Страница 18 из 27
Пришел после этого старик в село Бобровку. Встретил здесь партизан. Обо всем рассказал. Собрались партизаны. Окружили в лесу колчаковцев. Уничтожили весь отряд.
За свой подвиг Гуляев был награжден орденом Красного Знамени.
Вскоре после разгрома Колчака Федор Степанович Гуляев попал в Москву. Прибыл сюда ходоком от крестьян Сибири. О Гуляеве, сибирском Сусанине, знал Владимир Ильич Ленин. Принял Гуляева Ленин.
Долго они беседовали. О сибирских людях, делах, лесах. Заговорили и о Колчаке.
– Приказал долго жить Колчак, – сказал Гуляев.
– Приказал, приказал, – улыбался Ленин. – Значит, наша взяла. Значит, сила наша.
Прощаясь, Владимир Ильич подарил Гуляеву боевую шашку в серебряных ножнах.
Вернулся старик в Сибирь, в родную Бобровку. Послушать Гуляева собирались люди за много верст. Рассказывал Гуляев про встречу с Владимиром Ильичом. Боевую шашку из ножен вытаскивал.
Не расставался Гуляев с шашкой. Всюду носил с собой.
– Ношу при себе, – говорил старик. – Вдруг как новый Колчак объявится!
Генеральская шуба
Разбили красные белых у рек Тобол и Ишим. Взяли города Тобольск, Ишим. Пошли к городу Омску.
Не было у колчаковских генералов больших побед. А вот генерал Римский-Корсаков отличился. Выиграл он сражение.
Дело было так. К Омску красные подошли стремительно. Не ожидали так скоро их колчаковцы, хотя и не верили, что удержат Омск. Стали отводить из Омска свои части. Увозить военное снаряжение.
Так было и в тот день. Генерал Римский-Корсаков ехал в санках в присутствие. Был он генералом по хозяйственной части. Быстро бежит рысак. Шуба богатая на генерале. Папаха на голове.
– Эй, сторонись, эй, берегись, его высокоблагородие едет!
Мчит генерал. Видит: стоит группа военных. Ясно: солдаты.
Поравнялись санки с солдатской группой. Не заметили солдаты генерала. Не вытянулись в струнку. Не отдали честь.
– Разболтались! – вскипел генерал.
Остановил он санки.
– Ах вы такие, сякие, этакие! – гневается генерал на солдат.
Распекает генерал Римский-Корсаков солдат, а те улыбаются.
«Что такое?! Бунт?!» – хотел крикнуть генерал. Присмотрелся – да это же красные.
Да, это были красные. Брянский полк. Преодолели брянцы за сутки 100 километров. И вот уже в Омске.
Вытряхнули бойцы генерала из санок. Вытряхнули из шубы. Сняли с головы генеральскую папаху. Папаху и шубу отправили в дар караульным. Самого генерала – в штаб.
Не так обидно генералу Римскому-Корсакову, что в плен его взяли, как жаль, что лишился папахи своей и шубы. В штабе у красных первым делом твердит:
– Шуба! Папаха! Отняли! Без права!..
Был напористым генерал. Не зря по хозяйственной части. Такого наделал шума.
Смешно красным командирам смотреть на белого генерала. Белые Омск оставили. Не сегодня завтра вообще конец белым. А этот твердит о шубе. Однако сказали красные командиры:
– Верните шубу.
– И папаху, – не отступается генерал.
– И папаху, – распорядились в штабе.
Стали искать генеральскую шубу. Выяснилось: ушли уже дальше брянцы из Омска.
– Не по-советски со мной поступили, – твердит генерал. – Не по-советски.
Вот же шельмец!
Посмеялись красные командиры. Однако распорядились оплатить ему и папаху и шубу.
Победил генерал. Выиграл он сражение.
Продезинфицировал
Строг командарм Тухачевский. Порядок любит. Знает: рядом с порядком идут победы.
Столицу Колчака – город Омск – освободили дивизии, входившие в армию Тухачевского. Много здесь разных трофеев красным войскам досталось. Богатые склады. Сотни вагонов со снаряжением, с боеприпасами. Тысячи пленных. Тысячи раненых.
В отступающей армии Колчака еще с Урала начал свирепствовать тиф. Болезнь эта тяжелая, изнуряющая, заразная. Тиф стал грозить и армии Тухачевского.
