Страница 10 из 12
Для Дельфины сравнение Вивиан Майер с Пиком было вполне объяснимо. Ведь речь шла о простом бретонском владельце пиццерии, который точно так же, втайне от окружающих, создал великое произведение. И при этом никогда не пытался его опубликовать. Разумеется, это обстоятельство всех сильно заинтриговало. Дельфина засыпала вопросами своего возлюбленного: «Как по-твоему, в какие моменты он писал? О чем думал при этом? Почему так никому и не показал свою книгу?» И Фредерик пытался отвечать ей с точки зрения романиста, стремящегося определить психологию некоего персонажа.
Мадлен рассказала им, что каждое утро Пик уходил в ресторан очень рано. Так, может, пока подходило тесто, он как раз и писал? А когда являлась жена, прятал пишущую машинку. Таким образом, никто не мог заподозрить, чем он занимается. Ведь у каждого человека есть свой тайный, заповедный сад. Для него этим садом было сочинительство. Исходя из этого, продолжал Фредерик, он и не пытался опубликовать роман, у него не было никакого желания посвящать в свои секретные дела посторонних. Зная историю библиотеки отвергнутых рукописей, он прямо туда и отдал свою рукопись. Но Дельфине не давал покоя один вопрос: почему он подписал роман своей фамилией? Ведь его в любое время могли обнаружить на полке и увидеть имя автора. Между этой подпольной жизнью и риском разоблачения была какая-то неувязка. Хотя… возможно, Пик был уверен, что никто не станет раскапывать эти завалы в глубине библиотеки. Это ведь как бутылка с письмом, брошенная в море. Написать книгу и где-то оставить ее… Кто знает, может, в один прекрасный день ее и обнаружат.
Дельфину мучил еще один вопрос: Магали объяснила ей, что авторы обязаны лично приносить свои рукописи. Не странно ли, что человек, так упорно хранивший свою тайну, подчинился этому требованию? Может, он был знаком с Гурвеком, ведь они прожили рядом больше пятидесяти лет. И если да, то какие отношения их связывали? А может, библиотекари обязаны хранить профессиональную тайну подобно врачам, предположил Фредерик. Или же Анри Пик просто буркнул, выложив на стол свой роман: «Жан-Пьер, я надеюсь, ты не проболтаешься, когда придешь ко мне на пиццу…» Конечно, для тайного литературного гения звучит не слишком изысканно, но вполне могло быть и так.
Дельфина и Фредерик с большим удовольствием перебирали всевозможные гипотезы, пытаясь раскрыть романтическую подоплеку этого романа. Внезапно автора «Ванны» посетило озарение:
– А что, если мне описать эту историю – все перипетии нашего открытия?
– Ну конечно, прекрасная мысль!
– Я мог бы назвать ее «Рукопись, найденная в Крозоне».
– Да, это удачная параллель[15].
– Или, например, так: «Библиотека отвергнутых рукописей». Тебе нравится?
– Еще того лучше! – одобрила Дельфина. – И вообще, меня устроит любое название, лишь бы ты опубликовал эту книгу в моем издательстве, а не в «Галлимаре».
Тем вечером хваленый роман был на устах у всех обитателей дома Десперо. Фабьенн находила его очень личным: «Он все-таки кажется автобиографическим, да и действие происходит в наших краях…» Дельфина же старалась не думать об интимной стороне романа. Она очень надеялась, что и Мадлен ничего такого не заподозрит, иначе, не дай бог, вдова запретит его публикацию. Когда-нибудь, позже, у них еще будет время покопаться в жизни Пика и определить, есть ли в книге какие-то личные мотивы. Поразмыслив, молодая издательница решила рассматривать замечание матери как поощрение; если книга нравится, всегда стремишься узнать побольше: что́ в ней подлинно, что́ автор пережил на самом деле? Литература гораздо чаще, чем другие, изобразительные виды искусства, возбуждает в людях нездоровое любопытство – жадный поиск «интима». Леонардо да Винчи, в отличие от Гюстава Флобера с его Эммой, никогда не мог бы сказать: «Джоконда – это я!»
