Потерянная жизнь

-Как он?

-Сама все прекрасно видишь. Мне нечего больше добавить.

-Прекратить разговоры! – говорит Даган. – Все, спите!

Он выключает свет, и комната погружается в спасительную темноту. Время от времени слышу, как шмыгает носом Уолтер или вздыхают ребята.

Пытаюсь сконцентрироваться на своей главной задаче. Чем могла, я помогла Уолтеру. Я обещала ему помочь с поисками сына, я сдержала слово, как бы все это сейчас не выглядело.

А это значит одно. Больше меня с ними ничего, по сути, не связывает.

15

Алекс

Ночью мы выдвинулись в сторону Вестмайера. Еще один марш-бросок до цели.

Иду позади главного строя, в который входит Джейкоб, Джоб, Стен и другие подготовленные и вооруженные ребята. Оружие все спрятано, над головами позади идущих растянуто полотно с красным крестом.

Черное небо с искрами звезд светит над строем зараженных людей, которые так хотят жить дальше. Жить, как нормальные люди.

Джанин не отстает от меня ни на шаг, все время что-то рассказывая и отвлекая от плохих мыслей. Спасибо ей за это. Она в нерешительности осторожно берет меня за руку и пристально смотрит своими черными глазами. А я не сопротивляюсь, не отстраняю ее. Пускай держит, если хочет.

Для меня это небольшой маяк, чтобы окончательно не сойти с ума. Слишком противоречивые и бешено ядовитые мысли рождаются в моей голове. Я стал зверем.

А-2 сделала меня зверем. Не узнаю половину своих мыслей. Я не помню, каким я был раньше, но внутреннее чутье подсказывает, что совсем не таким одичалым.

Нас увидели еще задолго до подхода к Вестмайеру. Патрульные на постовых вышках сразу же включили прожектора, освещая людскую массу, идущую на город. Все, по велению Джейкоба, прячут глаза: кто под козырьком кепки, кто просто смотрит в землю. Да и с такого расстояния и не понять, что мы тут зараженные все.

Когда до стен остается около двухсот метров, раздается голос из громкоговорителя:

-Стойте там, где сейчас стоите! Ближе не подходить без разрешения! Кто такие? Чего надо?

Джейкоб уверенно выходит вперед, намеренно прикрывая глаза рукой от света прожектора. Патрульные даже не подозревают, что делают этим светом только хуже для себя.

-Мы выжившие, которые долгие мили шли к вашему городу! – кричит Джейкоб. Его суровый хрипловатый голос гремит на всю округу. – Нам сказали, что тут принимают выживших!

-Кто вам такое сказал?

-Народ поговаривает, что тут самый лучший правитель! И что тут собирают выживших для возрождения человечества!

-И что же вам надо?

-Мы хотим присоединиться к вам!

Патрульные о чем-то переговариваются между собой по рации. Почему-то все это представление кажется мне безумно смешным и нелепым.

-Я бы хотел увидеться с вашим главным! Поговорить с ним, нас все-таки немало человек, поэтому я все понимаю! Разместить такое количество людей – непростая задача!

-Главный сейчас спит! Ночь на дворе! Придется вам ждать до завтра!

-И вы нас не пустите внутрь?!

-Нет, ночуйте здесь. Но ближе – не подходить, иначе будем стрелять на поражение! Всем понятно?

По толпе пробежал одобрительный гомон. На это и был расчет: что нас оставят тут ночевать. Скоро диверсант должен осуществить свое черное дело, и тогда мы уже беспрепятственно проникнем за стены.

Но ни ночью, ни утром, ни даже в обед следующего дня диверсии не свершилось. Джейкоб ходит нервный, ругаясь сам с собой. Патрульные обещали, что ближе к ночи Портер Джонс выделит время в своем занятом графике и встретиться с нами для обсуждения возможности пустить всех выживших внутрь.

На ночь мы всем лагерем разбили палатки. Кто-то ночевал в спальнике на голой земле. Нас с Джанин определили в палатку с крупными ребятами. Джейкоб боится, что со мной опять может случиться приступ. А тогда Джанин одной рядом со мной будет очень опасно. Поэтому всю ночь мы спали бок о бок с этими бойцами, которые в случае чего, мигом меня скрутят. Ну или морду мне набьют.

