Кровь баронов (ЛП)

—　Мне говорили об этом,　— сказала Маргарита с оттенком замешательства.　— Мне говорили, что он страшно вспыльчив и не умеет ценить сокровища которое Бог ему послал.

—　Не судите его слишком строго, сударыня,　— живо прервала Марианна,　— Иеклейн вспыльчив, но у него доброе сердце… Он такой смелый и красивый!

Маргарита хотела было отвечать, но остановилась.

—　Я не хочу огорчать тебя, не хочу дурно говорить о том, кого ты любишь,　— продолжала она,　— но скажи мне откровенно, думаешь ли ты, что будешь с ним счастлива?

—　Не знаю,　— отвечала Марианна.　— Но хорошо знаю только то, что предпочитаю быть несчастлива с ним, чем счастлива с другим.

Проговорив это, она не могла сдержать свои слезы, Маргарита нежно привлекла ее к себе, и Марианна припала головой к плечу своего друга.

—　Вы, верно, считаете меня очень глупой?　— пробормотала Марианна.

—　К несчастью, моя бедная Марианна, я не имею права обвинять тебя,　— ответила Маргарита,　— потому что моя глупость еще хуже твоей. Ты, по крайней мере любишь человека, который должен жениться на тебе, который тут, возле тебя, которого ты видишь каждый день… А я все еще помню того, кого, вероятно, никогда больше не увижу, и который своим поведением заслужил только мое презрение и ненависть!

—　Стало быть, сударыня, вы еще любите графа Людвига?

—　К несчастью, Марианна. В этом я могу признаться только тебе одной, тебе, нашей верной поверенной, снисходительному свидетелю наших свиданий. Ты знаешь, как я плакала, когда, не сказав мне ни слова, не уведомив меня о своем отъезде, он перестал приходить на место наших обычных свиданий и окончательно пропал. Ты знаешь, как я клялась забыть неблагодарного, который даже и не подумал написать строки на прощание и в объяснение той, которая так любила его! Ну, Марианна, это были напрасные слезы, напрасные клятвы! Когда я одна, я все думаю о нем, только о нем; мне чудится, что он опять стоит передо мной на коленях, клянется мне в любви… Он говорил ведь это так искренно! Подчас мне думается, что он не мог оставить меня таким образом, что с ним случилось что-нибудь, какое-нибудь ужасное несчастье… и тогда я не знаю, чего мне желать: чтобы он умер, оставаясь верным мне, или, чтобы жил для другой женщины.

Последние слова были заглушены рыданиями.

Марианна не могла устоять против этого горя.

—　Граф жив,　— сказала она, крепко сжимая обе руки Маргариты.　— Он жив, и любит вас по-прежнему.

—　Ты видела его?　— вскричала Маргарита, бледнея от волнения.

—　Да, сударыня!

—　Где он? Что он говорил тебе?

—　Он в Бекингене.

—　Быть может в этом доме?

—　Ну да, он сказал мне, что рискует жизнью, чтобы еще раз увидеть вас, и что не уедет, не поговорив с вами.

—　Но что же значило его отсутствие, это необъяснимое молчание?

—　Граф здесь, сударыня, одна только комната отделает его от нас. Отпереть ему?

—　Нет, нет,　— промолвила Маргарита,　— я не должна его видеть. При том, может ли он оправдать свое поведение? Нет, не надо!

Но выражение радости, ярко засветившееся в ее глазах, но ее дрожащий и взволнованный голос так ясно отвечали «да», что для Марианны не было сомнений.

Однако она еще не решалась.

—　А что, если он не виноват?　— продолжала Маргарита, будто про себя, и ее умоляющий взгляд досказал ее мысль.

Потом, застыдившись своей слабости, она закрыла обеими руками свое заплаканное лицо.

В это время Марианна побежала отпереть дверь, соединявшую обе комнаты. Она хотела пройти через вторую комнату, чтобы войти туда, где должен был быть граф Людвиг, но она еще не успела сделать и двух шагов, как граф бросился к ногам Маргариты.

Молодая девушка вскрикнула, и в этом крике к удивлению примешивалось столько разнообразных чувств, что не было возможности уловить преобладающее.

—　Я был в соседней комнате и все слышал!　— вскричал он.　— О, благодарю Маргарита, благодарю, что ты не разлюбила меня несмотря на то, что все говорило против меня!

—　Это нечестно, граф!　— вскричала Маргарита, смущенная, что выдала свою тайну.　— Впрочем, вы ошибаетесь, я не говорила…

—　О, умоляю вас,　— перебил Людвиг умоляющим и глубоко взволнованным голосом,　— умоляю вас Маргарита, не отнимайте у меня единственного светлого луча, который освещает мою печальную жизнь! Я очень несчастлив, Маргарита, так несчастлив, что, клянусь вам, я постарался бы как можно скорее покончить со своей жизнью, если бы вы отняли у меня вашу любовь. Клянусь небом, злая и не заслуженная судьба отняла у меня честь, состояние и угрожает моей жизни, Маргарита. Приезжая сюда, я знал, что рискую головой… И тем не менее я здесь.

—　Какая неосторожность!　— вскричала Маргарита.　— Уезжайте, уезжайте скорее!

—　Я слишком много выстрадал вдали от вас; теперь у меня не хватает духа удалиться!

—　Однако два года назад у вас на это стало духа,　— промолвила Маргарита в грустном раздумье.

—　К несчастью это было необходимо, клянусь вам! Опоздай я часом — враги схватили бы меня.

—　По крайней мере вы могли бы написать мне.

—　Я это и делал.

—　Как? Вы писали ко мне?

—　Несколько раз.

—　Я не получала ни одного письма. Куда же они девались, Боже мой!　— вскричала Маргарита тревожно.　— С кем вы посылали их ко мне?

—　Первые я посылал со своим слугой, Иоганном, честным малым, на верность которого я мог смело положиться. Он клал их в дупло старого дуба, в конце вашего парка, как мы, бывало, делали в более счастливое время.

—　Я каждый день осматривала это дерево; никогда я в нем ничего не находила.

—　Два раза Иоганн возвращался ко мне без всякого ответа, хотя долго поджидал его. В третий раз он вовсе не вернулся.

—　Что же с ним случилось?

—　Бог его знает! Я сперва думал, что ему надоело следовать за таким, как я, и что он покинул меня. Теперь же я боюсь, не убили ли моего верного слугу.

—　Дай Бог, чтобы это было одно предположение!　— сказала Маргарита, сложив руки.　— А другие письма?

—　Я посылал их с разными посланными. Одни должны были, как Иоганн, класть их в известное место. Другим было приказано всеми силами стараться дойти до вас.

—　Ну, и что же?

—　Ну, одни возвращались без всякого ответа, другие вовсе не возвращались.

—　Боже мой! Боже мой!　— промолвила Маргарита.　— Что все это значит? Кто же мог стараться разлучить нас?

—　Не падает ли ваше подозрение на кого-нибудь из рыцарей, которые ухаживали за вами, и которых вы отвергли?

—　Нет, между ними нет никого,　— повторила она, после минутного размышления.　— Никто из рыцарей, обращавших на меня внимание, не мог бы решиться на такое подлое и гнусное дело!

—　Если Иоганн не вернулся ко мне, значит его убили!　— возразил граф.

—　Постойте,　— сказала она,　— я припоминаю: год назад… нет… меньше, но почти год… в ноябре… в парке нашли следы крови… да, возле стены, и недалеко от старого дуба. Стали разыскивать, но садовник объявил, что это лисица заела тут какую-нибудь птицу.

—　Мой бедный Иоганн!　— промолвил граф.　— Он как раз в ноябре пустился в то путешествие, из которого не возвратился. Я ему сказал, что он непременно должен поговорить с вами и отдать вам письмо из рук в Руки. Он, вероятно, поджидал вас в парке, и какой-нибудь убийца… О, мой добрый, мой верный слуга, кто бы тебя не убил — горе ему!

—　Я помню еще,　— продолжала Маргарита,　— что два или три раза я замечала крестьян, следивших за мной с особенным вниманием. Сначала я думала, что это просто зеваки, которых так много в деревне, или какие-нибудь бедняки, выжидавшие моего ухода, чтобы стащить какое-нибудь полено или связку колосьев… Теперь я убеждена, что это были шпионы.

—　Вероятно,　— сказал граф.

—　Но однако, с какой же целью могли следить за мной?　— продолжала она.　— У меня ведь нет врагов! Но ваши враги, Людвиг, которые преследуют вас своей ненавистью, неужели вы думаете, что им нужно…

—　Увы, я их не знаю,　— прервал граф с отчаянием, ударяя себя в лоб.　— То-то и ужасно в моей судьбе. Вот уже четыре года, как меня преследует таинственная ненависть, которая сначала угрожала моей жизни, а потом чести. Но я вижу только результаты этой ненависти, а доискаться ее причины не могу.