Страница 11 из 20
Баба Нюра налила в блюдце молока и поставила перед котятами:
— Поешьте, родимые. Вам кушать надо… Так вот что я скажу, врать не буду. Есть среди народа и те, которые только спасибо говорят мне. Мол, живите, баба Нюра, долго и кошек наших бездомных кормите, лишь бы войны не было!
Ухо в корзинке зашевелилось, и Баба Нюра заглянула в неё, в корзинку.
— А иные, кто без совести, эту самую войну уже объявили! И кому? Мне да кошкам! И кто? Фуражкин с первого этажа! Пенсионер, а туда же — злой, как ядерный гриб. Говорит, свинячат ваши кошки и орут под окнами! Говорит, если я такая добрая, чтоб забрала всех бездомных кошек и собак к себе в дом и кормила! Иначе передушит! Ага! Щас!
Баба Нюра покосилась на фотографию, где она, моложе лет на десять, в белом костюме борца тхэквондо с чёрным поясом, лихо разбивает два кирпича ребром ладони.
Полканыч издал короткий рык. Он знал эту историю про Фуражкина, который никак не мог угомониться, а, наоборот, вёл себя всё отвратительней и отвратительней.
А началась эта нехорошая история, можно сказать, война ещё зимой.
Баба Нюра подкармливала бездомных кошек и собак давно. Только вот с первым снегом в их доме на первом этаже появился Фуражкин, новый сосед. Новый, да не очень-то добрый. Это ещё мягко сказано — недобрый. Злой, и всё тут.
И что ведь стал вытворять?
Как-то раз вдруг взял и принялся кричать на бабу Нюру прямо на улице, хотя вокруг были люди, но он никого не стеснялся. А люди почему-то молчали и проходили мимо.
Фуражкин кричал:
— Развели вонь! Увижу ещё одного кота у себя под окнами — искалечу! Застрелю!
Баба Нюра тогда ничего не ответила, о чём говорить с больным человеком? На всю голову больным.
Был бы Фуражкин каким-нибудь маленьким, плюгавеньким дядькой, ещё куда ни шло.
Но Фуражкин-то мужчина под два метра ростом, блондин, приятной наружности, можно сказать, богатырь-молодец.
Только одна соседка в очках сказала баба Нюре:
— В голове не укладывается! Связаться с кошками, объявить войну животным и такой хрупкой женщине, как вы, Анна Александровна! Это так унизительно и мелочно.
«Кто это хрупкая женщина?» — хотела возразить баба Нюра, но только махнула рукой.
А дальше — больше. Принялся Фуражкин хулиганить пуще прежнего.
Стал топтать пластиковые тарелочки, из которых баба Нюра кормила кошек, выливал из мисок воду, пинал их ногами.
Мусора, после такого безобразия, было столько, словно перед домом пронеслось стадо бегемотов.
Полкан Полканыч тогда подумал: «Если Фуражкин так поступает, значит, знает, чего добивается. Наверное, не просто так бесчинствует. Злой он, и хочет, чтобы все жили по его злым законам! Но почему же баба Нюра терпит? Ведь она в два счёта может справиться с этим Фуражкиным… Она же чемпионка по корейской борьбе… Впрочем, мудрая она женщина — баба Нюра… Она тоже своё дело знает».
А однажды пришёл полицейский и приструнил Фуражкина. Сказал, что если ещё будет обижать бабу Нюру, то его арестуют. Только Фуражкин через неделю снова за старое взялся. Никого не слушал и орал своё «искалечу-застрелю!»
Мда… Никогда Полкан Полканыч не видел, чтобы мужчина так визжал. Крысу Сеньку на него напустить, что ли? Впрочем, Сеньку сейчас не найти… небось, бороздит на пароходе речные просторы.
Полканыч вздохнул, прогоняя печальные воспоминания, а баба Нюра возмущалась дальше:
— Передушит он вас!
Не знает этот Фуражкин, что сила человека — не в кулаках, а в духе. — Баба Нюра вдруг повеселела. — А я вот возьму и впрямь в деревню вас увезу. От греха подальше! Что скажете на это, ребятки?
Из корзинки показалось второе ухо.
Баба Нюра наклонилась и потрепала по ушам того, кто находился в корзинке:
— Ожил, милок. Ничего… подлечим. Хотя, вы ж, коты, — инопланетяне. По телевизору видела. Так и сказали: все кошки из космоса. Связь у кошек со всей Вселенной. Вас просто так голыми руками не возьмёшь. Сами себя лечите. Ну лечи себя, лечи…
Баба Нюра осторожно погладила того, кто в корзинке:
— Как лапка-то? Вроде перелома нет… Вот ведь тоже. Ироды у тебя хозяева. Выбросить такого котяру породистого. Ты что же, игрушка, что ли, старая? Поигрались — и в окошко? Бессовестный народ!