Топчемся на месте целый день. Кто-то тихо переговаривается, кто-то просто зависает, глядя в небо. А я не могу найти себе места. Джанин всюду следует за мной хвостиком, чему я немного рад. Во-первых, хоть какая-то компания. Во-вторых, она если что сразу заметит, если со мной случится приступ.

Ох, уж эти чертовы приступы! Невозможно описать словами ту ярость, что рождается внутри. Мне действительно кажется, что в таком состоянии я могу пойти и голыми руками кому-нибудь грудную клетку разорвать, выворачивая ребра в обратную сторону.

Когда становится скучно, достаю свой список воспоминаний и перечитываю, проверяя, не забыл ли я что-то еще. Очень помогает сконцентрироваться на внутренней памяти, всеми силами напрягая ее, чтобы хоть что-то еще вспомнить. Но, к сожалею, пробелы теперь восстановить мне сможет только лекарство. И то, не факт.

-Алекс, а что мы будем делать после того, как вылечимся? – спрашивает Джанин, сидя спиной к вездесущим постовым на патрульных вышках.

-Я не знаю. Не думал еще об этом. Посмотрим.

Я действительно не имею ни малейшего понятия, что делать потом. Попробовать отправиться по следам прошлого, чтобы восстановить в памяти то, что утеряно? Поможет ли?

-Может, пойдем на юг?

«Там зимой не так холодно!» - всплывает в голове чья-та чужая фраза. Кто-то мне уже так говорил. Кто? Когда? Достаю листочек и вписываю ее карандашом. Не знаю, имеет ли она хоть какое-то значение, но это уже лучше, чем ничего.

-Что это у тебя?

-Дневник памяти.

-Как это? – Джанин норовит хоть одним глазом подсмотреть.

-Я вписываю то, что еще помню.

-И то, что боишься забыть? Могу я посмотреть, что там? –она уже почти отобрала у меня листок, но вовремя отодвигаюсь, сворачиваю бумажку и убираю во внутренний карман куртки.

-Нет, это слишком личное.

-После того, что между нами было, у тебя еще есть тайны и секреты от меня?

В том-то и дело, что «того, что между нам было» там не вписано. Потому что я этого не помню. Джанин испытующе смотрит на меня, все еще надеясь завладеть моими воспоминаниями, но я угрюмо отворачиваюсь от нее. Это только мое.

И чье-то еще.

Чье? Кто этот человек? Где он теперь?

Настала ночь, а к нам так никто и не пришел. Ни Портер Джонс, ни кто либо другой. Патрульные тоже усиленно отворачиваются от нас, словно больше сотни людей тут просто не существует. В лагере начинают поговаривать, что все напрасно. Диверсии не будет, в город нас никто так и не пустит, и Джейкоб жестоко просчитался.

Недовольство растет с каждым часом. Народ поговаривает о штурме неприступного города. Вытащить автоматы и пойти расстреливать все, что видишь. Перелезть через стену, задавить массой.

-Нас всех перестреляют, стоит нам только сунуться ближе! – звучит с одной стороны.

-Тогда кто-то должен взять эту ответственность на себя и повести народ вперед! – говорит его напарник.

-Вот и иди сам. Я еще жить хочу!

-Я тоже! И мне нужно лекарство!

От этих повсеместных перешептываний у меня уже закипает голова. Раздражают своим нытьем, как дети малые.

-Хватит уже, а?! – прикрикиваю на очередных недовольных. – Надоели!

-А у тебя какие-то проблемы? – спрашивает крупный парень с повязкой на глазу. – Мы тебе что-то должны? Или что-то испортили?

Он медленно встает с места, сжимая кулаки.

Еще один из тех, кто считает, что своим видом может повергнуть противника в страх и ужас. Да, он крупнее меня, сильнее и мощнее. От этого еще сильнее хочется врезать ему по морде, размазывая кровавые сопли по земле.

-Драться захотел? – злобно усмехаюсь. – Давай! Я весь твой! Иди сюда, и я тебя сам испорчу!

Привычная уже бешеная ярость заставляет меня кинуться вперед с кулаками на противника. Сзади слышу далекое «Алекс!». По голосу – кричит Джейкоб.

Между нам остается буквально метра три, как внезапно передо мной словно из-под земли вырастает Джанин. Ее кожа в лунном свете практически светится болезненной бледнотой.