Страница 91 из 102
— Понятно, только где?
— В Кошицах. В «Словане». Он зарабатывает, не думай…
— А домой приезжает?
— Случается… Раза два в год.
— И мама там?
— Эта в Усти.
— И как она воспринимает?..
— Что? Отца?
— Нет, вообще?..
— Мы уж привыкли… — перевела она взгляд на официанта.
Я заказал два кофе, как она просила, и посмотрел с надеждой ей в глаза. Хотелось слышать еще что-нибудь об Усти, о том, что делает там мама, куда ходила Ладена в воскресенья, куда она уезжала на каникулы… Но говорить об этом она не стала. Только прибавила:
— Папа вообще-то неплохой, не думай. Я иногда его даже люблю. Когда я была маленькая, он варил мне кашку. И по сей день не понимаю, как человек мог вырасти на кашке!
Мне нравилось, когда Ладена говорит, она сопровождала это выразительными жестами, умела ясно и открыто улыбнуться… Но было уже почти четыре, мы все допили, и двойной кофе тоже, денег больше не оставалось, и я знаком попросил у официанта счет.
Едва он подошел, держа бумажник, как меня охватила странная тоска — разом вспомнился Колман, пари и предстоящие хлопоты о разводе… А тут еще была Ладена и наш вечер после свадьбы.
Официант взглянул на меня весело:
— Все уж оплачено, товарищи! Кроме двойного кофе, разумеется.
Счет за нас оплатил пан Проуза.
Это было не таким обычным делом в моей практике. Из двух моих дядьев — один был хорошо устроен — никто ни разу не дал мне и геллера. Мы с Ладеной переглянулись. Потом единодушно порешили: при первой же возможности нагрянем в бригадный вагончик с ящиком пива и самым большим батоном колбасы, какой отыщется.
Неистраченная сотня грела сквозь карман, и я предался приятным размышлениям о том, где можно еще посидеть часок-другой с Ладеной. Но деньги были не полностью мои, пятьдесят с лишним крон было Ладениных. И я напомнил ей об этом.
— Я возьму только на такси. А что останется, когда-нибудь на меня потратишь.
— Когда-нибудь?! — озадаченно повторил я. — Ты собираешься ехать домой?
— В общежитие, — поправила Ладена. — Это не одно и то же. Домой можешь ехать ты.
О том, что мы проведем вечер вместе, мы заранее не уславливались. Но мне казалось, это разумеется само собой. Сегодня наша свадьба, и следует ее отпраздновать. Планировался сабантуй, и, если Колман сдрейфил, что же теперь: бросить на помойку кольца и не отметить вместе этот вечер? Я взглянул на Ладену. Она была спокойна. Даже улыбнулась, когда я подал ей пальто. Что на нее наехало? Не оскорбил же я ее ничем… Мы вышли через коридор на улицу. Были уж сумерки. Мы обогнули дом и остановились на тротуаре.
— Пока, — сказала Ладена и протянула мне руку.
— Пока, — сказал я, не пытаясь ее удержать.
Она не обернулась.
Всё.
Я побежал за ней, схватил за руку.
— Ты это что, серьезно? — проговорил я, задыхаясь.
Потом повысил голос, словно испугавшись, что останусь один на один с тем, что произошло:
— Наверно, надо все-таки договориться, как быть дальше, или тебе безразлично?..
— Наверно, ты мне все-таки позвонишь?
— Я не о том.
— О чем же?
— Я хочу пойти посидеть с тобой куда-нибудь…
— А я хочу вернуться в общежитие, — сказала Ладена сухо.
— Но можно все-таки договориться… — сказал я снова, хотя и сам не понимал в эту минуту, чего добиваюсь.
— О чем ты хочешь договариваться? — посмотрела она так серьезно и открыто, что я невольно отвел взгляд.
Это был прямой вызов. Вполне нам можно было бы назвать вещи своими именами, но ни она, ни я этого не хотели.
— Поговорить можно обо всем, — дипломатично сказал я, — только спокойно, не на тротуаре. Что, если нам зайти на Вифлемской площади в наш погребок? Нам было хорошо там.
Она молчала. Смотрела куда-то вдаль, поверх меня.
Потом сказала:
— Вон, можем взять такси!