Тот, кто был в корзинке, жалобно мяукнул, а Баба Нюра улыбнулась.
— Кличут-то тебя как? Небось Баксиком прозвали или каким-нить Кёртисом… А ну его — старое имя! Когда начинаешь новую жизнь, лучше и имя новое брать! А назовём-ка мы тебя просто и по-человечьи… Мурзиком. Как считаешь, Полкан Полканыч? Пойдёт нашему жильцу новому имя Мурзик?
Полканыч медленно поднялся со своего коврика, подошёл к корзинке, обнюхал кота и вильнул хвостом.
— Ну и ладушки, — обрадовалась баба Нюра, налила в бутылочку молока, навинтила на горлышко соску и принялась кормить обалдевшего кота. Видно, из соски он ел впервые в жизни.
— Послушный, — кивнула баба Нюра, покормив Мурзика. — Смотри-ка, всё до капли вылакал. И как такое чудо взять и выкинуть на помойку? Точно, совсем народ сдурел, никакой совести!
В это время в дверь позвонили.
Баба Нюра поспешила в прихожую, Марсик и Ваксик, затеявшие было потасовку на коврике, побежали за ней. Через некоторое время все трое вернулись в комнату, и баба Нюра прочитала вслух телеграмму:
УВАЖАЕМАЯ АННА АЛЕКСАНДРОВНА ОРГАНИЗОВАЛИ НАШЕМ СЕЛЕ БОЛЬШИЕ СОСЕНКИ МЕЖДУНАРОДНЫЙ ТУРНИР ТХЭКВОНДО ПРИГЛАШАЕМ ВАС ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ КАЧЕСТВЕ ГЛАВНОГО СУДЬИ И ПОЧЁТНОГО ГОСТЯ НАЧАЛО ТУРНИРА ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ ПРИЕЗЖАЙТЕ БУДЕМ РАДЫ И ПРИЗНАТЕЛЬНЫ ВАШИ ВЕРНЫЕ УЧЕНИКИ ГРИША МОРКОВКИН МИША БЕГЕМОТОВ
Баба Нюра заволновалась и всплеснула руками:
— Через два дня! Что же они не могли раньше написать? Куда же я вас дену?
В дверь снова позвонили.
Через минуту баба Нюра вернулась со второй телеграммой:
СООБЩИЛИ ТОЛЬКО СЕЙЧАС ЧТОБЫ ВЫ НЕ РАЗДУМЫВАЛИ А ПРИЕХАЛИ СРАЗУ С ГОРЯЧИМ ПРИВЕТОМ ГРИША МОРКОВКИН МИША БЕГЕМОТОВ
— Шалят ребятки! — баба Нюра схватила мобильный телефон и потыкала кнопки. — Куда я звоню-то? У меня ж нет их телефонов!.. Сто лет я их не видела! Позабыли старую, а теперь вспомнили!
Баба Нюра перевела дух и присела на краешек дивана.
— И чего будем делать?
Полканыч вильнул хвостом и направился к двери.
— Да погоди ты! Собраться надо! Что же, так и поеду в тапочках?
Полкан Полканыч лёг, где стоял.
— Да не передумаю я, не волнуйся, — успокоила его баба Нюра. — Рюкзак у меня всегда наготове: одёжка, зубная щётка, компас. Корм кошачий-собачий… Только тапочки положить.
Полканыч привстал.
— Полежи чуток, дело есть, — остановила его баба Нюра.
Она включила компьютер, села за монитор и быстро напечатала несколько предложений. Потом распечатала на принтере, взяла со стола клеящий карандаш, завернула тапочки в пакет, сунула их в рюкзак, надела на Полканыча ошейник с поводком, а на себя ярко-жёлтую бейсболку, посадила кота с котятами в просторную сумку на колёсиках, подхватила вещи, проверила на кухне, выключен ли газ, потом закрыла квартиру на два замка, и вся компания спустилась на лифте вниз.
На улице баба Нюра приклеила на стену дома у входа своё обращение к гражданину Фуражкину и всем остальным людям, которые потеряли совесть. Вот что там было напечатано:
«Человек! Возьми себе бездомного кота или пса. Чёрного или семицветного, на счастье или покоя ради. Во благо, во имя гармонии на нашей планете. Ну а не возьмёшь, так покорми. Ну а не покормишь, так согрей добрым словом. Ведь оно — доброе слово — и кошке приятно, и псу. И даже хорьку, если он бездомный. Будь благороден, человек. Иначе наша Земля превратится в Планетку без Стыда и Совести».