Страница 4 из 16
На углу улицы Ермушкиной и Огородной улицы неизвестный укрылся в телефонной будке.
Встречный ветер и дождь мешали мне бежать, как положено работнику милиции. Когда я прибыл на угол, в телефонной будке никого не нашел.
При дальнейшем бдительном наблюдении всю ночь за улицей Ермушкиной прыгающих граждан не обнаружено.
К сему — старший сержант Нигугушвили».
Резолюция на заявлении: «Ст. серж. Нигугушвили предоставить отпуск по состоянию здоровья.
Начальник отделения милиции — Ершов».
Если б старший сержант Нигугушвили догнал Ромку, может, все было бы иначе. Приключение окончилось бы в отделении милиции. И все тут. Но милиционер не догнал Ромку, а тот и не подозревал о том, что за ним гнались. Как только он почувствовал, что калоши подчиняются его желанию и прыгают до крыши, он позабыл обо всем на свете.
Сперва, выйдя из парадного, Ромка шел осторожно. Калоши как калоши. Можно топать по лужам с фонтанами брызг. Можно сильно махнуть ногой, и калоша полетит, вращаясь, чуть ли не до соседнего подъезда. Но стоит нагнуться и тронуть рычажки — будто сильные руки приподнимают Ромку, аж ветер свистит в ушах.
Линейкин три раза пропрыгал весь двор. Но во дворе, как назло, никого не было. Даже в козла не играли на столе под ржавым фонарем. Из-за дождя доминошники разбежались, ругая управдома за то, что до сих пор не сделал во дворе навес. Играл бы сам в домино — давно бы навес был.
Ромка запрыгнул на голубятню. Голуби испуганно засуетились. Оттуда перебрался на пожарную лестницу. Потом спустился на землю. Постоял, переминаясь с ноги на ногу. Делать было абсолютно нечего, и он стал прыгать на месте. Ничего себе: прыжки до третьего этажа.
Тут из подворотни показалась старушка. Линейкин нагнулся, опустил рычажки и пошел ей навстречу.
— Бабушка, сколько время?
— Небось десятый… Шел бы ты, сынок, домой. Родители, поди, с ног сбились…
— Иду, иду…
Ромка давно понял простую истину: со старшими лучше всегда согласиться, независимо от того, послушаешься или нет. Тут он нагнулся и подпрыгнул над старушкой до второго этажа.
— Господи сохрани! — запричитала она. — Сколько годов прожила… Слыхать — слыхала, как святые в небо возносятся, а видеть — никогда…
И вдруг глаза ее лукаво сощурились:
— Послушай, чего ты меня, старую, пугаешь?.. Ни святые, ни черти не спрашивают, сколько времени. Они всё, всё как есть сами знают. Небось ты космонавт, а?
Эта идея Ромке понравилась. А почему бы и в самом деле не объявиться космонавтом?..
— Угадала, бабушка! Ну, я спешу… Космический приветик!..
Бабка постояла, покачала головой и побежала рассказывать соседям по кухне, как во дворе встретила живого космонавта. Очень она любила рассказывать необыкновенные истории и боялась, что ей опять не поверят.
Линейкин сказал, что позвонит мне вечером, а все не звонил. Было уже поздно, я из-за него гулять не пошла, хотя давно все уроки сделала. Небось опять всякой ерундой занимался. Или день рождения праздновал. Какие уж тут уроки! Так хоть бы позвонил, знал бы, что задано.
А может, он со мной и дружит только потому, что я всегда, что задано, записываю? Просто дружить выгодно. Нет, надо к нему сходить. Все-таки день рождения. Не настоящий, а половинный, но все равно.
Я взяла с полки книжку, которую мне бабушка в прошлом году подарила. Очень хорошая книжка, подарок хоть куда. Зайду к Линейкину на минуточку, подарю и обратно.
Как назло, дождь шел. Хорошо, у меня косичек нет, а то бы промокли, не высушить, и бабушка бы до утра ворчала. На улице никого, один милиционер, да и тот бегом дежурит.
В парадном на лестнице я догнала Ромку. Он как-то странно скакал: через десять ступенек сразу.
— Слуш-послуш! Ты чего это?
— Балуюсь.
— Нет, я серьезно.
— И я…
Пока мы поднимались к нему по лестнице, он все пританцовывал вокруг, точно балерина.
— А что тебе подарили?
