Страница 26 из 32
Итак, Шурка повторил прожитое Христом: умер и воскрес. А теперь уже начал свою, чисто Шуркину Миссию…
Можно говорить о Миссии его долго, но, надеюсь, читатели не обидятся, если я приведу небольшой стишок:
Вот вам и Миссия. Новый Крест — Вселенские Весы Равновесия. И новый, распятый на этом Кресте. Мальчишка. И новое копьё, вонзающееся в сердце Распятого — игла Шара Зла на Весах… И ещё — воскреснет ли Мальчик вновь? Почему же так горько на душе… «Вечнось закончилась — Шурка упал…» Встанет ли?
Кому решать это? Нам…
(Есть, кстати, ещё один прекрасный Апокриф, написанный Алексом Мустейкисом, и я его приведу здесь почти полностью. Речь здесь — не о Втором Пришествии, а судьбе Мессии-Иешуа. Итак:
«— И во всех pукописях, во всех пpеданиях не было ничего о том, что Он делал в эти годы. И однажды я догадалась — их не было, этих потеpянных лет! Он был таким же мальчишкой, как… как Аpвис. Или как Сет, только чуть постаpше… Может, Он ушел своей доpогой пpямо из хpама. И нашел таких же мальчишек, детей pыбаков и мытаpей. Ведь это каждый из нас бы мог услышать — «Пошли со мной!» — и с легкостью оставить дом, котоpый никогда не был pодным… И они игpали в Цезаpя, то есть это взpослые думали, что они игpали… А для них это было жизнью, единственной и веpной. И Он с легкостью изменял столетние заповеди, а когда взpослые пpислушивались к тому, что Он говоpил, то сеpдились и пpогоняли пpочь…
И они судили Его не за то, что Он называл себя Цезаpем, цезаpем для десятка таких же pебятишек. Hет, они судили Его потому, что поняли — Он пpав. Он осмелился быть пpавым, он осмелился быть честнее и чище тех, кто был стаpше. И Он осмелился доказать это пpи всех…
Hет ничего опаснее стыда властителей. Потому что избавиться от него они могут единственным способом.
И Его pаспяли…»
Изменились ли взрослые за последующие 2000 лет? Господи, да почему же только дети и способны сказать правду в лицо тирану! И почему тут же взрослые стремятся затоптать, раздавить последние капельки Света в этом мире?! Потому что тиран — взрослый? Или просто потому что так — спокойнее, а?
Глава 8
Сказка о памятниках
Жили-были… (А что, неплохое начало: сказка у нас, всё-таки!) Итак, Жили-были на свете Те, Кто Велят. Жили не тужили, да вот беда — стариться начали. Ну, те, что поумнее — те назад в свои Звёздные Пирамиды вернулись, в Резонансы играть да молодость свою удалую вспоминать… А те, что поконсервативнее — те на Земле остались, памятниками работать. А что — работёнка не пыльная: стой себе где поставили, вот и всех делов-то. А стаж трудовой идёт. Век-другой постоишь — вот и до титула «Ветеран-Манекен» дослужился! А там — льготы на убежища от Чёрных Покрывал, талоны дополнительные на энергию дефицитную, Межпространственную. Пайки резонансные бесплатно…
Рады-радёшеньки были Памятнички — да вот беда-напасть свалилась на головы нежданно-негадано: началась Смута, да не одна, а Одна-За-Другой, и, поскольку правителей народ бить опасался (а вдруг как ответят!!!), то гнев свой повадился на памятниках бессловестных вымещать. Удобно, и, что самое главное — безопасно…
Плохо? Конечно же, не сахар!.. Но зато — как повезли все памятники на помойку на общую — так такое общество собралось, что никакой элите дворцовой не снилось! Стой себе среди грязи да общайся в обществе приличном и во всех отношениях благовоспитанном. А кто попроще — те и прилегли среди луж: а чего зря стоять, когда тобою никто не милуется, цветов тебе никто не носит… Можно и расслабиться.
И как только сгустятся сумерки да взойдёт в небе полная Луна — слышатся приглушённые голоса. Это памятники общаются между собой. Может, прислушаемся к ним, раз уж рядом оказались (совершенно случайно, разумеется, оказались…)? А почему бы и нет…
Шёпот несётся над пустошью. Вот Павлик Морозов жалуется на свою судьбу:
— Стоял я себе в парке, никого не трогал. Так повадились: сперва краской всего обляпали, как расстреляли! Измазали, словно в крови. А теперь вот вообще — повалили, сюда притащили, на переплавку грозят отправить: гильзы для снарядов в Чечню, видимо, лить станут… Лучше б уж на дно озера поставили, как ребятишки предлагали! Я, конечно же, не русалка, но лучше уж под водой, чем в домне. Стоял бы там, да Китежград, город, на дне сокрытый, напоминал бы. Легенды, может быть, появились бы… А то ведь — и знаменит я, и книгу про меня написали, она так и называется — «Бронзовый мальчик», а вот от переплавки слава литературная, увы, не спасла… А может, они там и не читали книги этой?
— Скорее всего, — ворчливо отозвался крылатый зверюга с добродушной мордой. — Если б читали — то, значит, культурные были б. А культурный разве станет памятники сносить? Нет, ну ты вот скажи мне — станет? То-то же… Меня вон тоже во время Смуты повалили. Это ещё при Канцлере Га Ихигнор Тас Уте! Ух, славные были времена, да шумные! Конечно, ни тебе автоматов, ни ракет этих ядерных, спаси господи! Но и когда из катапульты булыжником или ломиком под брюхо — тоже приятного мало.
— За что ж это тебя под брюхо? — ехидно осведомился гипсовый старик с алебастровой рыбкой.
— На баррикады отправили. В качестве укрытия. А как бой на другую улицу переметнулся — на место-то поставить и позабыли. А ты-то сам чё весь в трещинах?
— Я-то хоть ранен При Исполнении Служебных Обязанностей! — высокомерно заявил Старик. — Меня барабанной палочкой треснули! Когда я в патруле стоял!
— И кто ж то тебя так? Пацаны?
— Да не-е-е, — гонору у Старика поубавилось: — Робот какой-то бродячий треснул… Канистра на ножках да нос чайником — а туда же, в Охотники На Манекенов подался!.. Хорошо хоть не насмерть, только контузило… Зато на пенсию теперь выйду на одно пятивекие раньше…
Кое-кто из находившихся рядом мог бы заявить, что им тоже досталось от барабанных палочек или мячиков, да и били не роботы, а настоящие пацаны, но — как известно, осколки не разговаривают. Так что многотонная куча гипса скромно помалкивала, став «братской могилой» не только для паркового ширпотреба, но и для магазинной элиты (например, из этой же кучи торчала нога Наблюдателя и гипсовый пиджачок Магистра вместе с гипсовой же бородкой. И только Рыбка у Старика заявила ни к селу ни к городу: