Страница 18 из 19
В эти дни он получил сердечное поздравление от бывшего германского императора Вильгельма II, поджигателя Первой мировой войны. Проживая в Голландии, уже оккупированной войсками вермахта, экс-кайзер сразу учуял в Гитлере продолжателя своего дела, он снова грезил о разгроме России, заранее благословив своих внуков на служение в войсках СС…
Паулюс привез из Парижа дорогие духи от фирмы Коти.
– Очень тонкий аромат, – одобрила Коко его выбор. – У тебя, милый Фриди, всегда был хороший вкус.
Паулюс склонил голову, целуя руку жены с тонкими изящными пальцами природной аристократки.
– Боже! – воскликнула она. – Фриди, у тебя… лысина?
– Война, – вздохнул он. – Что делать, Коко? Война… Зато отныне ты стала женой генерал-лейтенанта. Разве плохо?
– Хорошо, Паулюс, хорошо… опять возвышение!
9. Возвышение
Англия готовилась отражать нашествие вермахта на свои острова. То, что не удалось Наполеону, вполне доступно для Гитлера, которому чертовски везет… Вот и командный пункт истребительной авиации. Уинстон Черчилль с сигарой во рту, сердито сопя, концом трости постучал в железную дверь.
– Можно войти? – и показалась сначала его сигара.
– Можно, – отвечал вице-маршал Паркер. – Но сначала выплюньте эту головешку изо рта, сэр. Здесь не курят.
Черчилль, не споря, расстался с сигарой.
– Где тут радары, чтобы видеть этих разбойников?..
По серебристым экранам локаторов скользили, словно рыбки в аквариуме, короткие тире отражений бомбардировщиков, пролетающих для бомбежки. Лондон жил в тревоге: придет Гитлер или не придет? Чтобы поиграть на нервах англичан, самолеты люфтваффе, вперемежку с бомбами, сыпали листовки: «Не волнуйтесь! Он все равно придет». Отряды юнцов из организации гитлерюгенд браво распевали на улицах городов Германии: «Bomben, Bomben, nach England!» Немецкие интенданты всюду скупали пробку для выделки спасательных поясов, дабы Уайтхолл наглядно убедился, что Германия готовится к прыжку через канал… Паулюс писал:
«У меня сложилось впечатление, что как командующий сухопутными силами (Браухич), так и начальник генерального штаба (Гальдер) верили в серьезность намерения Гитлера осуществить высадку десанта».
Операция по высадке вермахта на берегах Англии называлась «Морской лев», и эта операция была спланирована Адольфом Хойзингером, ведавшим оперативными делами в генштабе…
Берлин еще не знал бомбежек. По радио часто звучали торжествующие мелодии, призывая к вниманию, после чего Ганс Фриче с восторгом зачитывал военные сводки: победа, опять победа… С красочных афиш смеялась белозубая Марина Рокк, приглашавшая любоваться ею в кинобоевике «Девушка моей мечты»; другая «нимфа фюрера», еще более знаменитая и даже наглая, Лени Рифеншталь позировала на экранах, пропагандируя святость идей нацизма. Гитлеру она однажды сказала: «Можете выбирать – я или Геббельс? Но я лучше…» Однако за всей этой берлинскою суетой ощущалось и нечто другое. В немцах, как бы они ни бодрились, чувствовалась какая-то подавленность, смех казался наигранным, подразумевалось, что они даже едят, не чувствуя вкуса еды. «В чем дело?» Один турецкий дипломат, будучи проездом в Берлине, сказал своему приятелю-берлинцу:
– Я не понимаю, кто проиграл войну – неужели… Германия? Вы все, немцы, напоминаете мне детей, которые не в меру нашалили, а теперь боятся быть наказанными строгою бонной.
– Ваша правда, герр Караосман-оглы, – отвечал приятель. – Кому-то из нас придется потом отвечать за разбитые горшки на чужой кухне. Как бы всем нам не пришлось расплачиваться…
На оживленном Курфюрстендаме Паулюс случайно встретил Гейнца Гудериана, чем-то явно озабоченного.
– Мне сейчас здорово влетело, – сообщил он. – В рейхсканцелярии подсчитали, что мои танки сосут горючее в четыре раза быстрее, нежели в других армиях мира. Чем же мы виноваты, если так воспитаны: мотор, форсаж, атака! Везет же этим русским, – вдруг позавидовал Гудериан. – У них в Москве стакан газированной воды с сиропом продается во много раз дороже целого литра бензина. Нам бы такие цены!
