Dreamboat

- И как звали того милого мальчика?

- О, его звали товарищ комиссар Оленецкий, Григорий Фридрихович. Этакий черноокий красавец. Знаете, высокий, волосы смоляные, как воронье крыло, глаза горят этаким революционным огнем, просто пылают. Куртка размера на два больше, новая, необмятая еще, аромат кожи настолько привлекателен, что приступ дурноты вызывает, фуражка со звездой, офицерская полевая сумка - просто картинка, загляденье. Из студентов, идейный революционер! - Ливкин вдруг замолчал, внимательно посмотрел на Северианова. - А вот Вы не такой, господин штабс-капитан. Вы знаете, товарища Оленецкого я не почему-то не боялся. Ни когда обыск делали, ни когда я в ЧК сидел не боялся... - Ливкин замолчал, профессионально-оценивающе рассматривая Северианова, словно драгоценный камень, выискивая малейшие изъяны, одному только ему видимые недостатки совершенного с виду алмаза. - У Вас глаза застывшие, мертвые. В них нет идейного пламени, нет никаких чувств, эмоций. Вы не станете, подобно чекистам Оленецкого копаться в цветочных горшках в поисках золотых червонцев или простукивать стены. Вы, скорее, разберете весь дом по досочкам, а то и просто сожжете, пепел просеете и из пепла достанете все укрытое. И походка у Вас не такая, как прочих...

- Хромаю или волочу ноги? - попробовал улыбнуться Северианов. Но ювелир шутливого тона не принял: - Вы двигаетесь мягко, бесшумно, как кошка, вы вошли, не таясь, а я не услышал, а слух у меня, уж поверьте, дай Бог каждому! Вы подошли, как будто подкрались, Вы говорите слишком спокойно, равнодушно даже, без напускной бравады, мягко стелете, но не хотел бы я выспаться на той перине, что Вы приготовите. Я перевидал много господ офицеров, Вы не такой, как они. Вы слишком уверены в себе, в наше время это редкость, уж поверьте. Так что спрашивайте, что вам нужно, не ходите вокруг да около.

- Что стало с тем чекистом, Оленецким, Вы знаете?

- Он погиб незадолго до того, как в город вошли наши. Так, во всяком случае, мне сказали во время очередного обыска. На сей раз руководил сей неприятной процедурой сам начальник ЧК Житин, он оказался гораздо грубее Оленецкого, хамовитее. На мой вопрос, где тот красивый мальчик, что обыскивал мое скромное заведение в прошлый раз, он злобно сказал, что комиссара Оленецкого убили такие, как я, можно подумать, я могу кого-либо убить, крупнее комара.

- Значит, Вы не в курсе, как погиб Оленецкий?

- Увы, откуда же мне знать.

- Скажите, а в тот раз чекисты много изъяли у Вас!

Ювелир поморщился, как от ноющей зубной боли, брови взметнулись и замерли ледяным торосом.

- Ничего существенного они не нашли. Не сумели найти.

- Вам еще приходилось встречать господина Житина? Вспомните хорошенько.

- Вот Вы о чем, - усмехнулся Ливкин. - Нет, не встречал. Бог миловал.

- Может, случайно видели где-нибудь?

- Нет, не видел. Слышал только, что он сбежал с реквизированными ценностями. Ну что ж, поступок для него, конечно, не очень красивый, зато весьма и весьма прибыльный.

- И какова же цена его добычи?

Ювелир еще раз внимательно посмотрел на Северианова.

- Думаю, около полумиллиона золотом. Это минимум, скорее, даже больше.

- Там было что-либо особенно ценное? Может быть какой-либо раритет, уникальная вещь?

Семен Яковлевич поднял стрекозу на уровень переносицы, внимательно посмотрел в изумрудные глаза.

- Если бы там было что-то уникальное - я бы знал, - сказал он и погладил правым указательным пальцем стрекозу по голове. - Мы же все друг у друга на виду, только кажется, что каждый наособицу. Если у Исаака Либермана появятся любимые серьги государыни императрицы Екатерины второй, то Валерий Недбайло будет точно знать у кого и за какую сумму Исаак их приобрел, а Ося Горяев постарается их перекупить еще до того, как Исаак хорошенько рассмотрит чистоту бриллиантов в этих сережках. Если алмаз "Dreamboat", по-нашему, " Голубая мечта" только сверкнет где-то в пределах версты окрестностей города, как все уважающие себя ювелиры выстроятся в очередь у той самой версты... Нет, молодой человек, ничего раритетного не было у Житина, я, во всяком случае, в этом уверен.

