Дублин

– Почему? – Дойл пожал плечами. – В Дублине говорят, что О’Доннелл строил заговор с испанским королем, как Тирон прежде, и узнал, что до правительства дошел слух об этом. Так что сбежал, пока можно было.

– Но Тирон? У него же все было в порядке. Ему оставили свободные земли на его собственных территориях У него не было причин бежать.

– Я бы согласился. Но он смотрит по-другому. Английские чиновники начали суету вокруг Ульстера. И никто не поверит, что граф Тиронский никак не связан с О’Доннеллом и королем Испании. – Дойл вздохнул. – Кроме того, ирландские принцы не рождены для таких вот времен. Они ведь никогда не станут слугами короля.

– Ну, быть графом Тиронским едва ли значит быть слугой.

– Но для него это так. Ирландцы – свободные люди, Мартин. У них есть кланы, древние племена, семейные владения, но их дух свободен. А принцы отвечают только перед собой. Тирон никогда не станет выполнять приказы какого-нибудь надутого английского чиновника, у которого за спиной нет ничего, кроме его временной должности, и к которому Тирон в любом случае отнесется как к еретику. Это не в его натуре.

– И потому он бежал.

– Улетел, как птица. Как орел, я бы сказал.

– И что он будет делать?

– Блуждать по Европе. Найдет какого-нибудь католического принца, которому сможет служить, не теряя честного имени и религии. Будет командовать армией. Помни, он знаком со всеми католическими королями и с их армиями. Для него это будет честью.

– Да, верно. – Уолш задумчиво кивнул. – Поешь с нами, выпьешь со мной вечером?

Дойл улыбнулся:

– Я так и собирался.

Тем вечером они рано поужинали в просторном зале дома, и Орландо имел возможность понаблюдать за обоими мужчинами, пока те разговаривали: его отец был спокойным, с уверенными манерами, а Дойл, смуглый и немного ниже ростом, выглядел более напряженным. За ужином они, само собой, говорили о политических последствиях бегства Тирона и о том, что вообще все это означает.

– Без сомнения, правительство конфискует земли графа, – заметил Уолш. – Найдут какой-нибудь законный предлог.

– Подозреваю, кончится тем, что там создадут колонию. Все, кому нужна недорогая земля, наверняка сегодня радуются, – сказал Дойл.

Но похоже, его самого это не слишком радовало.

Когда ужин закончился, мужчины остались сидеть за столом, неторопливо попивая вино. Орландо понимал, что он здесь совсем не нужен, но остался в зале, тихонько устроившись у большого открытого очага, а мужчины, казалось, забыли о его присутствии. И пусть они говорили мало или же он не понимал того, что они говорят, Орландо просто в такой важный момент хотел остаться в обществе отца и его кузена. Мальчик внимательно наблюдал за обоими. Несмотря на юный возраст, Орландо ощущал их настроение и пропитывался им, и это стало частью его души на всю оставшуюся жизнь.

Да, это было очевидно: в тот вечер оба мужчины были полны грусти и чувства потери. Дойл, потомок викингов и многочисленных поколений дублинских торговцев, формальный протестант – или принадлежащий к Ирландской церкви, – и Уолш, его двоюродный брат, джентльмен-католик, чья семья служила опорой старым английским сквайрам в Ирландии уже почти пятьсот лет. Двое мужчин в самом сердце английского Пейла, но и двое ирландцев при этом, а потому для них обоих отъезд графов Тиронского и Тирконеля стал личным ударом. Они оба эмоционально ощущали себя куда ближе к ирландским принцам, чем к любому из англичан, присланных из Лондона.

– Бегство графов, – протяжно произнес Дойл, – означает конец эпохи.

– Пусть Бог дарует им лучшую судьбу. – Уолш поднял бокал с вином.

– За это я выпью, – кивнул Дойл.

И юный Орландо, молча наблюдавший, понял, что каким-то непонятным образом мир, в котором он жил, изменился навсегда.

На следующее утро, после отъезда Дойла, отец позвал Орландо.

– Ты идешь со мной, – сказал он, а когда Орландо спросил, куда именно, ответил: – В Портмарнок.

