Цугол

Коля нащупал в тумане лейтенанта: «Товарищ лейтенант, вы живы?» – «ААА!! Живвв! Коля!» вырвалось у Збруева с ранеными ногами. «Идиии… я… мне… оставь…» – лейтенант явно начинал бредить, болевой шок и агония делали свое. – «Нет, своих не бросаем, товарищ лейтенант!». В этот момент раздался оглушительный взрыв. Взорвали новую партию боезапасов неподалеку от окопа. Коля со Збруевым повалились на землю, контуженные, погрузившись в беспамятство, они потеряли сознание.

Когда Коля пришел в себя, почувствовав под собой лужу крови. «Всё! Труп!» – подумалось ему. Он с трудом встал и увидел истекавшего кровью, стенающего Збруева. «Товарищ лейтенант, вы живой?», спросил Коля, но лейтенант был без сознания, правда, к счастью, дышал, точнее, стонал от боли. С неимоверными усилиями, встав, он поднял Збруева, и потащил его наверх. Потом, изо всех сил, на своих плечах донес лейтенанта до бруствера и упал в изнеможении.

Что им владело тогда? Любой из его сослуживцев бросил бы умирать лейтенанта, особенно после вчерашнего подрыва, но Николай Парамонов измерял по-человечески. Ему явилось все просто. Не было ни погон, ни субординации. Был только умирающий человек и он, такой же измученный, но, слава Богу, живой и невредимый.

Когда-то в детстве мама рассказала ему про папу, который вынес умирающего бомжа из горящего дома; папа хотел спасти еще людей, но погиб под завалом горящих досок. В маленьком сердце тогда забилась искра живительной любви ко всему окружающему. Ему первокласснику было жалко цветов, завядших у первой учительницы в вазе, жалко мимолётной красоты жизни. Потом взрослея, он стал забывать о признаках тогдашнего пробужденья. Сказывалась улица, нищета, бесконечные драки с одноклассниками. Одним словом Колю засасывало с головой выживанчество и заскорузлая надменная свирепость окружающих. Он привык и научился тогда брать и только брать; мечтал своего добиваться сам: девушек, выпивки, и прочих услаждений. Ему казалось, что он нашел себя в этом, в погоне за миражами наслажденчества. К концу школы им полностью овладела тяга к потреблению, пожиранию вкусных, сладостных переживаний от очередных гулянок или разборок во дворе. Соседи сочли, что он уже потерянный человек для общества; что будущего у него быть не может, точнее, может, только он на него не способен, не годен, так сказать.

Вдруг, совершенно внезапно Николая Паромонова забирают в армию. Сначала учебка в Хабаровске полгода, затем боевая часть в Цуголе, что за Байкалом. Как-то раз его избивают до полусмерти, унижают, но он выживает, дышит в условиях армейской действительности. Перед армией, мама находит крещальный крестик Коли и благословляет его им, одевая ему на шею. Однажды, валяясь в полуживом состоянии в каптерке, он нащупывает крестик и еле шевеля губами прочитывает «Спаси и Сохрани». В сердце просыпается давно похороненная забытая жажда жизни. Разряд страданий пускает по проводам его души живительную энергию самоотверженности. «Нет меня больше – только Он живет!» сказал еле дышавший на полу каптерки избитый самолюбец, а очнулся щедрый вселюбец, оживший, новый человек. Только в тот почти последний момент жизни, Николай ощутил, познал и поймал средостенье зарубцевавшейся тоски по Богу – зачаток покаяния.

К вечеру рядовой срочной службы Парамонов Николай дотащил таки на себе умирающего лейтенанта Збруева. В тот день от взрыва того самого, что чуть не погреб заживо их обоих, вовремя укрывшихся в глубине окопа, погиб лейтенант Огнев от своей неуемной энергии сделать все самому, для себя и за счет других.

18.02.2014