Хадж Хайяма

Таял в горячем воздухе купол будущей гробницы, расплывались линии Цитадели Ни разу не оглянувшись, уходил он по пыльной хамаданской дороге .

Дорога была древней и безлюдной Она осела под тяжестью проходивших здесь армий и народов. Рядом с ним на уровне груди двигалась пустыня Ровные, прямые края дороги сходились где-то там, куда погружалось солнце

Когда стемнело, слева от дороги замигал огонек Залаяла собака Навстречу вышел худой скуластый чето-век, пригласил в дом.

Дав указания домашним, хозяин вернулся к гостю, молча сел на кошму Мальчик принес медный кумган с чаем, выщербленные пиалы Со двора падал свет от очага Там возилась женщина, плакал ребенок

Потом пришел сосед, высокий угрюмый старик с большими руками Говорили о том, что лето прохладное, плохое для хлопка Зато легче огородникам и пастухам Мясо будет дешевле, а пшеница снова подорожает Сосед рассказывал про какого-то Расул-агу, с которым случилась беда вспорол себе руку серпом

Болели растертые с непривычки ноги, ныла поясница Но ему было хорошо Он жадно слушал забытые разговоры, беспокоился о ценах на хлеб, всем сердцем жалел незнакомого Расул-агу

Ужинали во дворе на перекинутой через арык тахте Лепешки были черные, с травяными примесями Но никогда не ел он такого вкусного хлеба Даже простой белый лук, который хозяин нарезал кружками к супу, был необычно сладким.

Нет, ему не улыбались, не прикладывали каждый раз руку к сердцу. Все было естественно, человек нуждался в еде, и его кормили

Он лежал на тахте и смотрел в забытое небо Вот уже двадцать лет из ночи в ночь он видел небо замкнутым в четыре стены Башни Наблюдения Оно было со всех сторон опутано заборами, пахло печной глиной, железом, старыми книгами

Настоящее небо было мягкое, бесконечно свободное. Ровный ветер пропитывал все запахом остывающего песка, терпким дымом далеких костров. Мерно шумела вода в арыке, чавкал верблюд, шелестела пустыня.

Слезы выступили на глазах, но он не заметил их Неизмеримо далеки были каменные стены, блеклые страсти, призрачные друзья и враги Может, они приснились ему?

Не потому ли и хадж установлен Пророком? Вырвать человека из паутины повседневности, дать ему увидеть мир со стороны9 Об этом он подумал, уже засыпая

Впервые за много лет спал он крепким сном Ему снился черно-красный муравей на желтом стебле Мальчик посмотрел вниз Шейха не было в их саду Отец тряс урюк, и крупные белые плоды разбивались о землю, брызгая во все стороны душистым соком. Чистое раннее солнце било в глаза. Он проснулся.

Все так же плыли в горячем воздухе башни Шахри-стана, качался и гудел внизу базар. Стоя на каменном от зноя холме, он смотрел на свой Нишапур...

Сзади были спокойные, имеющие глубокий смысл дни и ночи дороги. Он весь был полон пустыней: ее запахами, звуками, невидимым дымом. Даже молитвенный коврик на самом дне сумки перестал пахнуть сундуком...

Вблизи все с каждым шагом становилось чужим... Не раз приходилось ему проезжать через этот город. Всегда он был занят какими-то делами, и некогда было возвращаться к своему детству. Сейчас время принадлежало только ему. Но он не пошел быстрее...

Под тутовником на школьном дворе сидел такой же учитель. И кошма была похожа... Он знал, что среди этих бритых мальчиков есть Бабур и Садык. Но это совсем другие Бабур и Садык. Может быть, этот Бабур будет умнее, а Садык -- добрее...

А что стало с теми?.. Он поехал учиться дальше в Балх, а Бабура дядя увез в Герат. Там и прожил он жизнь, искренне радуясь и никого не обижая... Садык, говорят, был сборщиком налогов, потом стал купцом. Сейчас он уважаемый человек где-то в Казвине. Кажется, старшина духовной общины...

В базарной чайхане люди пили чай из белых пиал, выплескивали в пыль грязно-зеленые остатки. Он обернулся и посмотрел на Шахристан... Долго стоял он у высокой стены. Бородатый стражник -- кафир не обращал на него никакого внимания. Лошадь лениво отгоняла хвостом мух. Зубы у стражника были желтыми от тертого наса1. Значит, все же у лошадей тогда белели зубы...

В груди была спокойная пустота, когда переступил он порог родного дома. Даже деревья здесь выросли другие... Разве он лежал на этой крыше и смотрел, как молится шейх?! Да, там сейчас высокий глухой забор. Тогда еще отгородил сосед захваченный участок. А отец умер вскоре: так и не оправился от Шахристана. Шейх донес, чтобы отобрать у них сад!..

----

1 Нас - размолотый табак с примесями

Живущих здесь людей не было дома. Мальчик лет десяти с удивлением смотрел на чужого старика в полосатом дорожном халате. Старик зашел во двор и долго стоял, глядя на их крышу...

И только вьшдя на улицу, он вздрогнул: у соседней калитки грелся на солнце человек. Волосы его потемнели от глубокой старости, воротник мягкой шубы поддерживал неподвижную голову. Это была лишь чудом сохранившаяся оболочка человека. Но он сразу узнал...

Когда он подошел, шейх не пошевелился: глаза его давно уже ничего не видели, уши не слышали. Шейху было холодно: ни солнце, ни шуба 'не могли уже согреть того, что осталось от этого человека.

Старец, видимо, почувствовал, что от него заслоняют солнце. Высохшие синие руки дрогнули, маленькая жилка забилась на тонкой шее...

Он повернулся и пошел. Ни минуты не мог он оставаться в этом городе!

Что-то непонятное происходило с ним... Оставив позади тесные улицы, он пошел тише. Сердце постепенно успокаивалось...

Откуда же вырвался вдруг этот бурный поток сил?! Тело стало гибким, невесомым, захотелось бежать с горы. Он остановился, не понимая...

Мальчиком он много раз бывал здесь, на окраине. Где-то совсем наверху чуть слышно шумели деревья, пели птицы, струйками лилось солнце. В световых проемах блестели паутинки. И вдруг он понял...

Деревья цвели!.. Тяжелая знойная осень усыпляла остывающую землю. Все сытое, расчетливое готовилось зарыться поглубже, уйти в небытие. А тугие радостные бутоны раскрывались навстречу тупому холоду. Тревожным соком бродили дерзкие молодые побеги, почки вот-вот должны были лопнуть...

На опушке садовник молча поливал цветы. Вода тяжело падала на светлые лепестки. Они лишь вздрагивали. Холодные капли скатывались вниз, на теплую землю. Пахло дождем, грозами. Пчелы двигались в неподвижном воздухе, неслышно опускались на тяжелые бутоны,..

Здесь не было заборов, и деревья цвели дважды в году!

В Исфагане он пошел на гору, где молились когда-то поклоняющиеся Огню. Кумирня была разрушена Грубым бурьяном поросли тропинки.. Долго стоял он в отдалении, глядя на то место, где увидел когда-то Рей... Внизу, в старых трущобах, висели вниз головами летучие мыши. Местный дихкан повел жестокую войну с пороком. Дома греха были уничтожены, кувшины разбиты, безбожники изгнаны...

Черепки усеивали землю .

Уже уходя из города, он увидел в глухом переулке двух правоверных. Судя по чалмам и халатам, это были не простые люди. Ухватив собеседника за рукав, один из них что-то громко кричал о развратных безбожниках. Ноги его подгибались... Ветерок донес резкий запах Да, он не ошибся: борцы с пороком бьыи пьяны как свиньи!

Он уже привык к дороге... Одно и то же волновало невыдуманный мир: мясо стало дешевле, зато пшеница дорожает. Сначала это говорили круглолицые тюрки, потом рассудительные персы, подвижные армяне, смуглые узкоскулые арабы. И каждый печалился о своем Расул-аге, который ранил руку серпом, стоял у кузнечной печи, умирал, оставляя детей...

Это и было дорогой: долгой, полной высокой земной мудрости...

Он знал, что Мекка такая. Маленькие слепые улицы, своры голодных собак, крикливый базар И пыль . Прямо в пыль клали торговцы пустые мешки. Сверху липкими кучками рассыпали изюм, колотые орехи, финики Мелкие злые мухи прилипали к лицу Лапки их были сладкими...

В караван-сарае купец ругался с хозяином Купца с вечера напоили и обокрали. Хозяин кричал, что не отвечает за дураков, которые пьют с первым встречным в таком городе Оба через слово поминали бога.