Маленькая прибрежная деревушка Портмарнок лежала у дороги, шедшей через пески и дюны на юг, и частично проходила по краю древней Долины Птичьих Стай. Орландо предположил, что нужно оседлать пони, однако отец сказал ему:

– Нет, мы пойдем пешком.

Дул легкий ветер. По небу скользили облака, и небо становилось то серым, то голубым. Орландо с довольным видом шагал рядом с отцом, время от времени обмениваясь с ним несколькими словами; они шли на восток, к Портмарноку. Дойдя до края своей земли, они миновали маленькую заброшенную часовню, в которой Орландо ожидал Патрика Смита.

– Просто стыд, что наше собственное правительство запрещает нам ее использовать, – заметил Уолш.

Они шли дальше, и теперь вокруг видны были свидетельства средневекового заселения этих мест старыми англичанами: поля пшеницы и овса; высокие темные живые изгороди; каменные стены; тут и там стояли каменные церкви или небольшие укрепленные дома. Но вскоре они добрались до менее ухоженных территорий, где пасся скот. Открытая пустошь мягко уходила вниз, к морю, и это напоминало о тех давних временах, когда предок Дойла, Харольд Викинг, и другие вроде него создали свои фермы в долине Фингала.

Однако цель отца и сына, до которой они добрались меньше чем за час, была старше всего этого. Она стояла в одиночестве, в стороне даже от рыбацких хижин.

– Твой брат не одобряет это место, – с легкой гримасой заметил Уолш. – И не одобрил бы то, что я сюда иду.

Орландо впервые услышал от отца некий намек на трения между ним и Лоуренсом.

– Но я все равно прихожу сюда время от времени.

Посмотреть здесь было, в общем-то, не на что. Частенько, направляясь к берегу, Орландо проходил мимо этого места, правда оставаясь примерно в четверти мили от него. Просто какой-то старый колодец, окруженный невысокой каменной стенкой. В свое время над ним построили коническую крышу, но она давно развалилась, поскольку за ней никто не присматривал. Колодец был довольно глубоким, но, наклонившись через его край, Орландо рассмотрел слабый мягкий блеск воды далеко внизу. Колодец возле их дома был почти таким же глубоким, но никогда не казался Орландо особо интересным, а вот этот колодец был совсем другим. Орландо не знал почему. Возможно, потому, что он находился в относительно уединенном и пустом месте, однако в его воде было что-то странное и загадочное. Но что? Может, это был мерцающий вход в другой мир?

– Это колодец Святого Марнока, – тихо произнес отец рядом с Орландо. – Твой брат Лоуренс утверждает, что когда-то он был языческим местом. До прихода святого Патрика, это точно. Лоуренс говорит, что такие вещи – всего лишь суеверия, недостойные веры. – Уолш вздохнул. – Может, он и прав. Но мне нравятся древние времена, Орландо. Я прихожу сюда как простой крестьянин, чтобы помолиться святому Марноку, когда у меня неприятности.

Святой Марнок. Один из десятков местных святых, почти забытых всеми, кроме здешних жителей, хотя иногда у них имелся свой день и источник или священное место, где их можно было вспомнить.

– Мне тоже нравятся давние времена, – сказал Орландо.

Он и вправду так чувствовал, тем более что это сближало его с отцом.

– Тогда ты можешь помолиться за свою сестру и попросить святого наставить ее на ум.

Подойдя к колодцу, Уолш опустился на колени и какое-то время молча молился. Орландо, также вставший на колени, ждал, пока не встанет отец, но как только Уолш поднялся, Орландо подошел к нему поближе, и, к удивлению мальчика, отец обнял его за плечи:

– Орландо, можешь мне пообещать кое-что?

– Да, отец.

– Обещай, что однажды ты женишься и обзаведешься детьми, что подаришь мне внуков.

– Да, отец. Обещаю. Если такова будет Божья воля.

– Будем надеяться на это, сын мой. – Он немного помолчал. – Поклянись мне здесь, у этого колодца, перед святым Марноком.

– Клянусь, отец. Перед святым Марноком.

– Хорошо. – Уолш кивнул самому себе, а потом, посмотрев на сына, улыбнулся. – Это хорошо, что ты поклялся. И мне бы хотелось, чтобы ты навсегда запомнил этот день, когда твой отец привел тебя к священному источнику Святого Марнока. Запомнишь этот день, Орландо?