Страница 29 из 36
«Дорогой товарищ! По состоянию болезни т. Троцкого врачи посылают в Сухум. Это стало широко известно даже за границей, а потому я опасаюсь, чтобы со стороны белогвардейцев не было попыток покушения. Моя просьба к Вам иметь это в виду. Т. Троцкий не будет по состоянию здоровья в общем выезжать из дачи, и потому главная задача не допускать туда посторонних, неизвестных. Прошу Вас по вопросу об охране сговориться и согласовать мероприятия с т. Каузовым. Сердечный Вам и абхазцам коммунистический привет. Ваш Ф. Дзержинский» (57).
Когда умер Ленин, Сталин хитроумно устроил все так, чтобы было как можно меньше прений о переходе власти и чтобы его собственный авторитет не был подорван. Он успокоил левых наследников, Зиновьева и Каменева, создав вместе с ними недолговечную тройку. Либеральных правых он умиротворил назначением Рыкова председателем Совнаркома. Как генеральный секретарь, Сталин держал фактически все бразды правления в руках, и, продвинув Дзержинского на должность председателя Высшего совета народного хозяйства, он распространил свою власть и вне партии. Чекисты тем временем зондировали общественное мнение в стране после смерти Ленина, и Дзержинский смог уверить Сталина, что советский обыватель всего больше боится, как бы воинственный Троцкий не взял власть, не восстановил военный коммунизм и не покончил с нэпом. Благодаря нэпу возрождался мелкий бизнес, и частные предприниматели даже получали государственные концессии; на какое-то время укрепилось право крестьян на обрабатываемую ими землю, а коммерсанты и интеллектуалы даже могли путешествовать за границу. Но некоторые творцы нэпа, особенно Сталин, видели в нем только временное отступление от социализма, которое подготовит население и экономику к следующему этапу строительства коммунизма.
Пока Троцкий скучал на Кавказе, Сталин и Дзержинский позаботились обо всем, начиная от бальзамирования тела Ленина до повестки дня политбюро. Троцкого слишком поздно осенило, какими гибельными последствиями чреват его отпуск. Сразу после смерти Ленина Сталин продиктовал телеграмму:
«Ягоде – для немедленной передачи т. Троцкому
Сожалею о технической невозможности для Вас прибыть к похоронам. Нет оснований ждать каких-либо осложнений. При этих условиях необходимости в перерыве лечения не видим. Окончательное решение вопроса разумеется оставляем за Вами.
Во всяком случае просим сообщить телеграфно Ваши соображения о необходимых новых назначениях. Сек. ЦК Сталин 22 янв. 192417.15» (58).
Троцкий оказался лишен слова в политбюро до очередного, тринадцатого, съезда РКП(б), где было запланировано огласить политическое завещание Ленина. Троцкий надеялся, что в этом «Письме к съезду» Ленин объявляет его законным наследником власти, а Сталина – недостойным этого наследия. До съезда Троцкому приходилось ограничиваться скромными просьбами, например телеграммой: «Считаете ли целесообразным мое немедленное возвращение в Москву, физическое состояние делает возможным участие в закрытых заседаниях, но не в публичных выступлениях» (59).
Дзержинский охотно способствовал политическому обезвреживанию Троцкого. Но когда Сталин подавлял других инакомыслящих внутри партии, Дзержинскому это претило. После перенесенного весной 1923 г. удара потерявший способность речи Ленин уже не представлял собой фигуры, которая объединяла бы разные силы в партии. Ленин, в отличие от Сталина, позволял другим высказываться, прежде чем настаивать на собственных взглядах, и не отличался злопамятностью. Но Сталин не давал Дзержинскому покоя, пока ЧК, уничтожившая другие левые партии, не стала принимать меры, противоречащие ленинскому принципу демократического централизма, и не заглушила все голоса в политбюро, кроме сталинского.
У Дзержинского и ЧК были, конечно, столь же веские, что и у Сталина, причины не терпеть несогласия. ЧК нуждалась в новых заданиях, когда наступил мир, – иначе был риск, что ее разгонят. К осени 1919 г. белые армии окончательно отступили из Центральной России. Хотя кровопролитная война продолжалась еще два года, существование государства уже не подлежало сомнению. Кое-кто задавался вопросом, нужна ли еще ЧК. Дзержинский искал новой сферы полномочий, и 1 мая 1920 г. он добился новых прав для ЧК в мирное время:
Закон дает ЧК возможность административным порядком изолировать тех нарушителей трудового порядка, паразитов и лиц, подозрительных по контрреволюции, в отношении коих данных для судебного наказания недостаточно и где всякий суд, даже самый суровый, их всегда или в большей части оправдает (60).
В марте 1921 г. Зиновьев, возмущенный строптивостью питерских рабочих, просил Дзержинского разослать группы чекистов по всем отраслям профсоюзов, тем самым обессиливая профсоюзы, которые для Троцкого были основой рабочей власти.
Главным товаром у ЧК, когда она имела дело со Сталиным, были сведения. В 1918 г. ЧК интересовало, кто ты, а не что ты думаешь. Теперь контроль над мыслью и речью давал единственную надежду на расширение полномочий и на предотвращение роспуска ЧК. После того как было восстановлено какое-то подобие почтовой службы, ЧК завербовала достаточно перлюстраторов, чтобы перехватывать и читать все письма граждан. Сведения об общественных настроениях (начиная от разговоров в очередях), о недовольных интеллигентах, о ропщущих крестьянах собирались сексотами, чтобы каждую неделю предъявить доклад Сталину и партии. Но настоящие контрреволюционеры уже повывелись, а обыватель слишком устал, оголодал и отчаялся, чтобы сопротивляться. Хотя рабочие в 1922 г. опять голодали из-за гиперинфляции, столь же страшной, что и в веймарской Германии, – и власти удерживали из их зарплаты деньги на фиктивные зерновые или золотые облигации, – любая местная ЧК могла справиться с протестами.
Сталин нуждался в ЧК, но в ЧК с новым этосом, которая могла бы преследовать его противников. С точки зрения Сталина, единственным недостатком Дзержинского являлась его щепетильность. Дзержинский не любил фабриковать улики или показания; еще меньше он был готов преследовать членов партии, даже когда Сталин указывал, что фракции угрожали партии расколом и что поэтому любые разногласия являются контрреволюционными. Почему энергию Дзержинского перенаправили с ЧК на железные дороги, а потом на восстановление промышленности вообще? Потому что Сталину потребовались услуги более ловких и находчивых и менее принципиальных заместителей Дзержинского в ЧК и (с 1922 г.) Государственном политическом управлении (ГПУ) – Вячеслава Менжинского и Генриха Ягоды.
От ЧК к ГПУ
Чекистов-взяточников, если их ловили, Дзержинский расстреливал; у чекистов, изменивших женам, он удерживал алименты из зарплаты. Но те чекисты, которые расстреливали невиновных или выбивали из арестованных признания, не слышали от него даже мягкого упрека. Решение уральских партийцев и чекистов в июле 1918 г. расстрелять Николая II с семьей не было согласовано с московской ЧК, но убийство было одобрено впоследствии. После гибели царской семьи Горький умолял Ленина (тот будто бы соглашался) покончить с расстрелами. Несмотря на решение Ленина, Петерс приказал ЧК расстрелять великих князей, заключенных в Петрограде, включая безобидного Николая Михайловича, известного историка. Великих князей избили – некоторых пришлось вынести на расстрел на носилках, – раздели догола и расстреляли. Петерса никто ни в чем не упрекал.
Только в случаях массовой фабрикации дел Дзержинский иногда вмешивался. В июне 1921 г. в Себеже, на латвийской границе, один чекист, некий Павлович, выдумал заговор под названием «Вихрь» и арестовал сотню людей на расстрел. Василий Ульрих, который станет главным прокурором в 1930-х гг. и будет помогать Сталину посылать на смерть тысячи людей, вместе с Аграновым, советником Дзержинского по вопросам интеллигенции, пошли на поводу у комбинатора. Только к концу года Дзержинский убедился в фальсификации и расстрелял самого Павловича. Но такие расследования были исключением из правила, и целая серия фиктивных заговоров, выдуманных ЧК, стоила жизни бесчисленным интеллигентам.