Страница 16 из 71
— Варварский обычай! — взорвался Федя.
— Ведь в то время еще не было Советской власти, — простодушно возразила Асида. Федя проглотил комок в горле. Он не заметил, как девочка кинула на него лукавый взгляд из-под длинных ресниц.
— Кто же он? — сдавленным голосом спросил Федя.
— Кезым Маршан… Пока он живет в другом городе, но помнит обо мне, подарки присылает.
В сердце Феди бушевала буря. Живет в другом городе и шлет подарки, видите ли… Аджин говорил, что ей уже пятнадцать лет, по их обычаям замуж пора. Самым лучшим было бы сейчас встать и уйти. Или, по крайней мере, выказать полное равнодушие. Но вместо этого Федя тяжко вздохнул и опустил глаза.
— Ой, смотри! — воскликнула Асида и коснулась его руки. Другой рукой она указывала на буйволенка. На спину животного села птица с ярким оперением и принялась что-то выклевывать из его шерсти. Словно приветствуя ее, буйволенок повернул голову. Такое соседство устраивало, как видно, обоих.
Федя рассмеялся, хотя и думал сейчас о другом. Он согнул руку, и ладонь девочки оказалась в сгибе его локтя. Федя испытывал неведомое до сих пор блаженство.
Некоторое время они сидели молча, поглощенные, казалось, наблюдением, за птицей. Наконец Асида отняла руку и, затенив глаза ладонью, посмотрела на солнце.
— Домой пора…
— Посиди еще, — сказал Федя.
— Нельзя — дед голодный, буйволицу доить надо…
Федя с сожалением поднялся вслед за ней. С таким же сожалением птица вспорхнула со спины буйволенка. Асида погнала его к дому. Федя пошел провожать. Через несколько шагов девочка остановилась:
— Дальше не надо ходить.
— Почему? — спросил Федя. Все шло так хорошо.
— Не надо, — повторила она, — люди увидят — что скажут?
Взглянув на его опечаленную физиономию, она рассмеялась и убежала. Федя проводил ее взглядом, не зная, что думать. Поистине это была необъяснимая страна!
В один из дней, последовавших за этой встречей, Федя сидел на галерее и рассматривал в зеркало свое лицо. Пожалуй, впервые он делал это сознательно. Красив он или нет — этот вопрос с некоторых пор стал интересовать его. В зеркале он видел лобастую голову на крепкой шее. Кожа на лице успела потемнеть от загара, и от этого веснушки стали не так заметны. Федя с удовлетворением отметил этот факт. Нос прямой, но, пожалуй, коротковат, а губы не мешало бы иметь потоньше. Цвет волос, кажется, называется каштановым. С недавних пор Федя решил зачесывать их наверх, но волосы пока еще не привыкли к новой прическе и торчали во все стороны. Бровей почти не видно — так они выгорели на солнце. А глаза? Еще давно кто-то сказал, что глаза у него красивые. Так это или нет? Не то серые, не то голубые, с большими зрачками и длинными ресницами, — пожалуй, и правда, неплохие. Но нравятся ли такие женщинам? А вообще-то лицо как лицо, хотя до красавца Атоса ему далеко…
Уже не первую минуту он невольно прислушивался к странному гулу, доносившемуся с восточной части города. Трам-там! Трам-бам! Больше всего это походило на удары в барабан. Но барабана без оркестра ему еще не доводилось слышать.
Федя сидел и раздумывал об этом, когда с другой стороны донеслись звуки духового оркестра.
Федя схватил картуз и выбежал на улицу.
Мужчины, что были в этот час дома, выходили из калиток и устремлялись в сторону моря, на Приморскую улицу. По ней шла большая толпа горожан. Впереди с оркестром и знаменем ехал отряд конников. Из боковых улочек в процессию вливался народ, присоединялись завсегдатаи духанов и кофеен.
Впереди грянула песня:
Федя зашагал рядом с оркестром.
«Хорошо бы встретить Аджина», — подумал он и не успел оглянуться, как тот оказался рядом.
— Куда все идут? — спросил Федя.
— Митинг будет, говорить будут…
— Митинг? По какому случаю?
— Про голод говорить будут.
Федя начал догадываться. В последнее время все чаще упоминалось Поволжье. Газеты пока были редкостью, и толком мало кто знал, что там происходит.
