Летописи Нэпэла

— Так вот где скрылся знаменитый Инкрустатор, которого наши спецслужбы искали много лет!

— Да, я ушёл в подполье, — прохрипел смотритель. — Но это лучше, чем стать подопытным кроликом!

— У меня есть для тебя работа, — не спеша проговорил Чэрт.

— Да? — пискнул Инкрустатор, делая жалобное лицо. — Тогда отпусти запястье!

Глава Военведа отбросил от себя смотрителя, тот проехался спиной по столешнице, свалился на пол. Когда же поднялся и потирая больную руку сел за стол, Чэрт сказал:

— Скоро здесь будет проходить агент разведки.

— Люблю делать из их черепов кубки!..

— Никаких кубков. Никаких скипетров из лучевых костей. Просто сделай ей вот что…

Бэк Гроу перехватила руку с шприцем, и загнула пальцами иглу.

— Без наркоза, — сказала твёрдо.

— Но ведь будет больно, — заметил Инкрустатор, с опаской посматривая на агента.

— Что эта боль… — скривилась в презрительной усмешке Гроу. И она была права, годы работы в Военной Разведке научили её, что единственно настоящую боль можно причинить лишь словами. А не скальпелем. — Действуй.

Чэрт провёл пальцем по животу Бэк Гроу, и подобрал капельку крови, стекающую с пупка, в котором теперь гнездился искристый сапфир. Ещё одна капля соскользнула по животу, на бедро, а потом растворилась в пурпуре шёлковой простыни. Быть может, сделала его только насыщенней.

Бэки положила Чэрту на голову левую руку, — в первую, ближайшую к ладони, фалангу безымянного пальца был вставлен бриллиант, — взъерошила волосы милого.

— Это лучший подарок из всех, что мне делали когда-нибудь! — с чувством сказала она.

— А что ты сделала с Инкрустатором? — поинтересовался Чэрт, опуская пальцы всё ниже и ниже.

— Он так не хотел… ах-х-х… — Бэк выгнулась всем телом, раскрываясь навстречу Чэрту, потом совладала с собой и закончила: — не хотел участвовать в экспериментах наших учёных… А лётное поле не было размечено… Я сделала красную разметку… Газонокосилкой… Ах-х-х…

Глава 7

Тянулись голые земли в молчании,

Болота-нарывы и тут и там

Сочились не гноем — злым отчаяньем,

Я шел, спотыкаясь, по черным камням,

Без снов, без надежд, без стремлений, без чаяний. Роберт Браунинг «Чайлд Рональд к Тёмной Башне пришёл».

— Я не смогу забыть тебя, я никогда не смогу полюбить другую… Я буду любить тебя вечно!.. — простонал Император. Он не мог видеть чужое счастье, — свадебные церемонии, девушек в белых платьях, — не мог, потому что знал, что никогда у него такого не будет. Начать книгу жизни с чистого листа — единственный способ жить для него. А чтобы воспоминания не мешали…

Император вынул из сумки, закреплённой на поясе небольшую коробочку эбенового дерева; поставил её перед собой на землю. Сняв всё оружие, Нэпэл завернул его в свою одежду, — сам облачился в простую белую рубаху и кожаные брюки, достав из той же сумки, — отвалив гранитную плиту в сторону, руками сделал в обнажившейся мягкой и мокрой земле углубление, распугав многоножек, ждавших под камнем наступления ночной прохлады. Опустив туда свёрток, — свою прошлую жизнь, символы того, чего он добился, — он поставил плиту на место. На шероховатой поверхности серого монолита он выбил надпись: «Здесь лежит один из великих Императоров, правивших когда-либо на Земле». Сделал это без тени хвастовства, ибо зачем хвастать человеку, уходящему в забвение вечности?

Взяв чёрную шкатулку, он отправился на запад. Он шёл, пока хватало сил; когда силы кончились, шёл, одной только волей заставляя передвигать ноги. Он углублялся в континент; уходил, пересекая речки, минуя пустыни и саванны, пока сень могучих деревьев тысячелетнего леса не укрыла его. Здесь, под разлапистой кроной, он присел на землю, облокотившись спиной о могучее древо, поставил на колени шкатулку и отпер её. Два чёрных шарика катались по отполированному дну.