— Да так, разную ерунду…
И опять застеснялся.
А когда нам открыла Ромкина мама, я поняла почему.
— Ну, как калоши, — сразу спросила она. — Не жмут?.. А, Аленка, заходи. Торт еще не съели.
Значит, новые калоши ему подарили!
— Жмут немного, — Ромка сморщился.
Он не любит баловать родителей. А то еще решат, чего доброго, что перестарались, и будут держать его в черном теле.
Но тут Ромка передумал:
— В общем-то нет, не жмут. Даже хорошо. В самый раз…
Чего это он? Можно подумать, что он расстроится, если их заберут. Ромкиной маме обменять вещь ничего не стоит. Она счетоводом в универмаге «Резиновый мир» работает и все, что угодно, обменяет. Бабушка к ней два раза приходила.
Я тогда подумала: Ромка так любит маму, что делает вид, будто рад, что калоши ему подарили. Снял и даже в коробку положил. А если разобраться, ну, на что нам калоши? Что мы, старики какие-нибудь?
Дом горел как-то странно. Со всех сторон пятиэтажного небоскреба, единственного в городе, из окон рвались грозные языки пламени и валил дым. Только на верхнем этаже было тихо.
Несмотря на поздний час, любопытных собиралось все больше. Люди выскакивали из соседних домов. Старушки выносили пожитки. А вдруг огонь перекинется?..
— А пожарную вызвали?
— Да вызвали!..
— Что же они так долго не едут?!. Спят, что ли?..
В это время на пятом этаже дома раздался крик, от которого у всех стоящих вокруг похолодели спины: кто-то плакал и кричал там, на верхнем этаже, выше огня.
Даже Ромка, который живет через дом, услышал этот крик и вскочил с постели. Он выглянул в окно, сразу понял, в чем дело, и стал надевать калоши.
Пока Ромка бежал по лестнице, по улице Ермушкиной прогрохотали две пожарные машины. На одной была раздвижная лестница.
— Ну что вы тащитесь?
— Еле-еле, как похоронный катафалк…
— А водички захватить не забыли?
— Тут люди погибают, а вы…
— Сейчас, сейчас, отойдите, граждане…
Пожарные начали поднимать лестницу и разматывать шланг. Лестница дотянулась до третьего этажа. Дальше не хватило. Пожарные схватились за головы.
В это время из толпы появился Ромка — в трусах и калошах на босу ногу.
— А ну, отойдите, дяденьки, — небрежно бросил он пожарным.
И не успели те удивиться, как Ромка слегка нагнулся и взмыл вверх.
Толпа замерла. Аленка, которая тоже стояла в толпе, заплакала.
Скоро у Ромки в горле запершило, и он закашлялся. Его обдало жаром и снопом искр. Вот и пятый этаж. Ромка ухватился за подоконник и исчез в окне.
— Эй, кто тут есть? Отзовись!
И услышал, что кто-то стонет.
Крадучись в темноте, он стал обходить комнаты. Дым слепил глаза.
Вот! На полу возле кровати сидел маленький’ мальчонка. Он ревел и тер глаза кулачками. Ромка решительно схватил его в охапку и бросился к окну. Но тут сзади раздалось мяуканье. Кошка! Надо и ее спасти. Ромка поднял кошку и выпрыгнул из окна.
— Ой, разобьется!
— Ловите!
— Держите!
Толпа ревела.
Но Ромка, как ни в чем не бывало, прыгнул на траву и отдал мальчика женщине, которая тотчас подбежала к нему.
Ромка, конечно, человек скромный и хотел сразу смыться. Но не удалось. Толпа окружила его. Едва потушив пламя, пожарные выстроились в ряд и шеренгой подошли к Линейкину. Все они плакали от счастья.
— Спасибо вам, незнакомый молодой гражданин, — сказал брандмейстер, утирая огромные слезы. — Мы навечно зачислим вас в почетные пожарные нашего депо.
— Смотрите, смотрите! Это Линейкин! — шептали всем в толпе ребята. — Мы с ним в одной школе учимся. Это он!
— Ура! — кричала толпа и бросала вверх шапки.
Ромку посадили на крышу пожарной машины. Пожарные стали в почетный караул, подняв брандспойты на плечо. Процессия двинулась по улице Ермушкиной. Вдоль домов стояли люди. Поперек улицы уже висел транспарант: