Одержимость

Открыв ящик комода, она принялась рыться в его носках – ядовито-зеленых, желтых, розовых. Он всегда носил яркие носки. Что-то на дне ящика привлекло ее внимание, и она сдвинула носки в сторону. Там лежала почтовая открытка с изображением длинного здания из красного кирпича, с магазинами и уличными кафе. Торговый комплекс «Куинси-маркет», Бостон, Массачусетс. Под этой были и другие открытки – все с видами Бостона: река, Массачусетский технологический институт, гавань. «Здесь произошло Бостонское чаепитие»[11] – гласила надпись. «Странно, – подумала Алекс, – он никогда не был в Штатах, даже не говорил про Америку». Откуда эти открытки на дне ящика – он словно прятал их здесь.

Той ночью она спала, не выключая света, как в детстве. Со временем это пройдет, заверил ее священник. Она заснула, потом проснулась, уставилась на зеленоватое мерцание часов и некоторое время лежала в ужасе, прислушиваясь к тишине ночи и ощущая покалывание во всем теле. Посмотрела на потолок, потом на стену, за которой была комната Фабиана.

Надпись на экране. Лицо Фабиана на фотографии.

Потом Алекс крепко сомкнула веки и попыталась вытеснить эти видения. Вытеснить всё.

8

В Кембридж Алекс ехала под мелким дождем – такая же погода стояла, когда она везла Фабиана на первый семестр. Странно, в памяти остаются какие-то незначительные детали. Машина, набитая его вещами. Их разговор. «Ну, ты не думал еще о том, чем бы хотел заниматься после Кембриджа, дорогой?»

Он тогда смотрел перед собой, словно размышляя.

– Нет, – без обиняков ответил Фабиан, но сделал это как-то уж слишком быстро.

Священник был прав: родители очень мало знают о детях, как бы они ни ластились к тебе, сколько бы роз ни дарили, как бы остро ни чувствовали твое настроение. Она вспомнила тот день, когда сообщила Фабиану, что они с Дэвидом расходятся. «Я ждал этого много лет», – сказал он, подошел и поцеловал ее. Странный, высокий и худой как жердь сын, который с годами стал покрепче, не таким, как в детстве, – со слабой грудью, жуткими вспышками ярости, беспричинными перепадами настроения. Бывало, он никого не хотел видеть и долгими часами сидел, запершись у себя в комнате.

Алекс пересекла университетский дворик, прислушиваясь к эху собственных шагов, поднялась по каменной лестнице, потом прошла по коридору, нашла комнату 35. Вдруг поняла, что нервничает – боится постучать в дверь.

Дверь открылась почти мгновенно, она даже подпрыгнула.

– Здравствуйте, миссис Хайтауэр, – сказал Отто.

Почему в его голосе всегда слышится насмешка? Алекс посмотрела на его задумчивое зловещее лицо; от порезов и синяков оно приобрело еще более сатанинское выражение. В его странные глаза, улыбающиеся, как два заговорщика, – жуткие, холодные, насмешливые. Неужели он и в самом деле был лучшим другом ее сына?

– Привет, Отто, как у вас дела?

– У меня все хорошо, миссис Хайтауэр. Хотите кофе?

Она обратила внимание на немецкий акцент, чуть притупивший его резкое итонское произношение, которое он то ли пытался подчеркнуть, то ли скрыть – она не могла понять.

– Спасибо.

Он засыпал в мельницу кофейные зерна, достал кофеварку, чашки, молоко, словно исполняя некий ритуал.

– Очень мило, Отто. Я думала, большинство студентов умеют делать только растворимый кофе.

– Большинство, вероятно, да.

Она оглядела комнату. Старая студенческая мебель, голые стены, ряды книг, в основном научных, ничего не говорили о характере хозяина. Повсюду валялись груды бумаг и одежды. У корзинки для мусора стояли две бутылки из-под шампанского.

– Отто, как вы себя чувствуете?

– Чувствую?

Она кивнула:

– Я имею в виду, как настроение.

Он пожал плечами, сунул в рот сигарету, закурил.

– Хотите закурить?

Она покачала головой.

– Я надеюсь, вы не чувствуете себя виноватым.

– Виноватым?

– Да. Из-за того, что… ну, вы понимаете – вы единственный остались в живых.

– Я не чувствую себя виноватым.

Кофеварка зашипела, принялась плеваться.

