Страница 10 из 22
– Ну чего ищщо? – проговорил трущобный житель. – Ты хто вообще?
– Ну чего ищщо? – повторил Уэйн. – Ты хто вообще?
– Я-то никто. – Старик сплюнул в сторону. – А ты грязный чужак. Я не при делах.
– Я-то никто, – повторил Уэйн, доставая из кармана пыльника флягу. – А ты грязный чужак. Я не при делах.
А хороший говор, весьма хороший. Бормочущий, классический и выдержанный, овеянный историей. Закрывая глаза и прислушиваясь, Уэйн подумал о том, что именно так говорили люди много лет назад. Он протянул старику фляжку с виски.
– Травить меня пытаисси? – спросил бедолага. Он не договаривал слова, пропускал половину звуков.
– Травить меня пытаисси? – повторил Уэйн, работая челюстью, будто стараясь прожевать полный рот камней.
В эту смесь, несомненно, затесались кое-какие северные фермерские поля. Он открыл глаза и снова предложил виски старику, который понюхал угощение и сделал осторожный глоточек. Потом глоток побольше. Потом хлебнул как следует.
– Это самое, – проговорил старик. – Ты, сталбыть, идиот? У меня сын – идиот. Настоящий, таким и уродился. Ну, ты все равно парень что надо.
– Ну, ты все равно парень что надо, – повторил Уэйн, вставая.
Протянул руку, снял с головы старика старую полотняную кепку, жестом указывая на фляжку с виски.
– На обмен? – спросил трущобный житель. – Парень, да ты и впрямь идиот!
Уэйн надел кепку:
– Вы не могли бы произнести для меня какое-нибудь слово, которое начинается с «а»?
– А?
– Чудесно, ржавь меня побери! – восхитился Уэйн.
Он спрыгнул с крыльца обратно на улицу и засунул в какую-то щель свой пыльник. К сожалению, там же пришлось спрятать и дуэльные трости. Но деревянные кастеты оставил при себе.
Под пыльником на Уэйне была дикоземная одежда, которая не сильно отличалась от той, что носили жители этих трущоб. Рубашка на пуговицах, брюки с подтяжками. Он на ходу закатал рукава. Вещи были поношенные, с заплатами в нескольких местах. Он бы не обменял их ни за что на свете. Понадобились годы, чтобы заполучить одежду, которая выглядела как надо. Так, словно ее использовали, словно в ней жили.
Не стоит безоговорочно доверять человеку в слишком новом наряде. Честный трудяга не носит новую, чистую одежду.
Вакс и Мараси остановились впереди и беседовали с какими-то пожилыми женщинами с шалями на голове и тюками в руках. Уэйн почти слышал, о чем речь.
«Мы ничего не знаем».
«Он пробежал здесь всего-то несколько секунд назад, – должен был сказать Вакс. – Вы ведь…»
«Мы ничего не знаем. Мы ничего не видели».
Наверняка все так и было. Поэтому Уэйн поплелся туда, где под грязным полотняным навесом четверо мужчин ели помятые фрукты.
– Что за чужаки? – спросил он, присаживаясь рядом и используя говор, который только что позаимствовал у старика.
Его даже не заподозрили. В подобных трущобах столько людей, что знать всех в лицо невозможно, зато легко определить, свой перед тобой или чужой. Уэйн был своим.
– Точно копы, – заявил житель трущоб, чья безволосая и на удивление плоская голова походила на перевернутую миску.
– Они кого-то ищут, – прибавил другой. Ржавь и Разрушитель, а у этого малого лицо было, наоборот, таким заостренным, что можно поле вспахать! – Копы сюда приходят, только если хотят кого-нибудь арестовать. А вообще им плевать на нас, и так будет всегда.
– Окажись оно иначе, – подхватил Мискоголовый, – они бы чего-нить придумали с энтими фабриками и липистрическими станциями, которые сыплют пепел на наши головы. Мы ведь не должны больше жить посреди пепла. Гармония так сказал, да-да.
Уэйн кивнул. Не в бровь, а в глаз. Стены здешних зданий и впрямь были покрыты пеплом. Есть ли людям снаружи до этого дело? Нет. Нет, ведь им-то не приходилось здесь жить. Размышляя, Уэйн не упускал из виду Вакса и Мараси, а также сердитые взгляды, которые эти двое притягивали к себе, – взгляды тех, кто успел с ними разминуться, и тех, кто закрывал окна прямо у них над головой.
«Так не пойдет, – подумал Уэйн. – Надо будет потом поговорить с Ваксом на эту тему».
– Они и впрямь кого-то ищут, – сказал он вслух.
– Не лезь в это дело, – посоветовал Мискоголовый.
– Может, речь о деньжатах… – проворчал Уэйн.
– Ты бы сдал кого-то из наших? – хмуро поинтересовался Мискоголовый. – Я тебя узнал. Ты ведь сын Идипа?
Уэйн отвел взгляд, уклоняясь от ответа.
– Слушай сюда, сынок. – Мискоголовый погрозил пальцем. – Не доверяй копам и не вздумай становиться крысой!
– Я не крыса! – возмутился Уэйн. Он и впрямь таким не был! Но любой человек время от времени нуждается в наличке. – Они пришли за Метким. Я подслушал их разговор. За его голову дают тысячу банкнот.
– Он здесь вырос, – напомнил Плуголицый. – Он свой.
– Он же девочку убил, – возразил Уэйн.
– Вранье, – отрезал Мискоголовый. – Только попробуй пойти и поговорить с копами, сынок. Я тебя предупредил.
– Ладно, ладно, – приподнимаясь, буркнул Уэйн. – Пойду-ка я…
– Сядь! – рявкнул Мискоголовый. – Или я тебя чем-нибудь по башке стукну. Ой, стукну!
Уэйн со вздохом уселся обратно:
– Вы, старички, вечно о наших делах трындите, а сами не знаете, каково сейчас работать на фабрике…
– Мы знаем больше, чем вы думаете, – парировал Мискоголовый, протягивая Уэйну помятое яблоко. – Съешь это, не лезь в неприятности и держись там, где я могу тебя видеть.
Ворча что-то себе под нос, Уэйн начал грызть яблоко, которое оказалось не таким уж плохим. Уэйн угостился еще парочкой.
Долго ждать не пришлось. Поедатели фруктов вскоре разошлись, оставив корзину огрызков. На прощание они обменялись дружелюбными насмешками, и каждый из четверки заявил, что у него важные дела.
Сунув по яблоку в каждый карман, Уэйн поднялся и потрусил следом за Мискоголовым. Без особого труда пристроился у него в хвосте, время от времени кивая всем встречным, которые кивали в ответ, будто бы узнавая. Все из-за шляпы. Надень чужую шляпу, окружи себя чужими мыслями – и вот уже ты не ты.
Мимо прошел мужчина в одежде докера, ссутулившись и насвистывая печальную мелодию. Уэйн ее запомнил. Тяжела жизнь у тех, кто работает в доках. Каждый день приходится мотаться туда-сюда по каналу на лодках, а то и ночевать под открытым небом прямо на берегу залива, где шансы наткнуться на нож или позавтракать примерно равны.
Уэйн знал об этом не понаслышке – успел хлебнуть в юности. У него и шрамы имелись в доказательство, да-да. Однако с возрастом мужчине хочется чего-то большего, чем драки на каждом углу и женщины, которые на следующее утро не могут вспомнить твое имя.
Мискоголовый нырнул в переулок. М-да, здешние улицы, ржавь их побери, все, как одна, похожи на переулки. Мискоголовый вошел в переулок посреди другого переулка. Уэйн приблизился к узенькому проему между домами и зажег темпо-сплав. Алломантия – полезная штука, тут уж не поспоришь. Загоревшийся металл создал вокруг него милый маленький пузырь ускоренного времени. Не покидая пузыря, Уэйн повернул за угол; пузырь не двигался вместе с Уэйном, но внутри его можно было перемещаться.
Ага. Вот и он, Мискоголовый, собственной персоной – за кучей мусора на самой границе пузыря. Спрятался и следит, не идет ли кто следом. Сделай Уэйн временной пузырь хоть чуточку больше, туда угодил бы и трущобный житель.
«Какая небрежность», – мысленно обругал себя Уэйн.
В доках подобная ошибка могла стоить жизни. Он вытащил из кучи мусора драное одеяло, вернулся за угол и сбросил пузырь.
Внутри пузыря Уэйн двигался так быстро, что Мискоголовый в лучшем случае мог разглядеть расплывчатое пятно – или вообще ничего. Уэйн не сомневался, что его не заметили. А иначе он бы съел свою шляпу. Ну, по крайней мере, одну из шляп Вакса.
Присмотрев подходящее крыльцо, Уэйн уселся, натянул на лицо кепку, привалился поудобнее к стене и накрылся одеялом. Просто еще один бездомный пьяница…
Мискоголовый был осторожен. Прежде чем выбраться наружу, он прождал в переулке целых пять минут, огляделся по сторонам и только потом поспешил к дому на другой стороне улицы. Постучался, что-то прошептал – его впустили.