Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 36

Я поднял французский флаг и сигнализировал пароходу: «Яхта Файркрест — 84 дня из Гибралтара…»

Но сигнализировать было очень трудно, так как на море была легкая зыбь, и мне пришлось, пока я махал руками, упираться и цепляться ногами за снасти.

На пароходе не поняли, повидимому, моих сигналов, но замедлили ход, и корабль приблизился ко мне.

Капитан, стоя на мостике, спросил меня в рупор на плохом французском и английском языке, что мне нужно. У меня не было рупора, но я крикнул ему, что я не хотел его останавливать, а прошу сообщать в Нью-Йорк о моем скором прибытии.

На борту парохода стояли сотни пассажиров, и все что-то кричали мне. Из-за их криков мои слова не долетели до капитана.

Пассажиры, казалось, были очень взволнованы и удивлены, когда увидели на море маленькую лодку и одинокого пассажира на ней.

Когда я вспоминаю об этом теперь, а также то, что на мне почти не было никакой одежды, и что я весь загорел от солнца, то вполне понимаю их удивление.

Напрасно знаками я просил их итти дальше своей дорогой, убеждая, что они мне не нужны. Пароход все-таки приблизился на слишком опасное расстояние ко мне и застопорил. Большой корпус его защищал меня от ветра. Я не мог двигаться вперед, и нас обоих отнесло течением Гольфштрема назад. Волны толкали «Файркрест» к стальному боку парохода.

Теперь «Файркресту» угрожала большая опасность, чем в любую из пережитых им бурь. Пароход, как только он двинется вперед, неизбежно должен будет потопить мою лодку. Тщетно я кричал его команде, что мне не нужно никакой помощи, что я без них доберусь до Нью-Йорка. Мои слова заглушались шумом волн. Вскоре я увидел, что с парохода спускают лодку и два молодых греческих офицера в мундирах, шитых золотом, как у южно-американских генералов, подплыли ко мне. Они кое-как взобрались на «Файркрест» и стали расспрашивать меня.

Я кратко рассказал им мою историю и сказал, что никакой помощи мне от них не нужно… Через, несколько минут они уехали, и скоро пароход стал удаляться… Пассажиры махали мне платками, и я отвечал им флагом. Через полчаса пароход пропал на горизонте.

Затем наступили три тихих, туманных дня. «Файркрест» подвигался вперед очень медленно. Я лишился почти всех парусов, а те, которые удавалось кое-как починить, сильно уменьшились в размере.

Плывя в тумане, в той полосе, где ходят пароходы, я подвергался большой опасности быть раздавленным ими. Туман был такой густой, что с кормы «Файркреста» я не мог различить мачты. Жалобные и протяжные звуки пароходных сирен то и дело слышались в тумане…

Большей частью я лежал в полудремоте, стараясь вознаградить себя за потерянный сон и отдых во время бури. Только тогда, когда шум проходящего парохода становился слишком близким, я вскакивал, выбегал на палубу и трубил в рог.

На третий день этого периода туманов один пароход все-таки едва не потопил меня. Я слышал звуки его сирены и шум машин, и у меня было такое ощущение, будто он идет прямо на лодку. Но паруса «Файркреста» не действовали. Ветра не было, и я не мог уйти в сторону от парохода.

Я начал звонить в колокол, висевший около мачты. Несколько минут казалось вполне вероятным, что мне не миновать гибели. Но, в конце концов, на пароходе услыхали меня и дали сигнал сиреной, что он держит вправо…

10 сентября, утром я увидал берега Америки и остров Нантукетт. Впервые за девяносто два дня я увидел землю. И, как это ни странно, я почувствовал некоторую грусть. Я понимал, что близится конец моего плавания…

На следующий день стали попадаться рыболовные флотилии, сторожевые суда. Я вступил уже в мир людей. Я плыл по морю, комфортабельно обставленному буями и сигналами…

В течение двух дней я шел под парусами вдоль острова Айленд, любуясь виллами и зелеными берегами.

Пролив постепенно суживался, Я находился близ устья Ист-Ривер.

15 сентября, в 2 часа утра, бросил якорь перед фортом Тоттеном. Не покидал руля и не спал в течение семидесяти двух часов. Еле держался на ногах, — но был у цели. Передо мною высились небоскребы Нью-Йорка. Плавание «Файркреста» было окончено. Сто один день назад я вышел из Гибралтара. Сто один день пробыл на океане. Был несколько раз на волосок от гибели, но совершил то, что хотел совершить…

Передо мною высились небоскребы Нью- Йорка. Плавание «Файркреста» было окончено. 

ЧУДЕСА РОБЕРТА ГУДЭНА

Колониальный рассказ А. Грефса. 

Рисунки худ. В. Голицына

Жизнь коренных народов Африки и Азии, народов, по большей части, с отсталой культурой — опутана хитрой паутиной колониальной политики империалистических держав. Рассказ «Чудеса Роберта Гудэна» частично разоблачает тайные пружины этой хищнической колониальной политики. В основе рассказа лежит подлинный исторический факт, взятый из закулисной деятельности капиталистического правительства Франции — второй половины XIX столетия.

В стремлении расширить свои колониальные владения и упрочить владычество капитала среди народов Африки и Азии, воинствующие империалистические державы не останавливаются ни перед какими средствами. Наряду с грубой силой оружия и грабительскими методами управления в завоеванных странах, капиталисты применяют и все виды обмана, в том числе мистификацию, и для этой цели в свое время были использованы, между прочим, и такие известные фокусники, как Роберт Гудэн.

При помощи мистификации, конечно, можно на короткое время одурачить доверчивых людей, в среде которых склонность к суеверию поддерживается крайне низким уровнем культуры и всем их общественным укладом. Но рано или поздно угнетенные народы восстают против своих угнетателей. В частности, берберы Марокко — риффы — в недавней войне против владычества буржуазной Франции оказали весьма серьезное сопротивление, несмотря на то, что на стороне европейских завоевателей было преимущество военной техники и численное превосходство. Борьба эта не закончилась и до сих пор, приняв формы упорной партизанской войны[52]).

I. Секретное поручение.

— Я к вам с секретным поручением, — сказал чиновник министерства иностранных дел.

Роберт Гудэн с изысканной почтительностью провел его в свой кабинет, напоминавший физическую лабораторию, в которую неожиданно вселили хироманта. На столах были расставлены разный физические приборы, зеркала обыкновенные, вогнутые и выпуклые, электромагниты, колбы, весы, а на полу стояла маленькая динамо-машина. Все это находилось в причудливом сочетании с таинственными каббалистическими таблицами и диаграммами. Тут же лежали бычачьи пузыри, несколько экземпляров корана, гипсовый слепок человеческой руки и еще какие-то предметы, назначение которых было совершенно непонятно человеку, не посвященному в тайны магии.

Гудэн, невыразимо сверкая туго накрахмаленной манишкой, остановился посреди кабинета, почтительно склонив голову, и заученным театральным жестом предложил гостю занять место на диване. Затянутый в мундир чиновник, на которого эта необычайная обстановка, повидимому, произвела сильное впечатление, как-то нерешительно присел на диван, с любопытством поглядывая кругом. А Гудэн уселся немного поодаль, в углу, обитом черным крепом, и заиграл радугами бриллиантовых запонок.