Император взял шарики и, покатав между пальцев, подумал о том, что держит в руках свою судьбу. Прежде чем проглотить, подержал на языке, наслаждаясь горечью. Что такое была эта горечь по сравнению с тем горем одиночества, что сопровождало его всю жизнь, и с той химерой счастья, что маячила вдалеке, иногда приближаясь так близко, что, казалось, её можно ухватить за крыло? Почувствовав, что его конечности перестают слушаться, и последний в этой жизни сон одолевает его, Нэпэл забросил чёрный ящик так далеко, как мог. Склонив голову на узловатый корень древа, он смиренно ждал своего нового рождения и избавления от мук прежней жизни.

Здравствуй, новая эра!..

Он не знал, что делает ещё хуже…

«Кто я?» — человек без имени приподнялся с земли и застонал от боли. Расстегнув рубашку, он с ужасом увидел ряд дырок в своём животе. Поспешив закрыть раны, он всё-таки встал и пошёл через лес наугад.

«Может, я земледелец?» — думал он, разглядывая руки, выпачканные в земле. — «Нет, грязь не въелась под кожу. Таких мозолей не бывает от мотыги. Я воин? Я воин».

Вскоре воин вышел на просёлочную дорогу и зашагал по ней на запад.

Глава селения поднялся с резного деревянного кресла, завидев как из леса вышел высокий человек. На белой рубашке краснели огромные пятна. Вождь ждал, пока человек приблизится.

— Кто ты, явившийся на мои земли?

— Я не знаю. Не помню. — «Твоё имя никто, меня зовут никак…», промелькнуло почему-то в голове.

— Тогда ты мой раб. Наколи дров, раб!

Нэпэл поглядел туда, куда указывал ему человек. Рядом с поленницей и заготовленными для рубки дровами стоял огромный пень железного дерева, в трещине, рассекавшей годичные окружности, торчал топор.

Нэпэл перевёл взгляд влево. Под деревянным навесом, между свисавших с потолочных крючьев туш, лежала покрытая коричневой коркой, иссечённая колода.

Нэпэл проснулся. Неспешно открыл глаза. Рабыня лежала между его левой рукой и стеной, уткнувшись мордочкой в плечо. Это была дочь, или племянница, — подробности Нэпэла не интересовали, — человека, наказанного им за дерзость. Нэпэл мысленно усмехнулся. Тот, кто сказал, что хочет быть свободным, лишь прикрывал словами желание иметь своих рабов.

Люди в поселении боялись его — обрубок тела вождя, прибитый к колоде, ещё жил. Жило туловище, — воин позаботился о том, чтобы разум нанёсшего оскорбление умер. Боль мало посодействовала этому, а вот точечная лоботомия надёжно прервала те слабые мыслительные процессы, что электронными разрядами не давали коре головного мозга погрузиться в леность и спокойствие. Конечно, лишившись разума вождь лишился и своей законной доли мук, но зато Нэпэл предупредил возможность бунта по приказу вождя. Поэтому Нэпэл мог позволить себе такую медлительность пробуждения. И мог позволить всё остальное.

Воин повернулся к женщине. Обнял её за тонкий стан и притянул к торсу, потирая себя её телом. Для того, чтобы разбудить её и свой голод.

Насытившись, воин аккуратно уложил женщину и поднявшись, вышел из дома. По праву победителя он занял дом вождя — самый большой дом в деревне. Но роскоши в нём не было. Всего лишь три жилых комнаты и десяток кладовых, заполненных подношениями, которыми благодарное население одаривало своего царька при жизни.

Едва заселившись и смыв кровь, — дочери вождя поливали, а напарница по сегодняшней ночи тёрла бугры мышц мягкой губкой, вскрикивая, когда попадала кончиками пальцев в открытую рану (все остальные прикрывали глаза, чтобы не видеть разорванной плоти), воин лишь ухмылялся — обшарил весь дом в поисках оружия. Надо сказать, не без интереса рассматривая попадавшиеся под руку необычные вещи, которыми были набиты кладовые.

Добиться понимания от женщин ему так и не удалось: как он ни требовал принести ему оружие, те лишь растерянно смотрели на его жесты. Когда он начал выводить на песке контуры меча, они засовещались и удалились. Воин решил, что его наконец поняли, но помрачнел, увидев, как группка женщин тащит на плечах длинную лодку из толстой кожи, натянутой на костяной каркас. Обтекаемая форма чем-то напомнила им рисунок воина. Разозлившись, он стал показывать им, что ему нужно: длинное, острое… Быстро сориентировавшись, женщины вытянули под навес кресло, стол, и принесли пару вертелов с зажаренными дикими поросятами.