Страница 17 из 20
Смерть сразила его 18 июля 1792 года.
Ему было всего 45 лет.
Поль Джонс умер ночью – в полном одиночестве.
Он умер стоя, прислонившись спиной к шкафу, а в опущенной руке держал раскрытый том сочинений Вольтера. Конец удивительный! Даже в смерти адмирал не упал, и даже смерть не смогла разжать его пальцев, державших книгу…
Американский посол не явился на его похороны.
Национальное собрание Франции почтило память «человека, хорошо послужившего делу свободы», вставанием и молчанием.
Двенадцать парижских санкюлотов во фригийских красных колпаках проводили «пенителя морей» до его могилы. Тогда же было решено перенести его тело в Пантеон великих людей, но в вихре последующих событий об этом как-то забыли.
Забыли и то место, где Поль Джонс был погребен.
Наконец забыли и самого Поля Джонса…
О нем вспомнил Наполеон – в черный для Франции день, когда адмирал Нельсон уничтожил французский флот в битве при Трафальгаре.
– Жалею, – сказал Наполеон, – что Поль Джонс не дожил до наших дней. Будь он во главе моего флота, и позор Трафальгара никогда бы не обрушился на голову французской нации…
В 1905 году историк Август Бюэль отыскал в Америке человека, сохранившего мемуары своего прадеда Джона Кильби, который служил матросом на «Простаке Ричарде»; этот Кильби писал о Джонсе:
«Хотя англичане и трубили о нем, как о самом худшем человеке на белом свете, но я должен сказать, что такого моряка и джентльмена я никогда еще не видел. Поль был храбр в бою, добр в обращении с нами, простыми матросами, он кормил нас отлично и вообще вел себя как следует. Если же нам не всегда выдавали жалованье, то это уже не его вина…» (Это вина конгресса!)
Поль Джонс занял место в американском Пантеоне. Недавно в нашей стране вышла монография ученого Н.Н. Болховитинова «Становление русско-американских отношений», в которой и Джонсу отведено достойное место; там сказано:
«Чтить своих военных героев американцы, как известно, умеют. О Поле Джонсе знает каждый школьник, и очерк о храбром капитане можно найти рядом с биографиями Дж. Вашингтона, Б. Франклина, А. Линкольна и Ф. Рузвельта. Поначалу мы несколько удивились, увидев Поля Джонса в столь блестящем окружении, но в конце концов решили, что американцам лучше знать, кого надо больше всего чтить, а мы, вообще говоря, меньше всего помышляем о том, чтобы как-то умалить заслуги знаменитого адмирала».
Поразмыслив, можно сказать последнее…
Конечно, где-то в глубине души Поль Джонс всегда оставался искателем приключений с замашками типичного флибустьера XVIII века, и не свяжи он своей судьбы с борьбою за свободу Америки, не стань он адмиралом флота России – кто знает? – возможно, и скатился бы он в обычное морское пиратство, а на этом кровавом поприще Поль Джонс наверняка оставил бы нашей истории самые яркие страницы морского разбоя.
Но жизнь сама вписала поправки в судьбу этого незаурядного человека, и Поль Джонс останется в истории народов как адмирал русского флота, как национальный герой Америки!
Граф Попо – гражданин Очер
Летом 1817 года фрегат русского флота «Святой Патрикий» вышел из Копенгагена в Лиссабон, чтобы доставить в Португалию графа Павла Строганова, умиравшего от чахотки.
– Я не доживу до Лиссабона, – сказал он жене. – А перевод Дантова «Ада» ты закончишь, Софи, уже без меня…
Фрегат вздрагивал от ударов волн, тяжкие скрипы шпангоутов были уже привычны. Строганов беседовал с врачами по-английски, с племянником по-французски, с женою и слугами по-русски. Все говорили ему «ваше сиятельство», а близкие называли его: «Попо… наш дорогой Попо!» Среди ночи он вызвал в каюту капитана Фому Кандлера:
– Сколько футов под килем и сколько миль от берега?
Берег Дании был еще недалек, а глубина небольшая.
– Вот и хорошо. Сейчас вы бросите якоря в море, всех с корабля прошу сойти на берег. Со мною останется только собака.
– Нет! – закричала Софья Владимировна. – И я… и я…
– Ты уйдешь с корабля тоже. Я хочу побыть один.