За пределами города, от дороги полого поднимался безлесный участок горы, издавна служивший местом для народных собраний. У ее подножия рос вековой священный вяз, под сенью которого по обычаю заседал совет старейшин. Сейчас под деревом возвышался сколоченный из досок помост, а между ветвями протянулось кумачовое полотнище. На нем белой краской было написано: «Победили контрреволюцию, победим и голод!»
Колонна, пришедшая с оркестром, разлилась по склону. Прибывали люди и поодиночке. В ожидании начала сидели на камнях, на земле. Многие пришли прямо с полей и стояли, опираясь на мотыги. Между взрослыми крутились дети: гонялись друг за другом, скакали, оседлав палки. Женщин почти не было, и Федя напрасно высматривал в толпе смуглое личико Асиды.
Места ближе к трибуне были уже заняты, но Аджин, усиленно работая локтями и увлекая за собой Федю, пробирался вперед до тех пор, пока какой-то усач не остановил его. Аджин не мог успокоиться и, как боевой конь, приплясывал от нетерпения на месте. Федя слушал и приглядывался ко всему вокруг. И вдруг… Он толкнул приятеля локтем:
— Смотри-ка туда…
Впереди, возле высокой трибуны, примостился на камне тот самый мальчишка-послушник, с которым они познакомились возле монастырской стены. Сейчас он был в мирской одежде, его светлая голова выделялась среди черных шевелюр и папах.
— А еще говорил, что его в город не отпускают, — возмутился Аджин. Они решили не терять монашка из виду.
На трибуне появились люди. Из числа поднявшихся на помост вперед выступил видный абхазец в черкеске. Присмотревшись, Федя узнал в нем того человека, что остановил их потасовку с Аджином в злополучный день приезда. Федя запомнил его фамилию — Лоуа.
Председатель ревкома поднял руку и, когда установилась относительная тишина, заговорил:
— Добрый день, земляки, товарищи! Сегодня мы собрались здесь во второй раз после того, как добились свободы и равенства для угнетенных на своей земле. Многие наши соотечественники, ваши сыновья и братья, отдали жизнь во имя этой свободы. В наших отрядах «Киараз» сражались, как горные барсы, лучшие джигиты — абхазцы. Но силы были неравны, мы были окружены бушующим морем контрреволюции. И тогда, отвечая на наш зов, через гранитные отроги Кавказа русский пролетариат протянул нам руку помощи. Одиннадцатая дивизия Красной Армии помогла красным партизанам смести с нашей земли князей, дворян, буржуев и их приспешников — грузинских меньшевиков[34]. Международный капитал потерпел еще одно поражение. Вот что значит пролетарская солидарность! Вот как поступают настоящие интернационалисты!
Председатель на секунду остановился: слишком много народу собралось на площади и ему до предела приходилось напрягать голос, чтобы быть услышанным в последних рядах.
— Товарищи! — продолжал Лоуа. — Вы знаете, в какое трудное время мы живем. На Южном побережье Черного моря ждет случая вторгнуться на нашу землю армия барона Врангеля; в горах рыщет недобитая банда генерала Фостикова. Нам приходится вести борьбу с контрреволюцией, со спекуляцией и саботажем. Разоренное хозяйство оставило нам сбежавшее за море меньшевистское правительство. И все же наши трудности не столь велики по сравнению с теми, которые сейчас переживает Россия. В довершение ко всем испытаниям на русский народ обрушилось новое несчастье — голод в Поволжье.
Лоуа продолжал говорить, но ему все больше мешал чей-то голос в толпе. Немалую часть собравшихся составляли люди европейского вида — это были чиновники бывшей волостной администрации, владельцы городских магазинов и лавчонок, обитатели монастырской гостиницы. Они стояли несколько особняком, к ним жалась толпа паломников. Среди нее выделялся высокий костистый старик со встрепанной бородой и возбужденно блестевшими глазами. Он что-то говорил, обращаясь к окружающим, и вдруг, воспользовавшись паузой в речи председателя, вскочил на камень и выкрикнул в сторону трибуны:
34
В ноябре 1917 года власть в Грузии захватили меньшевики. В 1921 году трудящиеся с помощью Красной Армии установили Советскую власть.