– Пожалуй, я закурю, – сказала Алекс, и Отто протянул ей пачку. – Думаю, это несправедливо, когда пьянчуга убивает трех молодых людей. – Она подалась вперед, прикурила от зажигалки в руке Отто. – Жалкий пьянчуга.

– Может быть, миссис Хайтауэр, так оно и было задумано.

– Задумано? – Она затянулась. – Задумано, что они должны умереть или что вы должны остаться в живых?

Он вскинул брови.

– Скажите мне, – попросила она, чувствуя себя довольно глупо. – На похоронах, когда я вас поблагодарила за то, что вы приехали, вы сказали, что вас об этом просил Фабиан. Вы что имели в виду?

Отто оперся о подоконник, взглянул на университетский двор внизу.

Она посмотрела на него, догадываясь, что он, может быть, чувствует, и не стала настаивать на ответе. Отпила кофе, стряхнула пепел с сигареты.

– Скажите, Фабиан был счастлив здесь, в Кембридже?

– Счастлив? Не знаю, что вы под этим понимаете.

Он повернулся и посмотрел на нее со странной зловещей ухмылкой.

– У меня такое чувство, что ему нравилось здесь, что он любил вас и Чарльза.

Отто пожал плечами.

– Думаю, он очень любил и Кэрри. Раза два привозил ее домой. Мне сперва казалось, что она ему не подходит. И все равно я расстроилась, когда узнала, что он ее бросил. Она, пусть и на особый манер, вполне ему подходила.

– Бросил ее? – Отто прошел по комнате и погасил сигарету в пепельнице. – Он не бросал Кэрри, это она его бросила. Она отправилась искать себя в Америке.

Алекс криво усмехнулась:

– Дети не очень любят делиться с родителями, да?

– Все зависит от родителей.

Его тон заставил Алекс насторожиться.

– Я думала, у меня с Фабианом близкие отношения. – Она пожала плечами и посмотрела сквозь грязное окно на серое небо; пружины кресла чуть наклоняли ее в одну сторону, а когда она изменила положение, снизу раздался резкий металлический звук. – Он мне сказал, что ушел от нее… я думаю, он чувствовал себя смущенным, ему было трудно без ущерба для собственной гордости признать, что его бросили. Уж с кем у него не было проблем, так это с девушками.

– Почему вы так думаете, миссис Хайтауэр?

– Вы это о чем?

– У него были вечные проблемы с девушками.

– Какого рода проблемы?

– Я бы предпочел не говорить об этом. – Он улыбнулся своеобразной, понятной ему одному улыбкой.

Она озадаченно заглянула в его глаза, но ничего не смогла в них прочесть.

– Я провожу вас в его комнату, – предложил он.

– Она рядом с вашей?

Отто кивнул.

– Сначала я хочу побыть там одна, если не возражаете. Если хотите взять себе что-нибудь из его вещей… книги… что угодно… я буду только рада.

– Спасибо.

Войдя в комнату Фабиана, Алекс ничего не почувствовала, как если бы это была комната совершенно чужого человека. Здесь было прохладно, сыро, стоял запах старой мебели. Она посмотрела на вытертый ковер, через который здесь и там проступали контуры половиц, на электрообогреватель и тостер, которые она дала сыну. Ряд графинов на каминной полке, один был наполовину полон. Она вытащила крышку, принюхалась, ощутила несвежий запах, навевающий мысль о лакрице. Или, может, о портвейне. У стены стояли винные полки, из которых здесь и там торчали пыльные горлышки. У пола теснились бутылки с горлышками, аккуратно завернутыми в золотистую фольгу, поверх которой были повязаны оранжевые ленточки. Она наклонилась, чтобы прочесть: «Вдова Клико-Понсарден».

На столе лежали бумаги, поверх них для надежности – шариковая ручка. «Были ли Гонерилья и Регана злодейками? Или практичными деловыми женщинами? Не хотел ли Шекспир сказать нам всем что-то такое, что на века опережало его время? Если бы существовала премия „Лучшая бизнес-леди года“ в Елизаветинские времена, то выиграли бы они ее?»

11

Бостонское чаепитие – состоявшаяся в 1773 г. акция протеста против таможенных правил, в ходе которой американские колонисты побросали в воду с кораблей у причала более трехсот ящиков английского чая. Положила начало Американской революции.