Паулюс был рад видеть сыновей-близнецов живыми и невредимыми, и как-то Эрнст завел с отцом разговор:
– Папа, ты разве ничего не слышал?
– А что слышал ты?
– Я в Вюнсдорфе оказался случайным свидетелем беседы двух генералов, они говорили, что сейчас в вермахте есть два человека, которых ожидает возвышение: это Манштейн и… Паулюс!
– Очевидно, преувеличение?
– Нет, папа. Фридрих, мой брат, тоже слышал, что в кадровом отделе вермахта вам обоим, тебе и Манштейну, уже предсказывают большую карьеру… там, на самом верху!
Паулюс, пожав плечами, оставался скромен:
– На меня падает отблеск успехов Шестой армии, хотя мне с этим забулдыгой Рейхенау уживаться не всегда-то легко. Никогда не знаешь, какой он завтра выкинет фортель.
Берлин после побед вермахта богател. Витрины магазинов украшали грандиозные айсберги сливочного масла из Дании, горькими слезами «плакал» голландский сыр, женщины ломились в универмаги, расхватывая по дешевке платья парижского покроя. Голландия, эта извечная ювелирная лавка Европы, одаривала немок кулонами, браслетами и ожерельями. Паулюс, отвоевав, теперь отдыхал за семейным столом, с мужним удовольствием наблюдая, как жена капризно перебирает в вазе ягоды клубники, выбирая себе покрупнее. Внимательный в штабе, генерал-лейтенант оставался внимательным и к женской болтовне:
– Вчера прихожу к портному. Его нет. Жена в слезах. Призвали в пехоту. Подкатываю к парикмахерской. Нет Вернера, который всегда меня причесывал. Вместо Вернера какая-то стерва. А где Вернер? Призвали в зенитную артиллерию. Теперь смотри, Фриди, как мне испортили прическу.
– Начинаем брать людей из резерва, – рассудил Паулюс.
Собираясь к подруге, Коко вызывала такси.
– Отказали, – изумилась она. – Вышло распоряжение – отныне никаких частных поездок. Нужно иметь служебное дело. Я ничего не смыслю в экономике. Но почему так надо, чтобы в театр или к знакомым я шлялась пешком?
– Начинаем накопление горючего, – объяснил Паулюс…
С улиц городов потихоньку исчезли лотки с горячими сосисками, пропало бутылочное пиво – осталось в продаже бочковое. Дурной признак для страны, где не мыслят и дня без пива!
Паулюс велел жене больше не покупать тортов:
– Они очень привлекательны, но все кремы – химия. Отравиться не отравимся, но и здоровья себе не прибавим. Наши химики достигли уже такого совершенства, что скоро из солдатской мочи станут выделывать дамские ликеры… Я все-таки устал. Прилягу. Кстати, а где Ольга?
– Она со своим бароном навещает графа Зубова, знаешь, сейчас из Прибалтики Сталин выгоняет всех немцев, у Зубова собирается интересное общество депортированных.
Тут как-то все разом перемешалось. Москва вдруг ополчилась на худосочную Румынию, где одной мамалыгой сыты, и к Советскому Союзу – без крови и на этот раз! – отошли области Буковина и Бессарабия. Елена-Констанция Паулюс как румынка до слез жалела румынского короля Михая, говоря мужу:
– Что Гитлер, что Сталин – одинаковые разбойники, оба так и глядят, что бы еще стащить у соседа, ничем не брезгуют… Ах, бедный Михай! Надо мне написать кузену в Бухарест, чтобы он выразил королю мое сердечное сочувствие.
Тем временем московская власть утверждалась в республиках Прибалтики: по договоренности с фюрером Сталин начал депортацию всех немцев, которых там было немало. Впрочем, в число «немцев», среди потомков крестоносцев и меченосцев, затесались и многие русские, жены мужей-немцев, то ли просто самозваные немцы, желавшие удрать от НКВД куда-нибудь подальше. Эта депортация немцев из Прибалтики проводилась нацистами под многообещающим девизом: «ВАС ФЮРЕР ЗОВЕТ»…
Среди депортированных была и баронесса Эльза Гойнинген фон Гюне, совсем не желавшая покидать Курляндию, но ее просто выставили в «фатерланд», не спрашивая, где ей лучше живется. Баронесса тоже оказалась в числе гостей Паулюсов, интересная для самого генерала – как осколок древнейшей германской диаспоры на Востоке. Судя по всему, фрау Эльзе не очень-то нравилась Германия, где она теперь сама жарила картошку на маргарине, произведенном в мощных автоклавах химического концерна Фарбениндустри. Паулюсу она говорила – с немалым значением: