Страница 8 из 77
На вырученные деньги обзавелась живностью и всеми необходимыми продуктами питания и вырвала свою семью из тисков голода и, кто его знает, может быть и смерти.
По совету мудрого старого еврея, всем, чем только можно было, торговала на базаре и жила безбедно на зависть всем землякам.
Я ведь смогла поднять на ноги и дать образование старшим детям, и ещё многое могла бы себе позволить, но я тогда не умела брать блага от жизни и получать от неё настоящие радости.
Я очень тебе благодарна, ведь многому из того, как наслаждаться жизнью, имея достаточно приличный доход, научил меня ты.
Хочу тебе ещё раз напомнить, это были первые годы после войны.
Не пугай меня, я уже достаточно пуганная и перед следователями в органах тоже не один раз сиживала.
Поэтому говори только по делу, не щади ты меня от горькой правды никуда уже не сбежишь, ведь самое страшное сейчас состоит в том, что я теряю тебя.
Глава 10
При последних словах Фроси, Марк резко вскочил на ноги и совершенно голым нервно зашагал взад и вперёд возле кровати.
— Фросик, я тебя очень прошу, позволь на сей раз табачным дымом испортить свежий воздух в твоей спальне, нет больше мочи, как хочется закурить…
— Кури, кури, я ведь и раньше иногда тебе позволяла, а в гостиницах ты особенно у меня и не спрашивал.
Марк поставил локти на подоконник, устремив взгляд на улицу, а скорей всего, в никуда, стараясь выпускать дым только в открытое окно.
Оба понимали, что разговор ещё не окончен, но нужна была пауза, чтоб собраться с мыслями, здесь и так в эти минуты было сказано столько всего неприятного, а главное, сколько за этим сказанным в душе скопилось горечи.
Марк от первой сигареты прикурил вторую и повернулся к сидящей в прежней позе женщине:
— Фросик, мы оба ещё не осознали до конца, что пройдёт несколько месяцев и, возможно, расстанемся с тобой навсегда.
Тебе, скорей всего, покажется, что теряешь только ты, что ты станешь самой несчастной женщиной на земле, покинутой вероломным любовником, но это далеко не так.
Ведь ты останешься свободной, без всяких обязательств перед кем-либо, богатой и независимой, не потерявшей своей женской привлекательности.
Я знаю, будут слёзы, метания и терзания, но всё это со временем пройдёт, и рядом с такой яркой самобытной женщиной обязательно кто-то нарисуется, а я уже ревную к нему.
Обо всей степени горя, я не боюсь произнести этого слова, связанного с потерей моего Фросика, я ещё сам не осознал, настолько привык, что ты всегда рядом.
Мне трудно даже представить, как я буду жить без тебя.
Я так долго готовился к этому разговору, ведь всё последнее время живу только с тяжёлыми думами в израненной душе.
Ты, наверное, заметила, что моё настроение в последнее время было никудышным и теперь понимаешь, что для этого были достаточные обоснования.
Мне всё думалось, что сгущающиеся надо мной тучи рассеются и я многое для этого предпринимал, но всё напрасно, маховик запущен.
Я отправляюсь в неизвестность, по-сути начинать жизнь сначала, когда за плечами уже пятьдесят прожитых лет, покинув хорошо налаженную жизнь, не хилое благополучие, влиятельность, работу и, конечно, самое страшное, тебя.
Рядом со мной останутся только опостылевшая жена, ненавидящая тёща и презирающие отца дети.
Ну, зачем ты рвёшь мне душу, не плачь миленькая, я же не пытался вызвать в твоей отзывчивой душе к себе жалость, просто обрисовал наше с тобой ближайшее будущее.
Я уверен, что в скором времени ты, а чуть позже я, найдём себя в этой жизни, ведь мы с тобой не ждём милостей от других, а сами идём к ним на встречу.
Марк прилёг на кровать и притянул к себе женщину, гладя по пышным волосам.
— Фросенька, я тебе сейчас расскажу, а ты об этом тут же и забудешь…
За границей, у моих, так мне кажется, надёжных людей, кое-что уже меня ожидает, и я, благодаря этому, обязательно скоро поднимусь на ноги.
Марк присел, облокотившись о спинку кровати и положив голову Фроси к себе на колени, всмотрелся в широко распахнутые на встречу ему сапфировые лаза.
— Всё, эту тему закрыли, переходим опять на наше с тобой ближайшее будущее, а точней, настоящее.
Появление вчера в ресторане было последним нашим публичным совместным выходом в Москве, пусть в глазах многих это выглядит, как полный разрыв отношений.
Я не буду больше появляться в твоей квартире, как и не буду звонить, ведь скоро все мои звонки будут прослушиваться органами и, кто знает, может и твои, поэтому созваниваться будем только в экстренных случаях.
У нас будет телефон посредника, которому я полностью доверяю.
Можешь и своему мальчику сообщить, что мы расстались, для него это будет приятной новостью.
Фрося грустно улыбнулась.
— Ах, Марик, Марик, при всей моей любви к сыну, я тобой никогда не собиралась жертвовать.
Мой Сёмочка уже достаточно взрослый и ему надо думать, как свою жизнь устраивать, а его мама как-нибудь обойдётся без советов детей, ведь раньше как-то справлялась.
— Всё, всё, проехали, не хмурь бровки, это сущая ерунда, будем считать моей неудачной шуткой, пойдём дальше.
Фросик, мы становимся с тобой безработными и у нас появляется масса свободного времени, а с каждым днём весна набирает обороты.
Скоро начинается твой любимый дачный сезон и надеюсь, что мой обожаемый гамак всегда будет наготове.
Про дачу я тебе говорю, потому что там мы сможем пока встречаться почти без всякого опасения.
Фрося нежно провела рукой по лицу мужчины, будто стараясь разгладить морщины появившиеся в последнее время.
— Маричек не изводи ты себя понапрасну, если нельзя уже ничего изменить.
Мужчина вздохнул и начал покрывать поцелуями ладонь любимой женщины.
— Фросик, милый любимый мой Фросик, я на тебя уже столько нагрузил всякого негатива, что пора уже немного подсластить твою душу.
Наша совместная поездка к морю в июле не отменяется, если, конечно, к этому времени я не уеду за рубеж, но если всё затянется, то я скорей всего уже работать не буду, а перемещение по стране не запрещается и паспорт не заберут.
Фрося высвободилась из объятий мужчины, легла на живот, положив на кулаки бороду:
— Марик, а когда ты примерно всё планируешь осуществить, я имею в виду выезд за границу?
— Ну, это уже будет зависеть не от меня, хотя я, конечно, воспользуюсь своими старыми связями, чтоб побыстрей сдвинуть ситуацию с мёртвой точки.
Но сценарий, хочется надеяться, будет выглядеть примерно так: после подачи документов на выезд, нас с Соней скоро уволят с работы, мою старшенькую доченьку вытурят из университета.
Меня скорей всего вызовут в органы, я как не хочешь, а член коммунистической партии с немалым стажем.
Со слезами на глазах расстанусь со своей красной книжицей, которая меня хранила от многих бед, и с которой я никогда не краснел, ведь цвет этой книжечки совпадает с цветом стыда, а ведь и на самых верхах им не стыдно воровать, брать взятки и пользоваться привилегиями партийных работников.
Если в течение полу года меня не выпустят, то на Западе начнётся компания за мои демократические права, поверь, шумиха будет похлеще, чем вокруг Михаила Шульмана.
— Да, да, Марик, я уже знаю, что на днях он соединится со своей семьёй.
— Вот даёшь, а тебе кто сообщил…
— Мой Сёмка, он услышал об этом по каким-то вражеским радиостанциям.
— Гони его подальше от политики, пусть занимается спортом и науками.
— Маричек, если ты думаешь, что я имею на сына большое влияние, то ошибаешься, он достаточно самостоятельный, не подкупный и гордый.
Если честно, я за него очень волнуюсь, с его характером и внешностью ему будет в жизни не легко.
— Бескомпромиссность это, конечно, хорошо на ринге, но не в жизни, и поэтому озвучу свою главную мысль, которую заготовил на гораздо поздний срок.
Фросенька, у тебя же сын еврей и он, похоже, от этого не открещивается.