Страница 81 из 97
Я, помню, отлетел из-за резкого поворота к бортовым леерам ограждения Арабеллы. И упал, снова на палубу. И на коленях, хватаясь за все на палубе яхты руками. И цепляясь за все судорожно мокрыми от холодной штормовой воды пальцами, разбрызгивая текущую с простреленного бедра ноги кровь, быстро подлетел к моей красавице Джейн. Я схватил, снова мою любимую Джейн правой рукой за ее гибкую как у русалки талию. И прижал к себе ее спиной. Отползая на заднице от ныряющего в волну носа нашей яхты. Я прижал Джейн спиной к своей груди. И, буквально лежа, отползал от носа, таща Джейн волоком за собой. Она практически не двигалась, лежа на палубе. Лишь, иногда отталкивалась, тоже ногами, босыми черненькими загоревшими с маленьким красивыми пальчиками ступнями и молчала. Она не произнесла, тогда ни звука. Безвольно свесив свою растрепанную черными, как смоль длинными мокрыми перепутанными волосами головку. Мне на плечо. И смотря на меня черными печальными, и какими-то холодными глазами.
Дело было плохо. Джейн была ранена. Ранена, как и теперь я. За нами по мокрой от воды из красного дерева палубе растекалась наша слившаяся, словно в жарком поцелуе кровь. Кровь двух любящих сердец. Кровь текла, прямо из-под нас, отползающих от носа ныряющей в волну Арабеллы.
Джейн вцепилась в бортовые леера ограждения правого борта нашей яхты обеими руками. Она, сжимая яростно и сильно от боли в спине на голых загоревших, почти черных мокрых и холодных от океанской штормовой воды руках свои пальчики. И, приподнявшись, смотрела, молча на меня, стараясь удержаться на мокрой, теперь и скользкой от штормовой соленой воды палубе. Я обхватил ее, снова за гибкую девичью узкую как у русалки или восточной танцовщицы талию своей левой мужской рукой. И прижимал запястьем и ладонью к себе, не отпуская от себя ни на минуту. Другой, тоже ухватился за бортовые ограждения леера, сжав пальцы в мертвой хватке. Отталкиваясь ногами, от теперь скользкой нашей текущей по палубе в воде крови. Полз задом от носа к середине, вдоль правого борта нашей заливаемой волнами покалеченной взрывом Черного аиста яхты.
Сквозь тихоокеанский шторм
Было уже три часа ночи, и темень стояла непроглядная. И только брызги волн. И штормовой дождь.
Я полз вместе с любимой вдоль правого борта. Полз в направлении палубной иллюминаторной надстройки. Качающейся по сторонам под свисающим большими основными, мокрыми от воды спущенными до самого низа, большими Арабеллы белыми парусиновыми парусами. И нейлоновыми металлизированными тросами корабельной высокой мачты.
Гремящей, теми тросами и металлическими креплениями под грохот волн и шум свирепого разбушевавшегося океанского ветра. Не хватало свинцовых поясов противовесов.
- "Вот бы сейчас они бы пригодились" - подумал я - "Можно было ими привязаться к леерам ограждения. Но, они остались там, в трюмах Арабеллы".
Надо было подыматься на ноги, но сейчас это было не возможно. Яхту крутило в океанском водовороте. А я был ранен и ранена моя ненаглядная, Джейн. И ранена была серьезно, и я видел это. Она быстро слабела и выбивалась из своих сил, теряя кровь. Надо было, что-то делать.
Этот чертовы кливера были, теперь смертельным балластом и нашим смертным приговором, как и ранение моей любимой Джейн. Но Арабелла, как и моя Джейн, упорно сражались со смертью за свою жизнь.
- Любимая - я прошептал ей в ее миленькое ушко под спутанными мокрыми черными, как смоль вьющимися змеями по ее оголенным плечам и узкой в легком изорванном акваланге девичьей спине локонами. Падающими на ее изувеченное побоями девичье миленькое моей девочки личико волосами. И полную мокрую от ледяной штормовой воды трепещущей любимой грудь - Нам надо переждать этот чертов шторм. Я не брошу тебя ни за что. Ни за что, слышишь моя девочка.
