Страница 79 из 122
- Да, - отмахнулся наш котейка. - Мнит из себя невесть кого, оттого, что при волшебнице живет.
- Но ты же говорил, что вроде бы весь род Черных тут?
Он кивнул.
- Там чуть поодаль за избушкой их терем стоит. Но именно его Яга в прислужники выбрала.
Тем временем Фрося поднялась из погреба, неся в руках бутылек.
- Это что? - подозрительно поинтересовался наш недоверчивый котеюшка.
- Это зелье невидимости. Как станем царевну оживлять да превращать, вот тогда и выпьете его.
После этого я пошла к волку под бок, а кот на подушке улегся.
Проснувшись, мы сели кушать. Жека ел за четверых, и я даже не была этому удивлена. Его можно было поймать - нечасто напарнику удавалось мясцом поживиться. А потом, мы снова столпились над лягушкой.
- Ну что? Ломаем иглу? - спросила я.
На это посмотреть даже Бажен вышел. Я достала из рюкзака треснувшее в некоторых местах яйцо и передала волку. Он же стукнул им по столу и, расколов, достал золотую иглу. Мы все замерли.
- А как ее ломать? - почему-то шепотом поинтересовалась я.
Серый схватился лапами за концы и попытался ее согнуть - не получилось.
- Попробуй середину иглы на стол упереть, - внес дельную мысль Елизар.
Жека последовал его совету, но толку было едва ли больше.
Мы задумались.
- А может пилой ее какой-нибудь иль топором? - предложила я пойти варварским путем.
Отыскали топор, положили иглу на лавку. Волк как замахнулся, как ударил по ней! Лавка раскололась, иголка же целехонькая на пол упала да чуть под печку не закатилась - благо Бажен ее поймал.
И тут - прямо как в сказке «Курочке Ряба» - взяла Фрося иголочку да сломала ее.
Мы, конечно, не плакали как дед с бабкой, а наоборот очень обрадовались, а как порадовались, посмотрели на царевну, с которой спал оборот.
Думаете, что я скажу, что она оказалась страшной, как черт, и жирной, как бегемот? Ха, хотела бы я так промолвить - да не могу. Против правды-матки не попрешь.
Царевна была, естественно, красоты неописуемой. Кожа нежная точно шелк, губы красные словно роза - ну, точь-в-точь Белоснежка.
Мы поглядели на нее еще немного, повздыхали: кто с завистью, кто с восхищением, и пошли дружно пить зелье.
- Жека, я с тебя не слезу! - сразу предупредила я. - Поэтому подойдешь вместе со мной к лавке, чтобы царевну оживить.
- Да куда же я денусь, - хмыкнул он.
В общем, стали мы невидимыми.
Было престранное ощущения. Горницу я видела, себя я видела, одежду свою тоже видела, а вот напарника - нет. В результате получилось, будто на воздухе стою!
Я пошарила лапкой и вцепилась в шерсть волка.
- Ай, Настя! Больно.
- Прости. Отправляемся на миссию!
Достала из рюкзака маленький пузырек с живой водой и, отвинтив крышечку, капнула, на царевну, потом на утку, затем убрала живую воду и сказала: «Готово!».
Жека отошел от лавки и замер. И вот через несколько секунд ресницы царевны затрепетали и вспорхнули. Она моргнула пару раз, а потом, слабым голосом спросила:
- Где я?
- Чай в избушке моей! - мерзким скрипучим голосом ответила Фрося.
Девушка вздрогнула и села.
- А ты кто?
- Известно кто. Баба Яга я!
Девица расширившимися от испуга глазами посмотрела на Ефросинью. Я была готова голову поставить на то, что она упадет в обморок. Но вдруг, девушка вскочила с лавки и закричала:
- Как это Баба-Яга?! А где жених мой?! Где Янислав-царевич?! Говори, карга старая!
И это милое создание накинулось на Фросю с кулаками.
- Настя, держись, - шепнул волк.
Я кивнула и вцепилась в его шерсть всеми конечностями, он же бросился к царевне и обхватил ее со спины, тем самым обездвижив.
Девушка заверещала, завизжала.
- Отпустите! - кричала она.
Фрося испугалась поначалу, стала бросать взгляд то на нас с волком, то на царевну, но потом взяла себя в руки и завопила страшным голосом:
- Почто ты окаянная на меня бросаешься? Ужель не видишь, что сама Яга перед тобой! Отныне в рабстве ты у меня будешь! Целыми днями пряжу прясть! А про царевича своего и думать забудь! Убила я его и гусям-лебедям своим скормила!
Ауч. Это было жестоко.
Девушка перестала вырываться и обмякла.
- Как убила? - переспросила она помертвевшими губами.
Волк оттащил ее к лавке, да там и посадил к еще не пришедшей в себя утке.