Страница 59 из 62
Она смотрела на ключ, как будто спрашивая, зачем он нужен.
— Этот ключ! Чего я хотела? А, это ключ от этой комнаты, — сказала она, придя в себя.
Она побежала в глубину комнаты, чтобы бросить его в огонь, но мгновенно остановилась, пронзительно вскрикнула, закрыла лицо руками и бросилась назад, на лице ее выражалось безумие, глаза блуждали.
— О! Этот крик оледенил мое сердце! — прошептала графиня, прижимаясь к мужу.
— Несчастная сошла с ума, — тихо сказал граф.
— О, как мне хорошо от огня, — шептала Зильда, возвращаясь с ключом в руках… — Мне холодно… Иди, Тереза… бедная сестра… твои ноги изранены… ты дрожишь под твоими оледеневшими лохмотьями… О да! Мы очень несчастны! Боже мой! Неужели ты не сжалишься над этими бедными сиротами?
— Людвиг, — сказала графиня на ухо мужу, — этим ключом можно отворить дверь… Может быть лаской ты уговорил бы ее отдать его. Это наша единственная, последняя надежда!
— О! Какая мука! — прошептал граф. — Зильда, — сказал он, возвышая голос.
— Зильда! — вскричала колдунья, останавливаясь и озираясь блуждающим взором… — Зильда! — повторяла она, как будто припоминая. — Погодите… Ах! Да… она умерла, бедная Зильда… Она так любила этого прекрасного дворянина! О! Давно! Все эти слова любви я слушала так равнодушно!.. А когда оставалась одна, я повторяла их в моем сердце!.. Я была так счастлива тогда!.. Я заставляла молчать тебя, а самой хотелось заставить тебя говорить слова любви!
— Сегодня вечером ты будешь одна, Зильда, не правда ли? — сказал граф, подходя к ней и стараясь овладеть ключом. — Да… этот… Ты ведь знаешь, что это от садовой калитки?
— Марианни спрашивал его у меня, — таинственно отвечала она. — Я сказала ему, что потеряла… я хорошо сделала, не правда ли? Итак, ты придешь сегодня вечером?.. Он в Штутгарте… Вся ночь принадлежит нам… Ночь упоения и страсти… О! Посмотри еще на меня… Твой взгляд сжигает меня… Твои поцелуи заставляют трепетать меня с головы до ног… И когда твои губы прикасаются к моим, мне кажется, что они высасывают мою кровь, мою жизнь, мою душу и мысль.
— Людвиг, видишь, как уже поднялось пламя! — сказала Маргарита. — Нам осталась одна минута.
— Да, Зильда, да, — говорил граф, обращаясь к колдунье, — я приду вечером, вся ночь будет твоя… Но мне нужен этот ключ… ты мне не отдала еще его…
— Вот возьми, — сказала она, подавая ему ключ. В ту минуту, как Маргарита хотела его взять, колдунья быстро отняла свою руку.
— Кто эта женщина? — вскричала она. — Я хочу, чтобы она ушла! Я ревнива, ты знаешь, как я ревнива, особенно ко всем этим благородным дамам, которых ты встречаешь по вечерам на балах, на праздниках, куда я бедное создание, не могу следовать за тобой!.. Боже мой, сколько слез я проливала по целым ночам, дожидаясь твоего возвращения. И когда ты приходил, я поспешно вытирала глаза, старалась быть веселой, улыбаться, чтобы казаться тебе такой же любезной, как те дамы, от которых ты возвращался.
В эту минуту несколько вооруженных людей подошли и остановились у дверей.
— Помогите! Помогите! — закричала Маргарита. — Мы горим… мы заперты… сломайте дверь… Слышите, ради Бога, спешите!
Дверь задрожала под ударами топоров и дубин.
— Слышишь ты этот шум? — начала опять Сара, с минуту стоявшая неподвижно. — Это Марианни. Он знает все… он хочет убить тебя… О! нет, нет… я не хочу!.. Лучше убей меня… а этот кинжал… О! тогда горе вам…
Она размахнулась рукой, как будто ударяя. Дикое торжество изобразилось на ее лице, и в ту же минуту перешло в выражение страха и ужаса.
— О! — вскричала несчастная женщина, отступая от графа, которого принимала за Марианни. — Кровь… кровь! Там… везде… а это пламя… это адское пламя… Оно жжет меня… эти искры… О, это глаза демонов, которые указывают мне на трупы моих жертв… Один — это мой отец… Он проклинает меня… Другой… О! Боже мой… а там… там… эта окровавленная голова… этот кинжал!.. он протягивает руки, чтобы схватить меня… Нет… нет… я боюсь теперь, я боюсь его теперь, я боюсь всех этих окровавленных привидений, обвитых пламенными саванами… О, я боюсь, я боюсь вечности!
Граф, видя, что она чуть было не попала в пламя которое уже прорывалось в глубину комнаты, сделал движение, чтобы схватить ее и вырвать у нее ключ, но она быстро откинулась назад и выскользнула у него из рук.
Обгорелый пол провалился под ногами колдуньи.
Она тщетно старалась схватиться за что-нибудь. Все обрушилось вместе с ней. Несчастная испустила пронзительный крик и погрузилась в пучину огня и дыма.
Граф едва успел отскочить. Еще шаг, и он погиб бы.
Дым сделался так густ, что граф и Маргарита задыхались; но дверь уступила усилиям отворявших.
Толпа воинов бросилась в комнату. Почти все они были из шайки Иеклейна.
Они хотели умертвить графа и его жену, но один из них узнал несчастных владетелей Вейнсберга.
— Не убивайте их! — вскричал он. — Это Гельфенштейн и графиня Маргарита. Мы получили тысячу флоринов, обещанных Иеклейном, за поимку их.
— Я вам дам в сто раз больше, если вы нас спасете, — сказал граф, защищая своим телом Маргариту. — Назначьте сами выкуп…
— Нет, нет, — закричало несколько голосов, — не нужно выкупа… Да и где ты возьмешь деньги?
— Здесь.
— Разве ты думаешь, что нам нужно твое позволение, чтобы взять все, что есть в твоих сундуках?
— Ну отвезите меня в Лусбург.
— Чтобы ты убежал?
— Пустите меня уехать с женой, и я клянусь…
— Да, как же! А когда вы будете в безопасном месте, то сделаете, как граф Монфень, который решил, что слово, данное рабам, не обязательно для дворянина.
— Так отпустите графиню… я останусь заложником, пока вы не получите выкупа…
Некоторые колебались: но большинство отвечало насмешками и оскорблениями на предложение графа.
— Эти сладкие речи ни к чему не ведут, — вскричал Франц Ибель, слуга Иеклейна, вбежавший впопыхах. — Известно, что Иеклейн сам изрубил бы в куски того, кто осмелился бы его ослушаться! Друзья, Иеклейн на мельнице, — продолжал он, обращаясь к крестьянам, — ведите к нему пленников… Я побегу предупредить его… Видишь, граф, видишь, — прибавил негодяй, толкнув раза три ногой графа, которому связывали руки, — ты теперь видишь, что башмаки умеют также бить, как и сапоги.
Этот намек на преимущество дворян носить сапоги и ботинки возбудили смех крестьян.
Довольный своей остротой, Франц ушел, наказав одному из товарищей смотреть за пленниками.
Графа и графиню повели из замка пешком до самой мельницы, где находился Иеклейн с некоторыми приятелями.
— Что-то Флориан? — спрашивали друг друга граф и графиня. — Ранен он или убит?
С рыцарем исчезала их последняя надежда.
Подойдя к лугу, окружавшему мельницу, она увидела страшное зрелище: человек двести или триста из шайки Иеклейна составляли живую ограду вокруг луга. Все они были вооружены копьями и пиками и держали их так, что всякий, кто вздумал бы пройти, был атакован со всех сторон.
Несколько далее сотня дворян и солдат из гарнизона Вейнсберга, связанные и окруженные крестьянами, ожидали казни.
По знаку Иеклейна, председательствовавшего на этом празднике, пленников стали брать и толкать в ряды солдат.
Поражаемые с обоих сторон пиками и копьями врагов, несчастные пленники падали на землю, орошая ее своей кровью. Счастливы были те, которым позволяли спокойно умирать; других поднимали на пиках, бросали в воздух и снова принимали на копья.
Увидав графа и Маргариту, Иеклейн радостно закричал.
— Наконец-то, — сказал он, — наконец-то! Ведь вы пожаловали как раз к самому балу. Говорят, графиня, ваш благородный супруг, был один из лучших танцоров при дворе. Ну мы ему доставим случай блеснуть своими талантами. Как жаль, что у нас нет музыки, чтобы открыть бал…
— Право, Иеклейн, — сказал один крестьянин, выходя из рядов, — я готов сыграть на моей скрипке что-нибудь приличное случаю, если только ты дашь мне, чем хорошенько промочить горло.