Голоса Памано

Ориол пропустил вперед троих мужчин в форме, которые быстро зашагали рядом со своим шефом. Они шли по узкой промерзшей улочке, но, несмотря на холод, Ким из дома Нарсис поспешил выскочить к дверям, с радостью в глазах наблюдая за процессией и едва сдерживая желание постучать в дом Бирулес и сказать Фелиу наконец-то хоть кто-то здесь наведет порядок. Вместо этого он ограничился тем, что весьма учтиво поприветствовал нового учителя, однако ответа не получил, поскольку Ориол был явно чем-то удручен. Валенти подошел к дому Вентура и нетерпеливо постучал в оконное стекло. А потом случилось то, что случилось, и Ориол наблюдал все происходящее, стоя у порога входной двери: где этот сукин сын твой отец, оставьте мальчика в покое, он ничего не знает, и пронзительный взгляд матери, буквально пробуравивший его глаза, когда она спросила так вы знаете, где находится Франция? Пусть учитель вам объяснит, и тут удар Валенти свалил ее с ног. Больше Ориол ничего не видел, потому что выскочил на улицу. А когда вернулся домой, бледный, с темными кругами под глазами, Роза, бледная, с темными кругами под глазами, заходящаяся в приступах кашля, даже не спросила его, что произошло, и он тоже ничего не сказал, только сел на стул и устремил взгляд в пустоту, и в этот момент она начала испытывать презрение к своему мужу. Потом, так и не поужинав и не произнеся ни слова, Роза пошла спать, как, по всей видимости, сделали в то же самое время и обитатели дома Вентуры. Ориолу пришлось снимать с огня кастрюлю с овощами. И тут постучали в дверь, и на какое-то мгновение Ориол представил себе, что это Элизенда Вилабру, которая решила сказать ему, что все было неправдой. Но нет. Это был фалангист с тонкими усиками.

Младшего Вентуру звали Жоан Эспландиу Карманиу, ему было четырнадцать лет, и от страха глаза у него вылезали из орбит. Его заставили сесть на стул, не привязав к спинке и не стянув руки, и Валенти с любезной улыбкой дал ему стакан воды, которую парень жадно выпил; потом он протянул ему папиросу, но мальчик отказался, и Валенти сказал да ладно, малец, ведь наверняка тайком покуриваешь, и Вентурета ответил да, сеньор, иногда, но потом меня немного тошнит, и Валенти сказал как хочешь и убрал папиросу. Ну а теперь, когда мы подружились, ты можешь сказать все, что знаешь об отце, и мальчик: но я ничего не знаю, мама правду сказала.

– Ну ладно, начнем сначала. Твой отец во Франции?

– Думаю, да.

– А где именно?

– Не знаю. Ведь мама с папой разошлись, она ничего о нем не знает и знать не хочет.

– А как же люди видели, что на рассвете он заходил во двор?

– Но мы даже не знаем, жив ли он, сеньор!

– Зато я знаю. Он жив, и теперь он убийца. И я желаю знать, когда он тайком приходит домой, чтобы повидать вас.

– Но я же сказал, что… – Мальчик не осмеливался поднять глаза на Валенти. – Когда они разошлись, он ушел с республиканской армией, и больше мы о нем ничего не слышали, сеньор.

– Не называй меня «сеньор», называй меня «товарищ».

– Да, товарищ.

– Как часто он к вам приходит?

– Он не приходит, товарищ. Клянусь.

– Не клянись понапрасну.

– Но я клянусь, это чистая правда.

– Учитель здесь, – просунул голову в дверь один из людей в форме, тот, у которого были тонкие усики.

– Пусть войдет.

Ориола провели в кабинет алькальда, и он посмотрел мальчику в глаза. Тот презрительно отвел взгляд и уставился в стену под портретом Франко в победоносной военной форме

– Что вы с ним сделали?

– Мы его пальцем не тронули. – Алькальд схватил Ориола за руку и вывел из кабинета, говоря так, чтобы услышал мальчик, что если отец парня не сдастся, то очень жаль, но придется тронуть его не только пальцем. Потом, уже в полумраке коридора, перед дверью кабинета, крепко держа Ориола за предплечье, Валенти, вкрадчиво, но при этом гневно сверкая глазами, произнес своим утробным голосом почти на ухо учителю чтобы это было в последний раз, не смей обсуждать мои действия на людях.

– Но я только спросил…

– Здесь распоряжаюсь я.

– Но это мальчик. Он же совсем ребенок.

– Ты должен составить протокол допроса.

– Я?

– Баланзо с компанией и за несколько дней не справятся.

– Но что это такое? Суд? Почему бы тогда не поставить в известность власти Сорта?

– Если тебе придет в голову еще что-то подобное, – прошипел алькальд, выходя из себя, – я с тебя шкуру живьем сдеру.

Он все еще сжимал Ориолу предплечье и был явно вне себя от ярости. Потом немного успокоился и ткнул указательным пальцем себе в грудь:

– Я отвечаю за общественный порядок в муниципальном округе. И хочу, чтобы ты вел протокол, потому что дела надо делать как полагается.

– Но мальчик не мог совершить никакого преступления.

– Разве я тебе даю указания, как надо обучать таблице умножения? Если ее все еще проходят в школе…

Когда Валенти возобновил допрос, Ориол Фонтельес, учитель, превратившийся в секретаря суда, сидел с карандашом и бумагой в углу и старался не смотреть на мальчика. Валенти уселся напротив Вентуреты и по-дружески похлопал его по плечу, говоря так на чем мы остановились, ах да, ты собирался сообщить мне о местопребывании твоего отца. Так где он?

– Да я же не знаю, товарищ.

– Не называй меня товарищем! Ты этого не заслужил.

– Я не знаю, где он, сеньор.

– Отлично. Подождем. – Он пододвинулся поближе к мальчику, глядя на него в упор. – Твой отец трус и поэтому не осмелится явиться ко мне, а значит, у нас не останется иного выхода, как убить тебя. Жаль.

Ориол резко поднял голову. И неожиданно наткнулся на устремленный на него ледяной взгляд Валенти, словно тот сказал это лишь для того, чтобы заставить учителя прореагировать.

– Но ведь отцу неизвестно, что я… – пролепетал Вентурета.

– Еще как известно. Не знаю уж, как это получается, но новости разлетаются словно по воздуху. – Он взял табакерку и принялся сворачивать папиросу. – И если он не идет, то только из-за своей трусости.

Он замер с наполовину скрученной папиросой в руках и ткнул пальцем в мальчика:

– Тебе знакомо имя Элиот?

– Нет.

Ориол опустил голову и продолжил вести протокол. Неожиданно он услышал дрожащий голос ребенка:

– Можно мне закурить, сеньор?

– Нет. Раньше надо было соглашаться. – Алькальд пристально взглянул на мальчика, и тот застыл, не осмеливаясь пошевелиться. – Мы с тобой больше не друзья. У меня нет другого выхода, как причинить тебе боль, чтобы ты рассказал все, что знаешь.

Жоан Эспландиу из дома Вентура, Вентурета, издал первый за эту ночь стон, ибо больше не в силах был сдерживать переполнявший его страх.

– Нечего нюни тут распускать, – сказал Валенти, зажигая папиросу. И, выплюнув крошку табака, добавил: – Во всем виноват твой ублюдок-папаша.

Мальчик горестно всхлипнул, и Валенти взглянул на него с презрением:

– Я видел, как умирают мальчишки еще меньше тебя с оружием в руках и с радостью в сердце. – И, придвинувшись вплотную к ребенку, добавил тихим голосом: – А ты распускаешь нюни, как девчонка… – Он выпустил дым парню в лицо и почти шепотом спросил: – Так где твой отец?

– Сеньор учитель… – пробормотал мальчик. – Скажите ему, что я…

– Сеньор учитель здесь всего лишь секретарь. И ты не имеешь права говорить с ним.

Он встал, подошел к Ориолу, который что-то печатал на машинке, и жестом велел ему показать протокольные записи. Просмотрел их по диагонали под пристальным взглядом Вентуреты, который, казалось, надеялся, что записи на этой грубой серой бумаге повлекут за собой его помилование: это была ошибка, от имени самого каудильо приносим наши извинения. Вдруг алькальд сделал недовольное лицо. Потом задумчиво постучал пальцем по тому месту, которое вызвало у него недовольство. Закончив чтение, он положил бумаги перед пишущей машинкой:

– Неверно. Пиши.

Заложив руки за спину, он начал прохаживаться из угла в угол, диктуя: получив приглашение явиться в мэрию, нижеподписавшийся Жоан Эспландиу из дома Вентура, равно как и его семья, выразили безоговорочное согласие принять его. Ввиду отсутствия специального помещения для проведения собеседования он был принят в моем кабинете, где ему был предложен стакан воды. Поскольку в процессе собеседования не удалось пролить свет на дело, послужившее причиной приглашения в государственный орган, вышеупомянутому предложено провести ночь в здании мэрии, что было им воспринято с пониманием и энтузиазмом. Потом Валенти указал на бумагу и машинку.