Энергичен Тухачевский, сразу принял срочные меры. Заработали на полную мощность бани. Были созданы специальные отряды по стирке белья. Появились дезинфекционные камеры. Дивились красноармейцы чудному слову – «дезинфекция»!
– Поголовная, – требовал командарм.
Заулыбались те, кто знал Тухачевского:
– Продезинфицирует нас Тухачевский, продезинфицирует.
И верно.
Явился как-то Тухачевский в какую-то нестроевую команду. Обратился к начальнику:
– Бойцы помыты?
Оказалось, давно не мыты.
– Белье свежее?
Оказалось, десятой свежести.
– Одежда продезинфицирована?
Оказалось, что пока еще тоже нет.
Вызвал Тухачевский к себе начальника. Двери были закрыты. О чем он с ним говорил, как говорил – никто не услышал. Только вышел от командарма начальник краснее рака.
Кто-то бросил:
– Продезинфицировал!
С этого и пошло.
Провел Тухачевский проверку складов. Выяснил: то не учтено, то не записано, что-то и вовсе пропало со складов. Вызвал Тухачевский складских работников. Двери были закрыты. О чем говорил, как говорил – неизвестно. Только вышли те, как помидоры, красные. Смеются другие:
– Продезинфицировал их Тухачевский!
Быстро взяли красные дивизии Омск. Проявили командиры и бойцы воинский пыл и дерзость. Однако нашлись и такие, кто зазнался теперь от победы. Грудь с излишним проворством выпятил.
Вызвал Тухачевский к себе командиров. Двери были закрыты. О чем говорил с командирами, как говорил – неизвестно. Однако вышли от Тухачевского командиры, как кумач первомайский, красные.
Расходятся командиры.
– Ну как?
Насупились командиры. Молчат. Ясно и так по лицам. Продезинфицировал Тухачевский.
Строг Тухачевский. Порядок любит. Знает: рядом с порядком идут победы.
Эсминец
Попал матрос в кавалерию. Неуютно ему без моря. Назвал скакуна «Эсминец».
Вот что из этого получилось. Сражались наши в те дни как раз с Колчаком на Каме. Пробрался от белых к красным однажды лазутчик. Потерся среди бойцов. Вдруг слышит, кто-то сказал: «Эсминец».
Вернулся к своим солдат. Доложил: мол, к красным на Каме пришел эсминец.
– Как – эсминец? Откуда эсминец? На Каме – эсминец!
Клянется, божится лазутчик:
– Своими ушами слышал.
Для пущего веса даже приврал, что видел. Доложили белые по команде от младшего к старшему, что на Каме появился у красных эсминец.
– Эсминец?! – поражался каждый из старших.
– Эсминец, так точно, – докладывал каждый из младших.
Пошло среди белых гулять про эсминец. Даже до Колчака дошло.
– Эсминец? – спросил Колчак.
– Эсминец!
Усомнился Колчак. Не зря моряк. Не зря адмирал. Эсминец – большой военный корабль. Предназначен для океана, для моря. Как же – эсминец и вдруг на Каме?!
– Перепроверить! – грозно сказал Колчак.
Однако оттеснили наши белых уже от Камы. Так и осталось для всех неясным, был ли на Каме тогда эсминец.
И вдруг… Было это уже на Иртыше, на Ишиме. Снова к красным пробрался лазутчик белых. Покрутился, потерся среди бойцов. Слышит, кто-то сказал: «Эсминец».
Помчался к своим лазутчик:
– Эсминец у красных! Эсминец у красных!
– Как – эсминец?! Здесь – на Иртыше?! Здесь – на Ишиме?!
– Эсминец! Эсминец! – твердит лазутчик.
Вновь полетела весть об эсминце от солдата к солдату, от роты к роте. Вновь к самому Колчаку добралась.
– Эсминец?
Задумался Колчак. Неужели северными морями прибыл сюда эсминец?
– Перепроверить! Доложить! – приказал Колчак.
Не успели, однако, белые перепроверить. Отступил поспешно Колчак с Иртыша, с Ишима.
И в третий раз про эсминец Колчак услышал. Пытались удержаться белые на Оби. И вдруг:
– Эсминец! Эсминец!
– Здесь, на Оби, эсминец?!
– Эсминец! Эсминец! – твердят солдаты.
Вот какая история с лошадиным именем получилась.
Сокрушался потом матрос:
– Эх, если б знал… Эх, если б знал, назвал бы коня «Дредноут».