Джейн молчала. Повернув ко мне свое то искалеченное ударами мужских и женских кулаков своих мучителей палачей, отекшее в синяках личико. Она просто, прижалась ко мне всем телом. И только, смотрела на меня, смотрела в мои синие глаза своими черными как ночь печальными, теперь измученными девичьими глазами, видимо предчувствуя скорый тоже конец.
Она смотрела на меня, и просто, молчала.
Джейн была ранена, ранена, куда-то в спину. И насколько серьезно, я не знал. Я лишь, видел текущую из-под нее ручьем кровь. У меня отказала, тоже левая простреленная навылет автоматной пулей нога. И я, тоже обильно терял кровь, и нечем было перевязать сейчас даже рану. И я не мог уже ничего поделать.
Все произошло совсем не так, как я планировал. Совсем не так. И все, теперь летело кувырком. Джейн была ранена, и ранен я.
Я полз практически на спине, таща за собой на своем теле раненую любимую. Полз, обдирая о палубу из красного дерева свой синий с черными вставками комбинированный простреленный автоматной пулей в левой ноге акваланга прорезиненый гидрокостюм.
Арабеллу закрутило на волнах, из-за оторванных тросов с кливерами в штормовой бурлящей воде. И подставило нарастающим штормовым бушующим волнам боком. Она стала неуправляема. И надо было к ее рулям. И двигательной винтовой с пятилопасными на валах установке.
Надо было запустить двигателя Арабеллы и обрезать мокрые в воде кливера. Но, я был ранен и ранена моя красавица Джейн. И мы не могли встать на ноги, а только ползти спиной к корме нашей круизной поврежденной яхты. Ползти, вот так на спине, теряя силы и свою кровь, текущую по сырой в брызгах волн палубе.
Моя любимая, смотрела на меня в упор. Прижавшись своим облепленным черными мокрыми вьющимися змеями по плечам и спине длинными волосами девичьим черненьким от загара лобиком к моей голове, и смотрела в мои синие смотрящие на нее любящие и сочувствующие любовника глаза. Смотрела угасающим взором смертельно раненой и любящей меня безумно преданной в любви женщины. Тяжело и прерывисто дыша, своим девичьим голым черненьким животиком. И всей трепетной своей она загоревшей до черноты девичьей практически выпавшей из распахнутого своего от верха до пояса, изорванного с оборванным замком легкого прорезиненного гидрокостюма полной. В почти прозрачном тонком и мокром от воды полосатом лифчике от купальника грудью. Джейн прижималась ко мне. Словно в последний уже раз, предчувствуя свою смерть. И желая умереть в моих ее любовника объятиях.
- Мы все исправим Джейн - я помню, сказал ей - Все исправим. И, переживем этот чертов шторм. Нам надо только добраться до рулей любимая моя. Только до рулей - говорил, помню я ей, прекрасно понимая, что это, теперь невозможно.
Я не мог оставить Джейн лежать, вот так на палубе истекающую собственной кровью. Я видел, что не мог помочь, теперь своей любимой. Не мог совершенно ничем. Так как сам не в силах был подняться уже на ноги. Я был, тоже ранен, и терял кровь. Тоже, слабея.
Опять все повторялось как совсем недавно с тем ножевым под водой порезом. И опять с ногой. А нашу яхту так швыряло, что невозможно было это сделать, а только ползти по палубе до самой ее кормы.
У меня заболела, снова раненая и отбитая армейским кованным ботинком этой твари Рэйчел правая нога в довесок еще к раненой пулей левой. И я остановился, совершенно обессиленный, лишь прижимая к себе у края правого борта Джейн. И держась из последних сил руками за бортовое ограждение, я молился не потерять опять сознание. Уже не было никаких сил. И я только и мог держать свою любимую, прижав к себе на штормовой заливаемой водой палубе.
Джейн отключилась и закрыла свои черные как ночь измученные страданиями и любовью глаза. Она теряла кровь и слабела, медленно умирая у меня на руках.
Пуля, толи из пистолета, толи из автомата попала ей в спину. И смертельно ранила мою любимую.
Дело было плохо. Было видно, она умирала. Умирала медленно и мучительно, теряя кровь. И рана была, видимо, смертельной. И нас уже больше часа швыряло по волнам и уносило далеко в открытый океан.