
Культ имперской силы призван был наводить страх на соседние государства, что и было достигнуто к финалу Северной войны. Вице-канцлер П. П. Шафиров писал в «Рассуждении о причинах Свейской войны» (1717): «И могу сказать, что никого так не боятся, как нас». Логика, заданная действием имперской силы, вела к закреплению завоеванной гегемонии во что бы то ни стало, даже вопреки естественному стремлению к компромиссу. Мир в имперском воображении не может быть обоюдоприемлемым. Он означает унижение одной из сторон, конечно же не России! Как тут не вспомнить символику мира на барельефах Ниневии, в которых царь изображен великаном, за которым тащатся связанные гномы – побежденные народы.
Полемизируя с воображаемыми собеседниками, которые якобы убеждали Россию вернуть шведам хотя бы часть захваченных в ходе Северной войны территорий, вице-канцлер Шафиров жестко отвечает: «…исполняя все то, чего оные опасались и так глубоко им досадя, паки себя обнажим, то, подумай, оставят ли они нас в покое, дабы всегда могли нас боятца? Воистину, никако, не будут [ли] искать того, чтоб так нас разорить, чтоб век впредь [мы] не в состоянии были какие знатные дела чинить. И не только чтоб им нас бояться, но всегда б так над нами быть». К мысли о неизбежном реванше в случае ослабления России русская правительственная и общественная мысль возвращалась постоянно, она царит и сейчас. Совсем недавно одна петербургская фирма за свой счет издала упомянутое произведение Шафирова (в облегченном изложении), и ее президент тряс красиво изданной книжкой и кричал: «Вот, читайте, это же все про сейчас, про нас с вами!» Глашатай империи Феофан Прокопович в своих проповедях также провозглашал, что если бы Россия не победила шведов, то ей «остался бы великий страх от сильного и разорительного Севера». После этого понятно, почему уже в петровское время в Голландии говорили: «Хорошо иметь Россию другом, но не соседом».
В первом же произведении Ломоносова «На взятие Хотина» мысль о страхе соседей отлилась в стихах:
Внушаемый Россией «страх», «великий страх», воплощенный в ее сокрушающей военной мощи и победах, и составляет суть имперского воображения Петра, его преемников да и нынешних правителей и большей части народа. Этот «страх» должен непременно и постоянно подпитываться все новыми и новыми завоеваниями России, ибо, как поучал Петр своего неразумного сына царевича Алексея, византийцы «не от сего ли пропали, что оружие оставили и единым миролюбием своим побеждены и, желая жить в покое, всегда уступали неприятелю, который их покой в нескончаемую работу тиранам отдал». Словом, во имя своей безопасности Россия не может позволить себе быть мирной и даже «нейтральной». Она должна непрерывно идти от одного завоевания к другому – этот вечный геополитический двигатель был запущен еще Иваном Калитой. Ну а если же все-таки речь заходила о мире, то он в идеале сопровождался такими условиями, что побежденный противник долго не мог свободно вздохнуть, а лучше был бы вовлечен в тесный союз с Россией-победительницей. После Северной войны Россия, используя явную слабость побежденной Швеции и ее внутренние неустрои, добилась заключения союзного договора 1724 года. Согласно букве договора, Россия имела право вторгнуться на территорию Швеции в случае попыток изменить ее политический строй ограниченной монархии (кстати, очень выгодный для России).
Примечательно, что к этому времени Россия оказалась в совершеннейшем одиночестве: Северный союз (Россия, Саксония, Речь Посполитая, Дания, а потом и Пруссия), который начал в 1700 году войну со Швецией, окончательно распался; резкие действия России в Северной Германии (попытки обосноваться в Мекленбурге и Голштинии) вызвали такую тревогу английского короля Георга I (одновременно курфюрста Ганновера), что на протяжении нескольких лет английский флот вместе со шведским блокировал русские корабли в их гаванях. Отношения с Польшей были сразу определены на многие годы ультиматумом, который в 1697 году предъявила Россия после смерти Яна Собеского. Поляки намеревались выбрать королем французского принца Конде, но русский посланник заявил от имени Петра: «…такого короля со францужеской и с турской стороны быти не желаем, а желаем быти у вас на престоле королевства Полского и великаго княжества Литовского королем <…> какого народу ни есть, толко б не с противной [нам] стороны». Для убедительности этого «аргумента» 60-тысячная армия князя М. Г. Ромодановского перешла польскую границу. Поляки избрали королем саксонского курфюрста Августа Сильного, тогда как противникам его (как сам Петр писал) «угрожали мы огнем и мечом». Август подчинил интересы Польши интересам России, став ее союзником. И при Петре и позже, при его преемниках самодержцах-самовластцах, Россия заботливо хлопотала, чтобы в Речи Посполитой сохранялась дворянская демократия, чтобы не дай бог не усилилась королевская власть! Когда же возникали центробежные тенденции, тотчас Россия выбирала другое оружие, сражаясь в Польше серебряными копьями, подкупая и разобщая польскую элиту, и уж в крайнем случае – спешила послать к соседу войска или привезти в обозе нового короля. Нечто подобное происходило и со шведами. По одному из условий Абоского мира, закончившего очередную войну со Швецией (1741–1743), наследником Фредерика I по требованию России был избран сын герцога Гольштейн-Готторпского Адольф Фредерик как наиболее подходящий (для России, конечно) король.
В определенном смысле Петр был совершенно равнодушен, как к нему относятся на Западе: да и пусть не любят, главное – чтобы боялись! Позже А. И. Остерман, служивший многие годы под началом Петра, передавал его циничное высказывание (воспроизвожу по памяти): «Возьмем с Запада все, что нам надо, и потом повернемся к нему задом». Возможно, это апокриф, но как-то он созвучен достоверным и не менее циничным высказываниям Петра в адрес своих союзников, которых он был готов сдать в любой момент, как, впрочем, и они его. Искренности, чести, верности в политике не бывает – государственные интересы превыше всего. Петр как-то выразился, что политик не может, по евангелической заповеди, получив удар в одну щеку, подставлять другую.
Именно уважение через страх – только так, по мысли Петра, и могла достичь величия Россия. Феофан говорил в одной из своих проповедей о волшебном эффекте происшедших внешнеполитических перемен после сокрушительной победы России над прежде могущественной Швецией: «…которые нас гнушалися, яко грубых, ищут усердно братства нашего, которыи бесчестили – славят, которые грозили – боятся и трепещут, которые презирали – служити нам не стыдятся, многии в Европе коронованныи главы, не точию в союз с Петром <…> идут доброхотно, но и десная его Величеству давати не имеют за бесчестие; отменили мнение, отменили прежния свои о нас повести, затерли историйки своя древния, инако и глаголати и писати начали; поднесла главу Россия светлая, красная, сильная, другом любимая, врагом страшная». В сущности, Феофан рисует возникшую благодаря мощи России новую реальность, созданную усилием Петра Великого новую Россию, распрощавшуюся с устаревшим прошлым, с «царством Московским». Теперь ее история пишется как бы заново, в некоей особой VIP-книге «избранных империй».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.