Dreamboat

"Бывшим подругам в Сорренто

Хвасталась эта змея:

"Ловко я интеллигента

Заполучила в мужья".

А вот студент Давид Надежинский прославился тем, что, обучаясь в Новоелизаветинском художественном училище, ходил в публичный дом рисовать обнаженную натуру. Заплатит за девушку и заставляет ее позировать. Только выходило у него все слишком уж экспрессивно. То есть, по мнению невольных натурщиц, настолько криво, что его вскоре вовсе перестали пускать.

Побывать в доме терпимости "Сюавитэ" мадам де Лаваль считалось хорошим тоном, ибо все в нем было комильфо. То есть, по-русски говоря: как положено. И находился он на расстоянии "достаточно большом" от церкви и прочих общественных учреждений. И окна всегда зашторены и шикарный вход, с чучелом медведя в передней, с коврами, шелковыми занавесками и люстрами, с лакеями во фраках и перчатках. И надпись на французском "J"ai perdu tout le temps que j"ai passé sans aimer" (Я потерял все то время, которое я провел без любви). Сюда ездили мужчины заканчивать ночь после закрытия ресторанов. Здесь же играли в карты, держались дорогие вина и всегда был большой запас красивых, свежих женщин, которые часто менялись". За один визит посетитель мог оставить здесь круглую сумму. За сутки одна женщина принимала не больше 5-6 посетителей.

Злые языки поговаривали, что и сама мадам Кэтрин де Лаваль, будто бы, в девичестве Катька Ярошенко, юная, невинная барышня, когда-то подрабатывала на Нижегородской ярмарке. Ее часто можно было встретить в районе Нижне-Волжской набережной, пьяную, размалеванную, расхристанную, напевающую:

Дайте мне купчину

Пьянаго, в угрях

Стараго, седого

В рваных сапогах

От купчины салом за версту разит

Да бумажник тертый

"Радугой" набит

Он и обругает

Он тебя прибьет

Да за то заплатит

Даром не уйдет

Поединок можно вести различными видами оружия. Знаменитый д,Артаньян, герой сочинений Александра Дюма предпочитал шпагу, гусар или улан выбирали саблю, студент волен был выбрать рапиру, Пушкин стрелялся с Дантесом на гладкоствольных пистолетах, сам Северианов предпочел бы рукопашную схватку, но с владелицей веселого дома " Сюавитэ" они оба избрали в качестве оружия улыбки. Мадам де Лаваль улыбнулась Северианову липко и очаровательно, обнажив белоснежные зубы и высокую арбузную грудь, почти вываливающуюся из выреза темно-красного платья. Изящно держа в тонких пальцах миниатюрную фарфоровую чашечку, она томно поинтересовалась:

- Добрый вечер, господин офицер. Желаете отдохнуть у нас? Кого предпочитает, брюнеток, блондинок, шатенок? Сдобненьких или, наоборот, стройных?

Северианов картинной щелкнул каблуками, с чувством приложился к ручке женщины и улыбнулся в ответ ещё очаровательней.

- Премного наслышан о вашем великолепнейшем заведении. Досуг, знаете ли, скрасить иногда хочется, карты надоели, вино тем более. Желаю, как бы выразиться поточнее, культурного общения с представительницами прекрасного пола. Зачерствел, понимаете ли, в окопах, душа страдает, праздника требует.

- Понимаю Вас, - в голосе мадам звучало непередаваемое сочувствие. - Сама жутко устала от мерзости и хамства. Вокруг сплошные неучтивость и грубиянство, интеллектуал, человек тонкой душевной устроенности такая редкость.

- Я бы хотел пообщаться с мадемуазель Жанной, - неинтеллигентно ухмыльнулся человек тонкой душевной устроенности. - Это возможно? Очень, знаете ли, наслышан о ещё выдающихся культурных способностях и особом таланте.

Мадам де Лаваль опечалилась самым трагическим образом: малахитово - изумрудные глаза опустились вниз, могучая грудь заволновалась, норовя вырваться на свободу из тугого корсета.

- Увы, мон шер, мадемуазель Жанна занята. Я весьма сожалею об этом прискорбном инциденте, но вы, безусловно, можете выбрать другую, не менее достойную такого благородного кавалера девушку. Грузинскую княжну Чхеидзе, например. Весьма и весьма экзотическая дама. Или Софочку, даму в высшей степени благородную и интеллектуальную. Прекрасно музицирует на фортепиано, пишет стихи, к тому же имеет умопомрачительный бюст.

Северианов улыбнулся премило. Своеобразная дуэль с мадам де Лаваль, когда каждый оппонент пытался расплыться в улыбке любезней и обольстительней, чем противник, продолжалась.

