Страница 9 из 24
Co
Dictionary n.d.: Dictionary.com [http://www.dictionary.com/browse/filibuster].
Farrell J. (n.d). Learning to Debate. A Guide for Primary School Students [http://munga2012.wikispaces.com/file/view/primary_debating_guide.doc].
Greenwell H. et al. (2001). Greenwell H., Driscoll R., Byrne E., Moss M. Tips for Debaters April 2001 [http://www.actdu.org.au/docs/tips_for_debaters.html].
Hartley W. H. (2005). Holt American Civics: A
Hudson R. A. (1990). Sociolinguistics. Cambridge: Cambridge University Press.
Hymes D. (1962). The Ethnography of Speaking // T. Gladwin, W. C. Sturtevant (eds.). Anthropology and Human Behavior. Washington, DC: Anthropology Society of Washington. Р. 13–53.
Leuser D. M. (2003). Classroom Debates. Plymouth: Plymouth State University.
Nixon – Khrushchev (1959a). The Kitchen Debate (Nixon and Khrushchev, 1959). Part I of II [http://www.youtube.com/watch?v=D7HqOrAakco].
Nixon – Khrushchev (1959b). The Kitchen Debate: An Exploration into Cold War Ideologies and Propaganda [http://www3.sympatico.ca/robsab/debate.html].
Orwell (1949). Nineteen Eighty Four. A Novel. London: Secker & Warburg.
Seriot P. (1985). Analyse du discours politique sovietique. Paris: Institut d’etudes slaves.
Ta
Thom F. (1989). Newspeak: The Language of Soviet Communism (La langue de bois). London; Lexington: The Claridge Press.
Young J. W. (1991). Totalitarian Language: Orwell’s Newspeak and Its Nazi and Communist Antecedents. University of Virginia Press.
Глава 2. «Много спирашася, не обретоша истинны», или Поэтика коммуникации власти и общества в России древней и новой[12]
Дмитрий Калугин
В последнее время, после присоединения к России Крыма, начала антироссийских санкций и усиления имперской риторики в связи с ситуацией в Украине, произошла радикализация конфликта между различными сегментами российского общества, что не могло не вылиться в напряженные дискуссии между людьми, исповедующими диаметрально противоположные взгляды. При этом все более очевидным становится тот факт, что достижение компромисса невозможно и споры ни к чему не ведут: по сути дела, они превратились во взаимные обвинения, попытки оскорбить оппонента и заодно продемонстрировать его неблагонадежность. Все это делает актуальным не только исследование публичной коммуникации, но и анализ механизмов обсуждения политических вопросов или, иными словами, характера дискурсивных форм политического участия.
Уже общим местом стали указания на дефицит в России навыков обсуждения политических проблем, который имеет исторически обусловленный характер, – см., например, конференционный сборник [Разномыслие 2010]. Постоянно констатируемая неспособность вести диалог создает ощущение, что основной причиной этого и является отсутствие «публичного языка», неумение спорить и приходить к согласию. При этом нельзя отрицать того, что люди могут успешно взаимодействовать в остальных случаях, демонстрируя не только навыки ведения дискуссии, но и возможность признать правоту другого, если его аргументы окажутся убедительными. Почему же сплошь и рядом, как только начинается публичный спор о государственной политике, вместо конструктивного обсуждения и цивилизованной дискуссии речь оппонента дискредитируется, уподобляясь «воплям», «крику» или «вою»[13], что автоматически блокирует саму возможность диалога? И дело здесь не только в непреодолимых противоречиях между «либералами» и «консерваторами», «патриотами» и «пятой колонной». В данном случае мы сталкиваемся с определяющими моментами русской публичности, которая с самого момента своего появления в начале XVIII века, с одной стороны, является пространством общения людей, а с другой – стремится к деполитизации языка, отказываясь признать в высказывании форму политического участия. И в силу того, что «слово» и «дело» оказываются отделены друг от друга, продолжает сохранять актуальность общественный договор между властью и обществом, в соответствии с которым одни наделяются правом «действовать», а другие – «говорить».
Основной тезис этой статьи состоит в том, что в проекте «публичности», подразумевающем начиная с момента ее появления в Петровскую эпоху внедрение «европеизированных» форм взаимодействия и нового типа политического общения[14], кроется важное противоречие между изначальным, исторически и культурно обусловленным монологизмом российской власти и ее модернизационными устремлениями. Создавая сферу публичной коммуникации, то есть демонстрируя свое желание вступить в диалог, – Российское государство каждый раз предлагает такие модели, которые либо не могут быть реализованы вообще, либо могут быть реализованы не в полной мере. Воплощая свои представления о том, каким должно быть общество, как оно должно пользоваться языком и предоставленной ему свободой выражать собственное мнение, власть неспособна зайти настолько далеко, чтобы полностью утратить свои патерналистские устремления и превратиться в партнера, собеседника, одного из участников спора. И в этом случае нарушение «хрупкого равновесия» между властью и обществом есть не что иное, как такое переформатирование пространства коммуникации, в котором делигитимируется сам принцип диалогизма.