От фрегата отвалили вельботы. Плачущая женщина смотрела, как угасают за кормою сигнальные огни «Святого Патрикия». Еще несколько взмахов весел, и шлюпки с хрустом полезли на берег. Матросы развели большие костры. Черная ночь почти враждебно нависала над бивуаком русских людей, случаем заброшенных на чужбину.
Звезды не спеша угасли. Розовой полосой обозначился рассвет. Софью Владимировну доставили на борт фрегата. Догоревшая свеча дымилась еще в стакане. Верный друг – собака – с жалобным воем лизала руку мертвого хозяина. «Святой Патрикий» поднял паруса и поплыл обратно – в Россию…
…В эту же ночь в парижском бедламе умерла всемирно знаменитая Теруань де Мерикур.
Какая же связь между русским аристократом и этой кровавой героиней Французской революции?
Если падают звезды при смерти людей, то в эту ночь две большие чистые звезды обрушились с небосвода в кипящую бездну океана.
Попо родился по дороге из Фернея в Париж, после визита его родителей к Вольтеру. Об отце его Екатерина II шутя говорила: «Вот человек, который тщетно желает разориться, и все не может». Детство Попо провел во Франции. Когда мальчик подрос, его гувернером стал бродячий математик Жильбер Ромм. Республиканец в душе, Ромм на своем ученике доказал, что не происхождение, а воспитание образует человека. Мрачный умница, резкий и раздражительный, как все уроженцы Оверни, гувернер был человеком возвышенной души и чистый нравами. Легкомысленные родители Попо были заняты своими страстями, и Ромму никто не мешал формировать из мальчика человека своих представлений.
Волшебный Грез писал тогда портрет с Попо (в овале – пышнокудрая голова ребенка). Легран резал с портрета гравюру. Неистовый гувернер в бешенстве разворотил гравюрную доску.
– Не будите в ребенке тщеславия, – заявил он родителям.
Ромм вместе со Строгановыми приехал в Петербург; по дороге ученик и его учитель изучали русский язык. На Невском их ждал дворец – дивное создание Растрелли. Но вернулись они не вовремя – фаворитом Екатерины был красивый Римский-Корсаков, которого за его вокализы прозвали «Царем Эпирским»; в него-то сразу и влюбилась чувственная мать Попо. Граф А.С. Строганов великодушно подарил жене-изменнице подмосковное Братцево (близ села Тушина), и она, бессердечная к сыну, укатила туда с Римским-Корсаковым.
– А вы замените ему мать, – сказал Строганов гувернеру.
Ромм ввел в комнаты Попо робкого крестьянского мальчика:
– Его зовут Андреем Воронихиным, он приехал из пермских владений вашего отца… Попо, я хочу, чтобы вы стали братьями!
Воронихин был крепостным, Ромм отечески наставлял обоих – и графа и его раба. Мальчики дружили. Подрастали. Строганов-отец верно считал, что для образования необходимы путешествия. Неповторимы были их маршруты: от Архангельска до Алтая, от Дунайских гирл до солнечной Тавриды… Попо зачислили в адъютанты к Потемкину, а Воронихин от графа получил отпускную бумагу – будущий архитектор стал «вольным» человеком.
Втроем они выехали за границу. Берлин, Рим, Лион, Женева… Музеи, библиотеки, беседы с учеными, тихие душистые вечера. Попо и Воронихин вырастали в задумчивых, стройных юношей, которыми любовались на улицах. Рядом с ними шагал их сгорбленный учитель – враг деспотии, пламенный друг народной свободы.
– Дети, – внушал юношам Ромм, – зачем вы разглядываете женщин? Неужели видение заката менее достойно вашего внимания?
Париж и революция! В них Попо нашел свою любовь.
Теруань де Мерикур была прекрасна. В багровом плаще амазонки, обутая в античные сандалии, она вела женщин Парижа на штурм Версаля. Обнаженная грудь ее была перетянута шелковой перевязью. С кинжалом в руке она шла, неотразимая, как смерть.
Попо полюбил ее со всею горячностью юности. Была несусветная любовь, и был диплом якобинца, на котором краснела печать с девизом: vivre libre ou mourir (жить свободным или умереть)…