Страница 7 из 18
Иногда для распоряжений о недопуске в Россию некоего иностранца хватало одного лишь слуха о возможном его приезде. Так, в начале 1840 года Бенкендорф узнал из письма своей сестры княгини Ливен, жившей в Париже (к ней мы еще вернемся в главе тринадцатой), что, по слухам, Луи-Наполеон Бонапарт (будущий император Наполеон III, а в 1840 году мятежный принц, изгнанный из Франции, проживавший в Англии и готовивший очередной мятеж против французских властей) намерен просить позволения въехать в Россию. Так вот, на случай, если бы принц в самом деле решил это сделать, Бенкендорф известил Нессельроде, что тот должен «предварить заграничные наши посольства и миссии о незасвидетельствовании ему [Луи-Наполеону Бонапарту] паспорта на проезд в Россию». На что Нессельроде довольно резонно (и, возможно, не без тонкой иронии) счел своим долгом
покорнейше просить почтить его уведомлением, не известно ли нашему правительству, под каким именем намерен приехать Бонапарте, ибо легко может случиться, что он отправится под другим именем и таким образом будет пропущен чрез границу, несмотря на все распоряжения о недопущении следования его в Россию.
В 1840 году тревога оказалась ложной; когда же в 1847 году принц в самом деле обратился к тогдашнему главноначальствующему III Отделением графу А. Ф. Орлову с просьбой позволить ему въехать в Россию и быть представленным императору, то получил вежливый отказ: Николай I остерегался поддерживать отношения с откровенными противниками действующей французской власти.
Паспорта, «билеты» и «виды»
Отдельного рассказа заслуживает «бумажная» сторона дела: что происходило с паспортами иностранцев и какие бумаги приезжие получали взамен. Устав о паспортах (статья 342 в издании 1836 года) гласил:
Каждый иностранец, приехавший в Россию и снабженный узаконенным паспортом, должен явиться в первом лежащем на пути губернском городе к гражданскому губернатору и, представя ему свой паспорт, взять у него взамен особый вид для продолжения своего пути внутри Империи. Таковой вид должен быть возобновляем иностранцем в каждом губернском городе, чрез который он проезжать будет; и наконец, по прибытии на место своего назначения, он обязан снова явиться к гражданскому губернатору и, представя ему путевой вид, получить от него взамен билет на жительство.
Вот образец «билета», выданного «французскому подданному учителю Луи Фридриху Шору», который «прибыл в Россию в 1822 году, а в Черниговскую губернию по билету Московского обер-полицмейстера 11 сентября 1829 года данному»:
От малороссийско-черниговского губернатора иностранцу Шору 31 августа 1830 года № 9832
Стародуб
Дан на свободное пребывание в Черниговской губернии по 28 февраля будущего 1831 года французскому подданному учителю Луи Фридриху Шору, прибывшему в Чернигов по билету московского обер-полицмейстера 11-го сентября 1829 года за № 833, данному с тем, что по исполнению срока обязан он представить сей билет лично к возобновлению, в противном же случае подвергнется законному взысканию, на случай же выезда из губернии в другие Российские города или за границу должен явиться для получения установленного на выезд вида.
Подлинное подписал малороссийско-черниговский гражданский губернатор и кавалер Николай Жуков.
Подписал [за] предъявителя Луи Фридрих Шор.
Приметы:
лета 26
рост средний
волосы, брови темно-русые
глаза карие
нос, рот умеренные
подбородок, лицо круглое.
С подлинным верно инспектор училища Черниговской губернии статский советник Сильвестр Самарский-Быховец.
Иностранные паспорта с русской визой у въехавшего в Россию иностранца отбирали и хранили до 1827 года в губернских правлениях, а после 1827 года – в III Отделении, куда их отсылали вместе с еженедельными ведомостями о прибывших; иностранцы получали свои паспорта назад только перед отъездом на родину. Взамен паспорта иностранцу выдавали «вид» или «билет» для следования по империи или на жительство в том или ином населенном пункте. Некоторые перемены в порядке хранения иностранных паспортов произошли в 1832 и 1844 годах (о чем будет рассказано чуть ниже), окончательно же правило об обязательной регистрации паспортов в III Отделении было отменено только в 1860 году, через пять лет после смерти Николая I.
В обеих столицах: Москве и Петербурге – действовал особый порядок выдачи иностранцам документов на пребывание в России. В Москве этим занималось Иностранное отделение при Канцелярии военного генерал-губернатора, в Петербурге – аналогичное Иностранное отделение, а с декабря 1838 года – Иностранное отделение Адресной экспедиции, состоящей при Петербургской управе благочиния. Однако те иностранцы, которые прибыли по морю или по суше в Петербург, не могли отправиться в Адресную экспедицию напрямую. Сначала они должны были побывать в III Отделении и получить «контрмарки», которые остаются «при делах Экспедиции и, по миновании в них надобности, сдаются в ее Архив» (высочайше утвержденное положение о санкт-петербургской Адресной экспедиции от 21 декабря 1838 года).
О некоторых этапах бюрократической процедуры, которой подвергались приезжие иностранцы, дают представление документы француза Антуана-Луи Париса (Paris), прибывшего в Петербург в 1828 году, но имевшего конечной целью путешествия Москву. В главе пятой мы подробнее расскажем о судьбе этого француза в России, сейчас же нас интересует только «бумажная» сторона вопроса. Итак, в деле Луи Париса, сохранившемся в архиве III Отделения, присутствует «билет»:
Цена 50 копеек
Главного командира Кронштадтского порта и военного губернатора
Иностранный стол
Сентября 4 дня 1828
Исходящий № 652
Заграничного пашпорта, выданного 17/29 апреля 1828 года за № 178
Приметы:
Лета 26
Рост большой
Волосы, брови темно-русые
Глаза карие
Нос, рот умеренный
Подбородок круглый
Лицо смугловатое
Особенных примет не имеет
Подпись предъявителя L. Paris
Дан на свободный проезд в Москву, прибывшей [так!] к Кронштадтскому порту сентября 2-го дня из Руана, на французском судне Констанция, под управлением шкипера Жана Бицета, с пашпортом, засвидетельствованным Российским в Париже посольством секретарем Лабенским, французскому подданному помещику Антону Л. Пари, которого по тракту на заставах пропускать без задержания; по прибытии туда имеет он явиться немедленно к тамошнему начальству для получения другого вида на все время его там пребывания или на следование в другое место.
Главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор Рожнов [подпись]
На обороте обозначены этапы прохождения этого «билета» по инстанциям:
1828-го года сентября 10-го дня сей билет в 2-й части 1-го квартала явлен и в книгу под № 14 записан и выдан обратно сего же числа для предъявления в Иностранное отделение, получения установленного вида на жительство, а в случае непредъявления с виновного взыскан будет узаконенный штраф.
1828 года сентября 10-го дня сей билет в Иностранном отделении, при канцелярии г. санкт-петербургского военного генерал-губернатора состоящем, явлен, в книгу под № 243 записан и предъявителю для дальнейшего следования в Москву обратно выдан.
Правитель отделения [подпись]
Как видно из указания на цену, у всех бюрократических процедур имелась и финансовая сторона: виды для жительства и для проезда из одного места в другое с 1827 года выдавались иностранцам на гербовых листах ценою 50 копеек, а с 1842 года – «на гербовой бумаге высшего достоинства» ценою 2 рубля серебром. Выдавались они на полгода или на год, а по истечении срока нужно было подавать губернатору прошение о новом документе, за который снова платить ту же сумму. Иностранцы, проживавшие в обеих столицах, должны были ежегодно платить за «билет на жительство» особый «адресный сбор». Впрочем, это касалось только тех иностранцев, которые приехали выполнять какие-либо работы, – от учителей, не состоящих в государственной службе, гувернеров и гувернанток (первый, самый дорогой разряд) до «поваренков» и чернорабочих обоего пола (последний, самый дешевый); иностранцы дворянского происхождения, имеющие чины и не намеренные служить либо поступающие на государственную службу, от уплаты адресного сбора освобождались. Кстати, такой же сбор обязаны были платить за получение «билетов на жительство» и российские подданные, приехавшие на заработки в столицу, и эта повинность вызывала среди населения такую ненависть, что управляющий III Отделением М.Я. фон Фок 30 июля 1826 года предупреждал Бенкендорфа: «общее и сильное желание населения всех классов столицы» заключается в упразднении адресной конторы, «заставляющей столь многих стонать».