Страница 7 из 26
Рывок за волосы с резким прострелом боли в затылке… О, в этом жесте в отличие от хватки мужской ладони, нет ничего волнующего или приятного. Противный поток отфильтрованной воды вливается в горло, и я резко дергаюсь, чтобы не захлебнуться. Сквозь льющуюся пелену голубые глаза Леры кажутся размытыми, очередной рывок заставляет судорожно закашляться, выплюнув смесь слюны и воды.
- Я могу продолжать до бесконечности! - спокойно информирует неприступная богиня. - Все еще не хотим жить, маленькая дебилка?
Ванная наполняется очень быстро, я только открываю рот, чтобы высказать в ее холеное лицо все, что о ней думаю, как новый нажим внешне слабой ладони сгибает пополам, опуская меня лицом под воду.
Я ей не верю. Ну не сможет она довести начатое до конца. Это просто пантеон богов психореверса, Лера и мой погибший супруг…
Алекса больше нет. Грудь сдавливает под водой совсем не отсутствие кислорода, а самые сильные, душераздирающие, бесконтрольные рыдания, оттесняя инстинкт самосохранения на задний план. Валерия рывком за волосы тянет меня наверх, ощутимо ударив ладонью между лопатками. Я отплевываю воду вперемешку с рыданиями, которые разрывают грудную клетку острой режущей болью.
- Давай, реви! Прогони это прочь! - Валерия присаживается на бортик джакузи, не опасаясь промокнуть, и просто прижимает к себе, укачивая, словно маленького ребенка. - Юля, у тебя замечательная малышка! Как ты могла об этом забыть? Ты представляешь, как сильно ей нужно твое тепло? Детки беззащитны перед ударами судьбы, и, если родители демонстрируют такое поведение, это усугубляет их травмы в тысячу раз!
Я не знаю, что ей ответить. Теплая вода расслабляет, согревает дрожащее тело. Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем окончательно успокаиваюсь. Валерия успела встретить эконома и его штат прислуги, раздать им распоряжения и вновь вернуться ко мне. Ее идеальная укладка растрепана, платье промокло, но она не обращает на это ни малейшего внимания. Я послушно позволяю ей вымыть мои волосы, высушить полотенцем влагу с тела и закутать в махровый халат.
Внутри пустота, но вместе с этим приходит ясность мысли. Хаос улегся, я надеюсь, надолго. В столовой накрыт стол, прислуга заблаговременно попряталась по углам. Аппетита по-прежнему нет, но я заставляю себя съесть тарелку буйабеса под испытывающим взглядом Леры.
- Я не понимаю, как жизнь может быть такой… такой… - у меня заканчиваются слова. - Неужели так будет всегда?
Лера медленно отрезает кусочек лангета, я отвлекаюсь, наблюдая за ее грациозными движениями. Мои точно такие же, плавные и красивые, правила этикета невозможно забыть.
- Юля, запомни одно: будет гораздо хуже.
- Прекрасный способ меня успокоить!
- Я не буду сейчас разглагольствовать о теории белых и черных полос, глупышка. Я не буду грузить тебя заезженными штампами «все пройдет», «все будет хорошо», «хуже быть не может». Самое парадоксальное - это действительно однажды пройдет. И действительно, тогда-то ты сможешь сказать: да, теперь снова все хорошо. Но не сейчас. И не завтра. И наверное, даже не через год. Смирись с этим и не жди чудес природы.
- Я так часто теряю близких людей… - смахиваю слезы, отпивая из стакана с соком - алкоголь в любом виде Лера мне строго-настрого запретила. - По-настоящему близких…
- Это неизбежно, Юля. Но разве Александр был единственным близким тебе человеком? Ева. Мама. Сестра. Разве они заслуживают подобного к себе отношения? Разве ты их стала меньше любить? Ты не имеешь права так их предавать. В первую очередь Евочку. Поверь, ей сейчас тяжелее всех. А весь парадокс в том, что ты не имеешь никакого морального права показать ей себя, такую!
- Я просто ничего не могу с собой поделать.
- Сможешь, милая, - впервые за вечер Лера улыбнулась мне по-настоящему теплой улыбкой. Я бы назвала это материнским инстинктом, если бы не была столь зациклена на своем горе. - Пока я здесь, ты будешь работать над этим. Каждый прожитый день ворует покой твоей дочери. Наша с тобой задача - справиться как можно быстрее, чтобы ты смогла ее обнять и заставить забыть все плохое. Окружи ее лаской и любовью за двоих. Поверь, ты единственная, кто сможет ее спасти!
- Много я смогу в таком состоянии! – слезы душат, рухнули стены обозленного страдания под жестокой правдой ее слов. Я теряю дочь. Я упускаю ее хрупкий внутренний мирок из своих ладоней и ничего не могу с этим поделать!
- Ты сможешь гораздо больше, пока тебе есть ради кого жить и сражаться, Юля! Я останусь с тобой, пока не решу, что ты готова. Будем работать. Никакого алкоголя и рефлексии. Я не верю в потусторонний мир, но давай предположим, что Алекс сейчас наблюдает за нами. Его сердце разрывается даже там за вас двоих… за тебя и за дочь! Ты хочешь для него ада за воротами рая? Я думаю, нет! Я помогу тебе, и мы справимся. Но ты должна понимать, что придется выбраться из раковины. Если тебе так привычнее… подчиниться моим правилам!
Я смахиваю слезы, пораженная разумностью ее доводов и силой произнесенного слова. Даже если она разрушит город, подобно варварской принцессе, но потом обратится к выжившим людям с трибуны, все без исключения будут очарованы настолько, что забудут о недавней агрессии напрочь. Когда Валерия начинает говорить, замирает даже реальность, затянувшаяся депрессия разбивается об уверенность голоса разума этой потрясающей женщины, у которой дар менять ход самой жизни изящным жестом тонкой ладони. Я замечаю, как выравнивается дыхание и сердечный ритм, полоснув напоследок лезвием финальной вспышки боли. Ее отсветы затихают, еще не насовсем, на короткое время. Она сейчас не дает мне оцепенеть. Я поднимаю глаза, расцепив замок сжатых пальцев.
- Как тебя миновала Тема? – я не могу не признать, что от такого подхода исцеление подчиненного партнера было бы обречено на успех. Но, к счастью или сожалению, Валерия далека от этого мира.
- А имеет ли смысл ослепить совершенной красотой изысканной формы, с тем чтобы никогда больше не воссоздать ее подобие?
На это нечего возразить даже мне. Мы завершаем обед в молчании.
- А теперь в кровать, тебе нужно выспаться, и как можно лучше! – Лерка непреклонна. – Неужели ты не соскучилась по дочери?
Я улыбаюсь, почувствовав приятное расслабление после ванной и трапезы.
- Очень соскучилась…
- Тогда в твоих интересах отдохнуть, привести себя в порядок и найти силы!
Она укладывает меня в постель, словно маленькую, помогает надеть ночную рубашку. Пара таблеток, несколько глотков воды. Я засыпаю, чувствуя, что она сидит рядом, слегка сжимая мою ладонь.
Глава 2
Я потеряла счет времени в последующие за приездом Валерии часы и дни.
Моя психика по-прежнему любила меня. Просто я сама ей не позволяла отдохнуть и восстановить силы, с упорством черной мазохистки культивируя собственную душевную боль. Что именно и как сделала для меня Лера в эти дни, я так до конца и не поняла. Все это сводилось к одному простому понятию: она была рядом.
Когда я открыла глаза на следующее утро после ее приезда, почувствовала себя почти отдохнувшей. Предательские рыдания с привычной болью одиночества и потери все-таки подкрались внезапно, холодные и теплые потоки контрастного душа смывали горькие слезы с моих глаз, а я даже не ощущала перепадов температуры. Сдавленные стенания оборвались лишь тогда, когда ощутила, что замерзаю под ледяным режимом.
Лера сидела в кресле в гостиной, лениво листая журнал.
- Так, сейчас надеваешь спортивный костюм, полчаса на орбитрек, оставшееся время бассейн. Давай, в темпе! – сама она уже переоделась в шорты и футболку, подчеркивающие ее изумительно идеальную фигуру. При всем при том она проигнорировала мои заплаканные глаза и посиневшие от холода губы, невозмутимая Фемида, чье вмешательство в хаотичные колебания весов правосудия сейчас никак не могло заключаться в слезливом сочувствии. Только прессинг во благо, хоть и немного в ином проявлении, чем тот, к которому я привыкла. Формула «я буду относиться к тебе строго для твоего же блага» так часто меняла структуру и смысл, но всегда приводила к правильному результату. Я даже не удивилась, обнаружив поверх застеленной постели треники и топ, послушно натянула на себя обмундирование для занятий спортом. Голова больше не кружилась, когда я наклонилась, зашнуровав кроссовки. Сон и питание не прошли даром.