Не верь мне.

   Зажмурившись, я с головой нырнула под воду и через секунду вынырнула, чем образовала в ванной небольшую волну, от чего вода с брызгами пролилась через край. Проведя руками по лицу, уткнулась носом в предплечье. Проклятье! Схватив губку и щедро вылив густой гель на нее, начала интенсивно втирать его в тело, пытаясь избавиться от неприятного запаха. В памяти всплыл сегодняшний день, точнее то, как мы скрывались от наших погонщиков. Жене не пришло ничего лучше, как спрятаться в дворовских помойках. Нам еще повезло, что они оказались пустые. Дорога назад была еще прекраснее, учитывая то, что ехали мы в автобусе. Ну что ж, единственный плюс был в том, что половина автобуса была освобождена специально для наших персон, так как пассажиры попросту сгруппировались в противоположной части, не желая вдыхать наш "аромат".

   - А было весело! - хохотнув, проговорила Евгения, хлопнув Ваську и меня по плечу. Будучи каждая в своем пространстве, мы слегка вздрогнули, после чего покосились на подругу, которая улыбалась во весь рот. - Подумаешь, мусорка - это еще не предел плохой жизни. Мы выжили и вряд ли этому научат в Дискавери, - она подмигнула мне, затем весело расхохоталась. Не выдержав нашего присутствия, тучная кондукторша попросила нашу троицу покинуть автобус. Ну, как попросила. Проще говоря, нас выперли из машины, после чего мы шли по улицам, ловя настороженные и насмешливые взгляды прохожих.

   - Бр, - меня передернуло от воспоминаний о мусорном баке, в котором я пробыла минут пятнадцать. Хотя, эти пятнадцать минут длились для меня словно час. Нервное ожидание и нахождение в вонючей мусорке сделали этот день. Определенно. Просидев в ванне еще полчаса, все-таки решила, что пора выбираться. Нежная кожа на руках и ногах сморщилась от воды. Выйдя с ванны и встав возле зеркала, посмотрела на себя. Кожа лица была красной, на которой выделялись два белых пятнышка. Небольшие шрамы, которые украшали скулу и подбородок. Обычно они были не сильно заметны, но сейчас сверкали словно фонарики. Вздохнув, я поплелась в комнату.

   - Солнышко, пошли кушать - раздался с коридора голос отца. Уже одевшись в домашние шорты и майку, я расчесывала мокрые волосы, стоя перед зеркалом. - Ой, а ты кто? - нахмурившись, спросил он, зайдя в мою комнату. - И где моя дочь?

   Закатив глаза, я усмехнулась. С тех пор, как папа увидел мой новый цвет волос, он вечно докучал меня глупыми вопросами на тему: "кто ты?" и "куда делась моя рыжая дочь?". Ему повезло, что он меня еще в макияже не видел, а того и вовсе, боюсь, из дома бы выкинул.

   - Папа хватит!

   - И почему ты называешь меня папой? - в его голосе слышалось веселье.

   Возмущенно фыркнув, прошла мимо отца, так ничего ему и не ответив.

   - Странно, - бормотал он, идя следом за мной. - Я точно помню, что забирал из роддома рыженькую.

   Когда мы наконец-то уселись за стол, папа снова начал свою беседу, поедая приготовленные мною макароны.

   - Знаешь, если бы ты была моей дочерью, я бы спросил, как ты провела первые дни в новом университете?

   - Замечательно, подралась с одногруппником, - обыденным тоном произнесла я, как словно бы это прозвучало "подайте мне сахар".

- Странно, - папка почесал заросший щетиной подбородок. - По описанию вроде бы моя дочь.

   - Меня чуть не исключили, - продолжала я.

   - Корни Климовых, - казалось, он произнес это с гордостью.

   - Чуть не подралась с каким-то парнем, испугала девицу, - перечисляла я.

   - Ага...

   - Мыла две раздевалки в наказание.

   - Прямо узнаю свою непутевую дочу, - улыбаясь в тридцать два зуба, говорил папашка. - И где ж осечка-то вышла?

   - Там были свидетели, - мрачно поведала ему я.

   - Да, свидетели это плохо, - по привычке почесывая свою щетину, протянул он. - А знаешь, как избавляться от ненужных очевидцев? - заговорчески подмигнул он мне.

   - Как?

   - Накормить их ужином моей дочери. Моя девочка изготовила оружие массового поражения!

   - Что?!

   - А ее макароны, это целый катаклизм для желудков врагов.

   - ЧТО?! Папа! - возмущенно воскликнула я, после чего тот рассмеялся.

   Да, врачи с хорошим юмором это страшно, вдвойне страшно, если это хирурги. Но по страшному стечению обстоятельств я отгребаю тройную долю этой участи, так как прихожусь дочерью этого врача-юмориста.

   - Как ты смеешь? - возмущалась я. Да, готовка была моей не самой лучшей чертой, но я же все-таки старалась!

   - Не, ну если бы ты была моей дочерью, я бы, конечно, похвалил тебя, - смеялся он.

   - Папа!

   - Я уже двадцать лет папа, - улыбался мужчина. - Дай пожурить дочурку.

- Ха, признал наконец-то.

   - Эх, почернела только, - вздохнул отец. - Поумнела лучше б.

   - Это только цвет волос, - нужно как-то постараться, чтобы он не видел мой новый образ.

   - А рыжий тебе больше шел.

   - Новация. Надо что-то менять, - пожала плечами. - Меняться. Улучшаться.

- Улучшаться? - родитель сощурил карие глаза. - В плане чего?

   - Ну, в плане образа. Стиля.

- А в плане готовки не хочешь? - вкрадчиво поинтересовался он, грустно смотря на макароны.

   - Нет, - провозгласила я, вставая со стола и убирая свою тарелку. Да, пришлось признать, макароны были и впрямь не пределом совершенства кулинарии, но съедобные, как-никак. - Всего помаленьку.

   - А замуж выйдешь, как будешь? Есть то он по-любому хотеть будет.

   - За военного выйду, - отрезала я, моя посуду. - Они привыкли есть гадость.

   - Ох, милая, пожалей служивцев, - театрально схватился за сердце папа. - Они ж за родину, за нас, а ты их так...

   - Ну-ка, хватит! - тихо стукнула кулаком по столешнице, отчего родитель снова прыснул. - Все равно мне еще рано выходить замуж.

   - Да и жениться на тебе всем тоже еще рано...

   - Не то слово, - усмехнулась я. Да, умеет папочка обласкать, но как-никак я люблю своего отца.

   - Эх, - протянул Сергей Александрович, мой отец. - Да ладно, расслабься, нормальные макароны. С каждым разом у тебя получается все лучше.

   - Я знаю, - самоуверенно хмыкнула я, сложив руки на груди. - Стараюсь, - наклонившись, я крепко обняла родителя, чего тот явно не ожидал.