В такси мы забыли на заднем сиденье букет. Я купил новый и поцеловал Ладену в щеку. Она нагнула голову. Я видел от корней ее нежные волосы, по которым столько раз уж проводил рукой. И сделал это снова. Но безрезультатно. Если девчонка заберет себе что-то в голову, надо или уж признать ее правоту, или уйти. Ни того, ни другого я не сделал. Уйти еще, пожалуй, было бы возможно, будь я железно убежден, что между ней и Рихардом ничего нет. Последнее мучило меня больше всего. Больше предстоящего развода. Но речь об этом я завел не сразу. Сначала поговорили о разной ерунде, причем болтал главным образом я, а не Ладена, поскольку я старался отогнать от себя мысль о ее отношениях с Рихардом. И старался изо всех сил, но голова моя после второй рюмки красного плохо мне повиновалась. Чтоб разрядить неловкость, я, например, сказал:
— Так тебе в общежитии не нравится? Там ведь у вас, наверное, ужасно весело?
— Наверное, — ответила она и снова посмотрела тем открытым взглядом, каким смотрела час назад на тротуаре.
— Постой, — сказал я, чтобы сразу исключить все подозрения на этот счет, — мне интересно: как вы с Вишней организовали свою жизнь в совместном блоке?
— Сказать, чтобы особенно удобно, не могу… Но обжились. Теперь привыкли, а в начале…
— Что в начале? — спросил я с любопытством.
— На первом курсе мне по вечерам часто бывало грустно. Особенно недоставало мамы. Знакомых в Праге не было, не знала, куда и пойти…
Ладена говорила искренне, и я немедленно это использовал.
— А после? — спросил я.
— Что ты имеешь в виду?
Она подняла голову, а рюмку, которую поднесла к губам, поставила на стол.
— После ты уж, наверно, знала, куда пойти и как употребить свободное время? Я имею в виду после того, как повстречала Рихарда.
Я выпалил это одним духом, наверно, потому, что где-то в подсознании не оставлял ни на минуту мыслей о Ладенином прошлом и был готов вести с ней разговор о Рихарде до ночи. Не то чтобы я ревновал. Не в этом дело. Ладена дразнила меня своим молчанием, ничего толком о себе не рассказала и была не такой, как это на первый взгляд могло казаться. Другому парню было бы не важно, откуда девочка и как она вела себя до знакомства — особенно если она была бы так непостижима, как Ладена. Другому, но не мне. А стало и совсем муторно, когда на мой вопрос она спокойно подняла глаза и вместо долгих объяснений сказала:
— Ты что же думаешь, я с первого курса только и ждала, пока мне встретится Алеш Соботка?
— Да, — отвечал я уязвленно, — этого мне хотелось.
И, уже войдя в раж, напустился на нее:
— Зачем ты его позвала сегодня, интересно знать! Или мне это не положено?..
— Да ты никак ревнуешь, миленький?..
Ладена пригубила из рюмки, и было видно, что беседа начинает ее забавлять.
Я на минуту смолк. Сделал равнодушное лицо, словно меня не так уж это трогает, но был далек от равнодушия.
— Нельзя поинтересоваться?.. — сказал я. — А что в моих словах такого?.. Чем он вообще-то занимается?
— Зубоврачебной практикой.
— И где вы познакомились?
— В зубоврачебном кабинете, понятно.
— И он, понятно, пригласил тебя в кафе?..
— И долго ты еще намерен говорить об этом, Алеш?
— Недолго! — зло ответил я. — Но зачеркивать эту тему не будем!
Мы замолчали. В погреб ввалилась компания: четыре девушки и парень. Уселись за соседний столик и подняли галдеж.
Что оставалось делать? Ладена была своенравна, и от ее упрямства я немного поскучнел.
— Мы можем взять еще четыре раза по сто… — сказал я, прерывая молчание, но Ладена, устав от моей кислой мины, стала в чем-то меня разубеждать и чем больше говорила, тем больше обнажала мои слабины.
Потом спросила:
— А у тебя что, не было ни одной девчонки, Алеш? Да у тебя их, может, еще шесть! Может, ты — Генрих Восьмой? Может, ты их убиваешь одну за другой, как…
— Сейчас не об этом речь! — оборвал я.
— Тогда о чем же?
— Я своей девушкой ни с кем до сих пор не делился. И делиться не намерен! Пора бы тебе это знать!
— Не сумасшествуй! — пискнула Ладена — но уже тогда, когда я, обхватив ее за талию, рванул к себе и между поцелуями зашептал: