Страница 19 из 47
— Продолжайте.
— Некоторые даже не пытались изобразить ухаживание. Просто забирали ее и отвозили на пляж. Они даже никуда больше ее не водили.
— Но вы водили.
— Водил несколько раз. Я чувствовал себя виноватым. Она была какой-то жалкой… и пугающей в то же время. Она не была дурочкой, но отчаянно хотела верить, что кому-то небезразлична. От этого тебе делается стыдно, так что ты после всего собираешься с ребятами и говоришь о ней гадости.
— За то, что вы сделали.
— Да. Мне до сих пор тяжело думать об этом. Что странно, я и сейчас помню штуки, которые она делала.
Он помолчал, его брови поднялись. Он помотал головой, выдохнул воздух.
— Она действительно была неистовой… ненасытной…, но то, что ее вдохновляло, был не секс.
Это было…не знаю, отвращение к себе или желание доминировать. Мы все зависели от ее милости, потому что так ее хотели. Думаю, нашей местью было то, что мы никогда не давали ей то, чего она хотела — обычного, старомодного уважения.
— А что же было ее местью?
— Не знаю. Создание этого огня. Напоминание нам, что она была единственным источником.
Что мы никогда не пресытимся ею и никогда в жизни не встретим никого похожего.
Она искала одобрения, парня, который был бы добр к ней. Все, что мы делали — это сплетничали за ее спиной, о чем она должна была знать.
— Она к вам привязалась?
— Возможно. Но ненадолго.
— Мне бы помогло, если бы вы сказали, кто еще имел с ней дело.
Он покачал головой. — Я не могу. Я не буду никого выдавать. Я до сих пор дружу с некоторыми из этих ребят.
— Может, я прочту вам некоторые имена из списка?
— Я не могу. Честно. Я не возражаю, чтобы говорить обо мне, но не могу впутывать кого-то еще. Это странные узы, и мы об этом не говорим, но скажу вам вот что — когда упоминают ее имя, мы не говорим ни слова, но все думаем об одном и том же.
— Как насчет ребят, которые не были вашими друзьями?
— Что вы имеете в виду?
— В то время, когда ее убили, она точно с кем-то встречалась и забеременела.
Он опять прочистил горло.
— Ну… Барб может знать. Думаю, я могу у нее спросить.
— Кто такая Барбара?
— Моя жена. Она училась в том же классе.
Я посмотрела на фотографию на столе и с опозданием узнала ее.
— Королева выпускного бала?
— Откуда вы знаете?
— Я видела фотографии в школьном ежегоднике. Вы спросите, не сможет ли она помочь?
— Сомневаюсь, что она что-нибудь знает, но могу спросить.
— Это было бы здорово. Попросите ее мне позвонить. Даже если она ничего не знает, она может порекомендовать кого-то, кто знает.
— Я бы не хотел, чтобы что-то было сказано…
— Понимаю.
Я дала ему свою визитку с записанным на обратной стороне телефоном в мотеле Оушен стрит.
Я покинула его офис настроенная слегка оптимистически и более, чем слегка раздраженная.
В самой идее насчет взрослого мужчины, преследуемого сексуальностью семнадцатилетней девчонки, было что-то, и жалкое и извращенное.
Каким-то образом, взгляд в прошлое, которым он поделился, заставлял меня чувствовать себя вуайеристкой.
11
В два часа я проскользнула по наружной лестнице в мотель и переоделась в одежду для бега.
Я не ела с утра, но чувствовала себя на таком взводе, что есть не хотелось.
После истерии в здании суда я провела несколько часов в близком контакте с другими представителями человеческого рода, и мой уровень энергии поднялся до возбужденного состояния. Я натянула спортивный костюм и туфли для бега и вышла, с ключом от комнаты, привязанным к шнуркам.
День был немного прохладным, с дымкой в воздухе. Море перемешалось с небом на горизонте, и демаркационной линии между ними не было видно.
Времена года в Южной Калифорнии иногда слишком неуловимы, чтобы их распознать, что, говорят, смущает уроженцев среднего запада или востока.
Хотя, правда в том, что каждый день является временем года сам по себе. Море переменчиво. Воздух трансформируется. Ландшафт отмечает тонкие изменения цвета, как постепенно насыщенный зеленый цвет зимы отбеливается до соломенных оттенков летней травы, которая так быстро выгорает. Деревья взрываются цветом, огненно-красным и пламенно-золотым, которые могут соперничать с цветами осени где угодно. И опустевшие ветки, оставшиеся после всего, такие же голые и черные, как на зимних деревьях на востоке, не спешат возродиться, не спешат цвести вновь.
Я бежала по пешеходной дорожке вдоль пляжа. Там были немногочисленные туристы.
Двое ребятишек лет восьми убегали от волн, с криками, пронзительными, как у птиц, летавших над головами. Прилив почти закончился, и широкая сверкающая полоса отделяла пенящийся прибой от мокрого песка. Двенадцатилетний мальчик ловко прокатился на доске по кромке воды.
Впереди была видна зигзагообразная береговая линия, обведенная асфальтом, там, где дорога повторяла контур берега. В конце дороги находился порт, место для заправки катеров и лодок и место для спуска на воду, которое обслуживало местные лодки.
Я добежала до конца дорожки и повернула влево, по тропинке, которая перекрывала топкое место. Наверху холма, справа от меня, находился большой отель, с аккуратно подстриженными кустами и наманикюренными газонами. Широкий канал морской воды огибал поле для гольфа. Расстояние оказалось обманчивым, и мне потребовалось тридцать минут, чтобы добежать до тупика в конце дороги, где стояли лодки. Я перешла на шаг, переводя дыхание. Моя рубашка была мокрой, и я чувствовала, как пот стекает по лицу.
Я бывала в жизни в лучшей форме, и мне не доставляла удовольствия перспектива наверстывать то, что я потеряла. Я развернулась, с интересом наблюдая, как трое мужчин опускали катер на воду с помощью крана.
Под рифленым металлическим навесом я нашла кран и сунула под него голову, жадно поглощая воду. Когда я двинулась обратно, ускорив шаг, мои мышцы запротестовали.
Было уже почти четыре, когда я снова оказалась на главной улице Флорал Бич. Февральское солнце отбрасывало глубокие тени вдоль склона холма.
Я приняла душ и оделась, натянув джинсы, теннисые туфли и чистый свитер, готовая ко встрече с миром.
Телефонный справочник Флорал Бич был размером с книжку комиксов, с крупной печатью, скудный на желтых страницах, небогатый рекламными объявлениями. Во Флорал Бич было нечего делать, и все, что там было, все знали и так. Я поискала Шану Тимберлейк и записала ее адрес на Келли, что, по моим подсчетам, было как раз за углом.
По дороге я заглянула в офис мотеля, но все было спокойно.
Я оставила машину и прошла пешком два квартала.
Место, где жила мать Джин, напоминало переделанное автохозяйство 1950-х, перевернутое U узких каркасных коттеджей, с местом для парковки перед каждым.
Рядом, в гараже на четыре машины, располагалась пожарная станция Флорал Бич, выкрашенная в голубой цвет с синей каемкой. Когда я вернусь в Санта-Терезу, она мне покажется Нью-Йорком, по сравнению с этим.
Перед коттеджем номер один стоял зеленый «плимут». Я заглянула в окно с водительской стороны. Ключи были оставлены в зажигании, большая металлическая буква Т свешивалась с кольца и, наверное, значила «Тимберлейк». Доверчивые эти ребята. Угон машин, должно быть, не являлся популярным преступлением во Флорал Бич.
Маленькое переднее крыльцо Шаны Тимберлейк было заставлено банками из-под кофе с растущими в них травами, каждая аккуратно помечена надписью: тимьян, майоран, орегано, укроп и двухгаллонная банка из-под томатного соуса, заполненная петрушкой.
Окна у передней двери были слегка приоткрыты, но занавески задернуты. Я постучала.
Услышала, как изнутри спросили — Да?
Я начала говорить через дверь, адресуя свою речь дверным петлям.
— Миссис Тимберлейк? Меня зовут Кинси Миллоун. Я частный детектив из Санта-Терезы.
Я бы хотела с вами поговорить.
Молчание. Потом — Вы та, что нанял Ройс, чтобы освободить Бэйли?