- Приёмного благодарен, любезная Кэтрин, Вы же позволите так называть Вас, мне нужна именно мадемуазель Жанна.

- Всем нужна мадемуазель Жанна, - с премилой трогательностью сказала мадам де Лаваль. - Все хотят бедную Жанночку, словно других девушек не существует.

Приглушенный свет ламп, бархатные портьеры, скульптура амура, изготовившего лук для стрельбы, тяжелые бархатные портьеры создавали особый расслабляющий уют, граммофон звучал низким контральто Вари Паниной сокровенно и интимно:

Белой акации грозди душистые

Вновь аромата полны.

Вновь разливается песнь соловьиная

В тихом сиянье луны.

- Увы! - Северианов улыбнулся галантно во все тридцать два зуба. - Мадемуазель Жанна снискала славу самой привлекательной девушки из Ваших дам. Если она так сильно занята - я готов подождать, сколько потребуется. С превеликим удовольствием. А пока готов насладиться беседой с Вами, достопочтенная Кэтрин. Кофе угостите?

- Непременно! - оскалила жемчужные зубки мадам де Лаваль. - Рюмочку бенедиктина к кофе?

- Ого! - Северианов постарался улыбнуться ещё ослепительней. - Неужели настоящий бенедиктин? В последнее время мне все больше самогоном пытаются угостить. Кофе, надеюсь, не желудевый?

- Как можно-с! - возмутилась мадам де Лаваль. - Натуральный, естественно! Суррогату не держим!

- Премного восхищен! - Северианов утонул в мягком, обволакивающем нежными объятиями кресле. Мгновенно накатила вязкая истома, слабость, томление. Нет, не годилось кресло для серьёзного, жёсткого разговора, допроса, испытания. А мадам де Лаваль кивнула сухонькому, бородатому, словно гном, человеку с ювелирно выложенным седым зачесом на круглой голове и огромными бульдожьими бакенбардами:

- Филипп, благоволите кофе господину офицеру.

Филипп проворно растворился в воздухе, растаял, словно призрак, чтобы через минуту материализоваться вновь с красочным подносом. Фарфоровая чашка, наполненная ароматной коричневой жидкостью, рюмка с золотистым напитком, который предпочтительно употреблять мелкими глотками с кофе либо чаем. Роскошная обстановка, красочные люстры, зеркала, портьеры, запах дорогих духов. Иной мир, иная обстановка, убранство. Северианов втянул ноздрями аромат бенедиктина, отставил рюмку, сделал маленький глоток кофе. Блаженно зажмурился, прикрыл глаза, почувствовал, как волны неги расплываются по телу, лениво потянулся.

- Хорошо у Вас здесь, Кэтрин. Просто великолепно. Так бы и остался здесь навсегда. - Он допил кофе, прищурившись, посмотрел в глаза хозяйке веселого дома. - А расскажите, как при большевиках жилось? Сильно досталось?

- Слава Богу, все в прошлом! Даже вспоминать нежелательно. Прижали так, что не вздохнуть.

Мадам де Лаваль лукавила: хотя в 1917-м проституцию официально запретила Советская власть, закрыв за время своего существования в Новелизаветинске 18 борделей, "Сюавитэ" практически не пострадал. Для видимости назвавшись гостиницей, он продолжал существовать, практически, в первозданном виде. Начальник уголовно-розыскной милиции Фролов попытался прикрыть весёлое учреждение, но, неожиданно, наткнулся на жесткое противодействие ЧК. Чекисты посещали весёлый дом, почти не скрываясь, но Северианов был уверен, что двигала ими отнюдь не похоть и жажда плоских утех: все контрразведки мира успешно использовали проституцию для добывания оперативной информации и вербовок. В разные времена в постелях красавиц шепотом открывались самые сокровенные тайны. Если раньше, в объятиях жрицы любви язык распускал революционер, перевозчик нелегальной литературы, распространитель прокламаций, содержательной конспиративной квартиры или боевик-бомбист, и это мгновенно становилось известным в жандармском отделении, то при Советской власти посетивший "Сюавитэ" господин "из бывших", позволивший себе в момент страсти нечто антисоветско-террористическое, скрывающийся офицер-заговорщик или представитель контрреволюционного центра рисковали наутро оказаться в ЧК. Визиты чекистов в весёлый дом на самом деле являлись съёмом информации от мадам, либо вербовочными мероприятиями, когда голого господина вырывали из пылких объятий и предлагали жесткую альтернативу: тут же оказаться во внутренней тюрьме новоелизаветинской ЧК или продолжать работу на старых хозяев, но уже под контролем новых.