Конечно, сейчас еще рано было предвосхищать события, однако Дельфина уже понимала, что читатели неизбежно будут копаться в личной жизни Анри Пика. От такой книги можно ожидать любых сюрпризов, она это чувствовала, хотя и не могла уверенно прогнозировать ее судьбу. Случается, издателя, убежденного в том, что он нашел будущий бестселлер, постигает полный крах, но бывает и наоборот: книга, от которой ничего особенного не ждали, вызывает настоящий фурор. Сейчас Дельфине предстояло главное – добиться от вдовы Пика согласия на публикацию. Фредерик, смеха ради, величал ее ПИКовой дамой, однако Дельфине было не до веселья, она-то понимала серьезность ситуации. Фредерик пытался ее успокоить:
– Ну с какой стати она будет упираться? Ведь это же так приятно – обнаружить, что ты провела свою жизнь, сама того не подозревая, рядом с эдаким Пицджеральдом…
– Да… конечно… Но ведь это такой шок – вдруг узнать, что твой муж был совсем другим человеком.
Дельфина побаивалась, что ее сообщение потрясет Мадлен. Ведь та утверждала, что ее муж никогда ничего не читал. И все же в каком-то смысле Фредерик был прав: эта новость сулила вдове большие деньги. Да и услышать ей предстояло не о существовании соперницы, а всего лишь о романе[16].
Ближе к полудню Дельфина и Фредерик позвонили в дверь мадам Пик. Она тут же отворила и пригласила их войти. Опасаясь с порога приступать к главному, они немного поболтали о погоде, затем осведомились о состоянии больной подруги Мадлен, которую та вчера навещала. Фредерик, задавший ей этот вопрос, очень неумело притворялся, что это его интересует, и Мадлен подозрительно спросила:
– А что, вас это и вправду заботит?
– …
И в ответ на смущенное молчание сказала:
– Ладно, пойду-ка я приготовлю чай.
Вдова исчезла в кухне, что позволило Дельфине испепелить своего спутника яростным взглядом. С влюбленными иногда случается такое: они вдруг начинают видеть друг друга словно в кривом зеркале. Фредерик стал для Дельфины воплощением социофобии, а сам он смотрел на нее как на выскочку с неумеренными амбициями.
Дельфина торопливым шепотом сделала ему выговор:
– Нашел время изображать заботу о больных! Она любит искренность в отношениях, это же слепому видно!
– Я просто хотел создать атмосферу доверия, вот и все. А ты не притворяйся святой. Я уверен, что ты уже отпечатала договор.
– Я?! И вовсе нет. Он еще у меня в компьютере.
– Ну конечно, я был в этом уверен, я ведь тебя знаю как облупленную. И сколько же ты собираешься предложить ей за авторские права?
– Восемь процентов, – с легким смущением ответила Дельфина.
– А за аудиовизуальные?
– Пятьдесят на пятьдесят – классический вариант. Как думаешь, по этому роману можно снять фильм?
– Да, и притом шикарный. А может, удастся даже сделать американский ремейк. Например, такой: действие происходит где-нибудь в Сан-Франциско, среди пейзажей, окутанных легкой туманной дымкой…
– А вот и карамельный чай! – объявила Мадлен, внезапно войдя в гостиную и прервав взволнованное обсуждение условий договора. Могла ли она вообразить, как далеко зашли в мечтах ее гости, уже возмечтавшие о Джордже Клуни в роли ее покойного мужа?!
Фредерик, которого, как и накануне, раздражало звонкое тиканье часов, спрашивал себя, можно ли ясно соображать при таком звуковом сопровождении. Он тщетно пытался думать в краткие промежутки между секундами, – это было все равно что пробираться между струйками в дождливый день. И решил: пускай говорит Дельфина, у нее лучше язык подвешен.
– Вам знакома библиотека Крозона? – начала девушка.
– Ну еще бы! Я и Гурвека хорошо знала, бывшего библиотекаря. Славный был человек и работу свою обожал. Но почему вы спрашиваете? Хотите, чтобы я взяла там какую-нибудь книжку?
15
Отсылка к незавершенному роману польского аристократа Яна Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе». Первые главы романа были опубликованы отдельно в 1797 г.
16
Некоторые скажут, что это одно и то же. (Примеч. автора.)