Дверной колокольчик резко взвизгнул испуганной дворняжкой, и в мастерской появились новые персонажи. Трое. Картина Ильи Ефимовича Репина "Не ждали". Ненаписанный роман Федора Михайловича Достоевского " Преступление без наказания". Новая модная картина синематографа "Смерть у порога". Или просто очередное рядовое ограбление: три откровенно бандитских личности с пистолетами и ясными, как солнечный день, намерениями. Сейчас должна была последовать ставшая уже обыденностью фраза "Спокойно, это налет!", сопровождаемая таким же обыденным выстрелом в потолок или в грудь человека в военной форме, то есть, в грудь Северианова, а затем привычное изъятие ценностей в пользу, как теперь принято говорить, деклассированного элемента.

Главарь был неимоверно красив изысканной бандитской красотой: пепельно-косая челка из под видавшего много лучшие времена картуза, непременнейшая золотая фикса на месте верхнего резца, ультрамариново-грязная тельняшка под снятым с какого-то подвернувшегося под лихую руку бедолаги официального сюртука и синие татуированные фаланги пальцев. Подполковник Вешнивецкий мог бы, наверно, написать с него портрет лихого человека, иллюстрацию к уголовным романам о жизни московского дна. Впрочем, подполковник Вешнивецкий, скорее всего, при виде данной красочной особи, забыл бы о своих талантах живописца и поступил бы с несостоявшимся натурщиком несостоявшегося же шедевра криминальной романтики сообразно своим основным умениям. Либо выстрелил аккурат между великолепной челкой и золотым зубом, либо, что свидетельствовало бы о хорошем настроении подполковника и несвойственном ему либерализме, вырубил бы татя коротким прямым ударом, а потом связал ему руки за спиной, перетянув веревку через горло и подвязав к согнутым ногам.

Двое остальных были под стать главарю: одетые в человеческую ливрею орангутанги, уверенные в собственной исключительной силе и безнаказанности, культурой поведения не обезображенные, как говорится, совесть под каблуком, а стыд под подошвой. Оружие в слоновьих пальцах казалось продукцией фабрики игрушек товарищества "Дюпре и компания", у всех были автоматические браунинги М1900, про которые в журналах писалось: "Безопасное и верное оружие для самозащиты, устрашения и поднятия тревоги. Вполне заменяет дорогие и опасные револьверы. Поразительно сильно бьет. Необходим всякому. Разрешения не требуется. 50 добавочных патронов стоят 75 копеек, 100 штук - 1р.40 коп. При заказе 3 штук прилагается один пистолет бесплатно..."

Лицо ювелира стало мраморно-бледным, задрожали пальцы-сардельки, а стрекоза, если бы могла, спикировала под стол. Сейчас ей, наверняка, хотелось сбросить бриллиантовое обмундирование и притвориться грошовой бижутерией, изделием из позолоченного металла и цветных стекляшек.

Офицерская форма подействовала на бандитского главаря, как красная тряпка на быка, он мгновенно выстрелил в Северианова. Вернее, это ему так показалось, что мгновенно. Пистолет Браунинга, модель 1900, или Браунинг N 1 имел перед севериановским наганом огромное и решающее преимущество в габаритах и массе, быстроте перезарядки и, главное, в величине усилия спуска, напрямую влияющей на точность стрельбы. Но сейчас все это не имело решающего значения. Это ведь только кажется, что для производства выстрела надо всего лишь нажать на спусковой крючок. На самом деле, перед выстрелом стрелок делает непроизвольное движение рукой вперед и вверх, движение почти незаметное простому человеку и занимающее микроскопическую долю секунды... Но этой доли секунды опытному бойцу достаточно, чтобы уйти с линии поражения и сбить прицел! Северианов не думал, тело действовало само: мгновенно широкий шаг вправо, корпус вниз и вбок, к опорной ноге, правая рука вырвала револьвер из кармана еще до того, как тело пришло в конечную точку. Выстрел. Северианов стрелял самовзводом, держа наган горизонтально, так меньше погрешность от сдергивания. Продолжая движение, перекатился через плечо, не прекращая вести огонь.