Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства

(«Яков же родил Иосифа» [771].) В этом месте Юлиан Август упрекает нас в разногласии между евангелистами, — почему евангелист Матфей сказал, что Иосиф сын Якова, а Лука его называет сыном Илии.

(Звезда та не принадлежала к числу этих обычных звезд и не была) «зарницей» (как ее называет Юлиан).

Такое часто случалось и случается, но почему это — признаки конца? [772]

(Ты удивляешься, что, хотя в пустыне нет высокой горы, сказано [773], будто дьявол вывел его на очень высокую гору.)

А как он привел Иисуса на крыло храма, когда он находился в пустыне?

Но Иисус молится так, как человек слабый, который не в состоянии легко перенести несчастие, и, будучи болен, он получает подкрепление от ангела [774]. Кто же рассказал тебе, Лука, об ангеле, если даже и был такой? Ведь и бывшие тогда при нем не могли видеть его — они спали ведь. Потому что, придя после молитвы, он застал их спящими от горя и сказал: «Что вы спите? встаньте и молитесь» и т. д. затем: «Когда он еще говорил это, появилась многочисленная толпа и Иуда». Потому-то Иоанн об этом и не написал, ибо он не видел.

(Он пишет, что св. евангелисты противоречат друг другу; согласно Матфею, Мария Магдалина и другая Мария пришли ко гробу по прошествии субботы на рассвете первого дня недели, а согласно Марку, — после того как рассвело и взошло солнце. У Матфея они увидели ангела, у Марка — юношу. У Матфея они вышли и возвестили ученикам о воскресении Христа, а у Марка они промолчали и никому ничего не сказали. За это он порицает писания святых и говорит, что они сами себе противоречат.)

(…И не одно, как говорят ставшие безбожниками и многобожниками тираны и отступники [775], было пришествие жен ко гробу, и в этом повествовании евангелисты не разошлись) [776].

(…книга XV против Юлиана, когда Юлиан смеется над тем, что господь наш ел и пил.)

(Кн. XVI против Юлиана Отступника, который порицал Христа за то, что он сказал, что он пришел исполнить закон и что кто нарушит одну из малейших заповедей и научит этому людей, тот малейшим наречется. Между тем) он нарушил субботу, ибо «сын человеческий, — говорит он, — есть господин субботы» и «не то, что входит в уста, оскверняет человека», хотя закон оскверняет пищу.

(Он без оснований бранит тех, кто призывает бога ради грешников, считает, что они отступили от справедливости, и говорит, что жалеющие злодеев — злодеи.)

Послушайте, какое прекрасное и общественнополезное повеление: «Продайте имения ваши и давайте милостыню; приготовляйте себе влагалища неветшающие». Можно ли придумать что-либо мудрее этой заповеди? Ведь если все тебя послушаются, кто будет покупателем? Можно ли хвалить такое учение? Если б оно получило силу, не осталось бы ни города, ни народа, ни единого дома; как может сохранить ценность дом или имущество, если все продано? А что, если все сразу во всем государстве начнут продавать, они не найдут покупателей, — очевидно, и я об этом умолчу.

(Он утверждает, что Ездра прибавил кое-что по собственному разумению [777].)

To, что написано об Израиле, евангелист Матфей перенес на Христа [778], чтобы посмеяться над простотой обращенных из язычников.

(В этом месте [779] Порфирий и Юлиан Август обличают либо невежество лживого рассказчика, либо глупость тех, которые сейчас же последовали за спасителем, потому что они якобы без размышлений пошли за первым попавшимся человеком, позвавшим их.)

(Христиане ожидают воскресения мертвых во Христе. А этот враг истины в числе всего прочего сильно издевается над этим, так как якобы всемогущий бог, который сильнее смерти, не в состоянии явить то, что по своей природе подвержено закону гибели.)

Не предвидеть, что в делах возможно и невозможно, — признак крайнего безумия.

В 1899 г. Нейман («Theologische Literaturzeitung») на основании публикации Биде и Кюмона пришел к заключению, что в фрагменте из книги церковного писателя X в. Арефы, писавшего опровержение Юлиана, содержится отрывок из 2-й книги труда Юлиана. Здесь Юлиан отмечает противоречие между Евангелием от Иоанна, утверждающим, что Христос явился, чтоб уничтожить грех, и синоптиками, которые предвещают, наоборот, раздоры и беспорядок как результат появления Христа.

В конце декабря 361 г. император Юлиан написал сатирическое произведение «Пир, или Цезари» (Convivium, sive Caesares), в котором он пытался, подражая Лукиану и его «менипповым сатирам», дать обзор-пародию, заставив продефилировать в параде всех римских императоров от Цезаря до Константина. Юлиан в начале своего сочинения сам признает: «Я отнюдь не способен ни вышучивать, ни пародировать, ни высмеивать». Действительно, его шутки скучны, пародии слишком серьезны, остроты слишком длинны и тупы. Нас, однако, интересуют в данном случае не художественные достоинства этой вещи, а заключенный в ней выпад против христианства и характеристика, которую он дает Константину.

Юлиан передает рассказ, слышанный им якобы от Меркурия, о пире богов по случаю сатурналий, на который были приглашены и цезари. Боги уселись на стол, а цезари входят один за другим, и божок Силен, играющий здесь роль распорядителя и шута, как у Лукиана Мом, встречает каждого входящего какой-нибудь язвительной шуткой. В связи с замечанием Силена, что все римские императоры вместе взятые не стоят одного Александра Македонского, обиженный Ромул предлагает устроить состязание. К состязанию допущены Александр, Цезарь, Август и Траян, в качестве представителя философов — Марк Аврелий и, наконец, по требованию Вакха представитель бонвиванов — император Константин. Последнего, впрочем, в самый зал не впускают, он остается в преддверии. Участники состязания произносят в свою защиту соответствующие речи, после которых каждому предлагают сказать, что он считал своей жизненной задачей. Когда очередь доходит до Константина, тот заявляет, что он считал наивысшим благом — «много накопить, много дарить, служить собственным наслаждениям и наслаждениям друзей». Боги никакого решения не выносят. Юпитер, пошептавшись с Сатурном, предлагает каждому присоединиться к тому или иному богу, смотря по своим наклонностям, и отдаться под его покровительство. Дальнейшее воспроизводим текстуально:

771

Мф., 1:16; ср. Лк., 3:23.

772

Имеется в виду Мф., 24:6 сл.

773

Мф., 4:8.

774

Лк., 22:43 сл.

775

Явный намек на Юлиана.

776

Brinkma