Страница 4 из 4
Я присел рядом. Женька приоткрыл один глаз.
— У… тели? — прошептал он.
— Улетели, — кивнул я. — И обещали вернуться. Карлсончики.
— Я про этих… на хар…
— На мотоциклах. Уехали.
Женька помолчал.
В дверном проёме, отогнув висящую простынь, появился Змей.
— Как здоровье? — спросил он.
Женька поморщился. От боли, или от идиотизма Змея?
— Отлично…. Только вот … в реанимацию положили…. И капельниц… Понатыкали, — сарказма в нём, как в трёх здоровых дедушках.
Змей вошёл в палату, халат накинут поверх куртки.
— Это тебе, — он положил на постель Женьки белые с голубым листки, и прошёл дальше, к окну.
— Что это такое? — голос у Женьки тихий и белый как простыня.
Змей стоя к нам спиной смотрит в окно.
— Два билета на Марс, — голос у него изменился. — На седьмое июля две тысячи двадцать шестого года. Извини, на более ранние числа билетов уже не было.
— Спасибо. Но мне билет не нужен.
— Почему? — спина у Змея напряглась.
— Я на Марс полечу… не пассажиром.
— Хорошо. Желаю мягкой посадки, — Змей развернулся и быстро вышел.
В окно было видно, как он подошёл к мотоциклу, сел и с полминуты глядел на бензобак.
Потом завел мотоцикл и уехал. Сквозь стекло не было слышно звука мотора.
— Посмотри, — Женька протягивал мне билет.
— Космодром Кызыл Кум, — прочитал я. — Рейс 02, Кызылкум, Земля — Станция Южная, Марс, каюта десять.
— Ты глянь на выходные данные.
Я перевернул билет. Внизу типографским методом было мелко напечатано: «Типография „Южная“, Волгоград, 2024 год».
— Наверно, пытались поднять мне настроение. — Женька уже рассматривает бумагу на свет. — Конечно, здорово иметь билет на Марс, но приятнее думать, что он поддельный. Может они и не пришельцы.
Он откладывает билеты на подушку.
— А что если и на Марсе нарисовать что-нибудь, чтобы и с Земли было видно?
Женька улыбается, чуть кривоватой улыбкой. Не похоже на Гагарина, но симпатично.
На следующий день приехали два врача из окружного госпиталя, они осмотрели Женьку и предложили положить к себе.
— СВЧ травма, — сказал один из них. — Лучше к нам, чем в гражданскую больницу. У нас есть некоторое представление, как его «вести».
Я приехал в редакцию к вечеру. Не знал, что сказать редактору.
— Я не смогу объяснить происшедшее. Так что, лучше посылайте туда Куличкина, в этот совхоз, он опишет то, что нужно: массовое изнасилование инопланетянами доярок, как пришельцы украли на органы сторожа Кузьмича — забрали у него печень и легкие, а потом вернули, потому как оказалось, что печень у него пропита, а лёгкие прокурены.
— Ну, а что на самом деле? Что произвело на тебя впечатление?
— На самом деле, — сказал я. — Это портрет Гагарина на стене у мальчишки.
Редактор внимательно на меня посмотрел.
Потом подошёл к окну и взглянул на вечернее небо, где уже начали зажигаться звёзды.
— Иди, выспись. Потом напиши.
Мне очень не хотелось, чтобы он оборачивался, потому что когда он так стоял, то был похож на человека.
— Ты ёщё здесь? — спросил он.
— Нет, — сказал я и вышел.