Одним из основных модусов существования общества и, соответственно, публичной сферы является спор, столкновение противоположных мнений [Habermas 1989][15]. Недавние социологические опросы ФОМ показали, что россияне с недоверием относятся к разного рода спорам и дискуссиям [Корсунов 2014][16]. Это имеет свои основания, поэтому здесь уместен экскурс в историю культуры и языка: он мог бы прояснить как особенности самой практики спора в русском контексте, так и специфический характер тех форм, которые она приняла в современную эпоху.
Древнерусское слово «съпоръ», а также семантически смежные понятия (например, «пьрѣние», «<сопротивоборныя> бесѣды» и т. д.) имеют два основных значения, одно из которых – «несогласие, высказывание противоположных мнений», а другое – «судебная тяжба» (состязание, ссора, распря)[17]. В целом сама ситуация спора мыслится как негативное проявление человеческой природы, и древнерусская дидактическая литература настаивала на необходимости демонстрировать смирение, обуздывать гнев, проявлять терпение, а также предписывала избегать словесной конфронтации. В «Изборнике 1076 года» можно найти рекомендации, согласно которым человеку следует «не скоро въ смѣхъ въпадати, соромяживу быти, долу очи имѣти, а не горѣ, не противу отъвѣщавати» [БЛДР 1999a: 470][18].
Как правило, споры бесполезны, не приводят ни к какому результату. В «Повести временных лет» новгородцы отказываются признать Святополка или сына его своим князем: «Святополкъ же многу имѣ прю с ними, онѣмь же не восхотившимъ, поемьше Мьстислава, поидоша Новугороду» [БЛДР 1997: 289][19]. Львовский летописный свод 80-х годов XV века сообщает о споре, возникшем при отправлении церковных обрядов, участники которого «много спирашася, не обретоша истинны» [БЛДР 1999b: 430][20]. Можно привести немало и других примеров в том же роде, но очевидно, что спор ставится в один ряд с такими практиками, как ссора, разлад, где проявляются отрицательные качества человека – гордость, заносчивость, честолюбие, которые надлежит смирять скромностью и аскезой. Такой христианизирующий взгляд, в соответствии с которым любые вербальные формы взаимодействия, за исключением внутреннего диалога с богом посредством молитвы, – это проявления человеческой слабости и привязанности к миру, препятствует развитию коммуникации и делает невозможным институционализацию спора в виде диспутов и публичных прений.
12
Я хотел бы выразить благодарность за помощь в работе и конструктивные советы Наталье Мовниной, Марине Бобрик, Аркадию Блюмбауму, Борису Маслову. Исследование осуществлено в рамках программы фундаментальных исследований Научного фонда НИУ ВШЭ в 2017 г.
13
Так, например, обсуждая возможность принятия Государственной думой «закона Познера», который запретил бы работать на государственных каналах журналистам, имеющим иностранное гражданство, автор статьи «Академик вранья» пишет: «…вся либероидная „общественность“ подняла жуткий вой в защиту и „заслуженного“ мэтра „демократического телевидения“, и в перспективе отстранения от эфира и прессы других видных инограждан, которыми российские СМИ переполнены сверх всякой меры». И дальше автор констатирует, что «<либеральная общественность> не затрудняет себя поисками аргументов или контраргументов, просто соблюдением принципов формальной логики, а глушит публику исключительно разного уровня насмешками, рассчитанными на некритичных и не очень осведомленных людей» [Тамарин 2013].
14
Об обществе как «общении» см.: [Хархордин 2011: 504–522].
15
О концепции Хабермаса и публичной коммуникации см. также: [Calhoun 1992].
16
Показательно название этой статьи: «В России спорщик не считается уважаемым человеком» [Корсунов 2014].
17
«Съпоръ» в значении «несогласие», «тяжба», «распря» [Срезневский 2003: 800]. См. также «пьрѣние» [Срезневский 2003: 1773–1774; Черных 1999: 195].
18
Перевод: «Не вдруг рассыпаться смехом, сохраняя стыдливость, очи долу держать, а не ввысь, не спорить» [БЛДР 1999а: 471].
19
Перевод: «И Святополк много спорил с ними, но они не захотели и, взяв Мстислава, пришли в Новгород» [БЛДР 1997: 290].
20
Перевод: «И много спорили, и не нашли истину» [БЛДР 1999b: 431].