Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 36



Всевозможные белые банды наступали отовсюду. Мы знаем, что с юга их мутная волна докатывалась в то время почти до Орла, Юденич подходил к самому Ленинграду (тогда еще Петроград% с востока чехо-словаки и Колчак занимали Волгу, в Архангельске произошел английский десант.

Не миновала войны и маленькая, тогда еще полудикая Карелия. Две лавины белых войск сдавливали в то время ее: с севера — сербо-англо-русско-французский сброд под громким названием Северной армии ген. Миллера и с запада, от Финляндии, — Олонецкая добровольческая армия. Сравнительно большим силам белых были противопоставлены в Карелии незначительные кадры красных. Между тем, если бы поток белогвардейцев не был бы там задержан, белые прорвались бы по линии Свирь — Ладожское озеро — Нева, и Ленинград был бы взят с тылу. Отстоять Карелию было необходимо во что бы то ни стало.

Советские войска дрались в Карелии совершенно беспримерно. Достаточно упомянуть о следующих, полных героизма фактах, чтобы увидеть, как много отваги было проявлено красными бойцами, верившими в правоту своего дела.

Шестьдесят плохо вооруженных красноармейцев сдерживали на Мурманской ж. д., к северу от Онежского озера, в течение нескольких недель продвижение всей армии ген. Миллера.

9 ноября 1919 г. ночью в пургу и мороз батальон красных высадился на берегах Онежского озера, в самдм сердце неприятеля — у Медвежьей горы и внес в ряды белых полную дезорганизацию.

В одну ночь тайно был переброшен советский флот из Петрозаводска по Онежскому озеру и Свири в Ладожское озеро и, неожиданно появившись перед Видлицами, где находился главный штаб Добровольческой армии, после бомбардировки высадил десант и занял Видлицы в полчаса.

Следует прибавить еще, что природные условия Карелии делали борьбу крайне трудной. Дикие горы, покрытые таежными лесами, огромные болота, порожистые реки, обширные озера — все это создает картину хотя и очень красивую, но далеко не способствовавшую ведению войны.

Такая обстановка помогала действиям многочисленных белых групп, которые или действовали самостоятельно, или присоединялись на время к «регулярным» белым бандам и в ту эпоху совершенно наводняли Карелию. Борьба с такими шайками была еще более трудна, чем с войсками, в силу большой их подвижности, и могла вестись только партизанским путем…

Предлагаемый рассказ рисует нам один из тех эпизодов войны, которые могут быть названы одновременно и мелкими и великими, ими была наполнена отважная борьба красных отрядов в своеобразных карельских условиях.

Рассказ написан по результатам личных обследований, произведенных автором на месте, по заданию редакции «Всемирного Следопыта» снарядившей в летнем сезоне 1927 г. в Заонежье и Карелию специальную краеведческую экспедицию.

----

В Маркелицы, в штаб полка привели перебежчика. Он был в рваной шинели, без шапки, и на лице его застыл страх. Он еле шел, и конвоировавшие его два красноармейца то и дело подталкивали его и негромко предлагали:

— Иди, что ль. Некогда здесь с тобой…

Перебежчик боялся наказания и поэтому с изумительной быстротой, захлебываясь словами, выпалил перед командиром полка все, что знал о белофиннах. Большая часть сведений, которые он сообщил, были и раньше известны красным через разведчиков, но одно сообщение оказалось новостью.

Перебежчик передал, что сегодня ночью рота бело-финнов обходным движением пришла в Ним-озеро, в деревню в 20 верстах от Маркелиц, и в следующую ночь намерена перейти по гатям через Липочагское и Кутижское болота и внезапно напасть на Маркелицы с тыла.

Немедленно после того, как перебежчика увели, командир полка вызвал в штаб командира второй роты Алексеева. Алексеев только что собрался ехать на Сян-озеро, где пошаливала какая-то белая банда, и сидел уже на своем сером в яблоках коне, когда вестовой передал ему приказ командира, — и поэтому он явился в штаб полка в полной боевой готовности.

Командир полка вкратце сообщил ему сведения, полученные от перебежчика.

— По приказу начальника дивизии, — сказал командир полка, — мы должны запирать линию Сям-озера — Киндасова. Эта линия беспокойная, и людей брать оттуда мы не можем. Вы знаете болота к северу от Маркелиц?

Алексеев ответил утвердительно.

— Как можно перейти их?

— Только по гатям.

— Как идут гати и что они из себя представляют?

— Одна гать идет из Ним-озера прямо на юг до самых Маркелиц, другая— от озера Эльмит и соединяется с первой в версте к северу от Кутижского озера. Обе они представляют из себя всего лишь бревна и доски, проложенные вдоль болота, и по нивд можно пройти только гуськом.





— Значит, чтобы из Ним-озера подойти к Маркелицам, белые могут воспользоваться лишь одной гатью?

— Да, одной.

— Есть у вас в роте три ловких, сильных и верных человека, хорошо знающих местность?

— Да, есть.

— Сегодня вечером они должны в нескольких местах разобрать гать и спутать их так, чтобы белые заблудились в болоте. На вашу личную ответственность.

— Хорошо, товарищ, будет сделано.

* * *

Алексеев выбрал из своей роты трех красноармейцев. К вечеру, когда в лесу стало сумрачно и потянуло свежим и сырым воздухом с болот, они выбрались из Маркелиц налегке, без винтовок и шинелей, вооруженные наганами и длинными баграми, и пошли по верховой тропе в лес.

Они выбрались из Маркелиц налегке, без винтовок и шинелей, вооруженные наганами и длинными баграми…

У выхода из деревни, часовой, накалывая их пропуска на штык винтовки, шутливо спросил:

— Что, товарищи, никак на медведя с рогатинами пошли?

— Факт! — ответил один из них.

Лес начинался у самой деревни. Был он здесь редким: высокие, прямые сосны росли отдельно, далеко друг от друга. Между ними повсюду лежали большие валуны, наполовину вдавившиеся в землю и сильно обросшие разноцветным мхом. Изредка из земли выпирали целые скалы, округло обточенные когда-то ледником, серые, покрытые, как морщинами, сотнями мелких трещинок.

Недавно прошел дождь, — было сыро.

Тропинка шла то по лужам, то по трясине, то по камням. Иногда через лужи были перекинуты тонкие жерди, чаще же приходилось шагать прямо по воде. Сильно и пряно пахло сырой сосной. Обвалившиеся шишки лежали на земле — влипшие в грязь, намокшие, черные, они мягко раздавливались под сапогами.

Трое посланных шли быстро и молча. Это были: Семен Щукин, Аким Суворин и Николай Кутяпов. Все трое были большие друзья.

Семен Щукин всю германскую войну прослужил в армии. За четыре года дослужился до унтера, был ранен в ногу, поправился, только одна нога у него стала чуть короче другой. Когда он лежал в лазарете в забытьи от боли, он сильно бредил и в бреду все повторял: «ой, нога моя, нога». Так за ним и осталось прозвище Семен-Нога.

Был он среднего роста, рыжий, плотный, языком зря не трепал, но повеселиться — песню спеть или сплясать — был не прочь. В Красную армию он пришел добровольцем.

Аким Суворин, или как его в полку звали, Аким Николаич, за год, который он провел в Красной армии, из прежнего — жалкого, боящегося войны мужичка чудесным образом превратился в отважного красного воина, умного, всегда веселого и неунывающего.

На войну он смотрел, как на сложный и занимательный вид охоты, очень любил попадать в трудные переделки, потому что это казалось ему интересным, и шел на врага, как на крупного и хитрого зверя.

Третий — Николай Кутяпов — был человеком совсем другого покроя. По специальности математик, с высшим образованием, он имел возможность устроиться в тылу, но отказался. На войну он пошел главным образом из любопытства.