Начало пути

- Ты должна мне все сказать,- убеждал я (она говорить не хотела).- Я-то без оглядки тебе доверился, рассказал все как есть. Все наши тайны, весь позор нашей семьи. Знай об этом мать, она бы очумела. Только она не знает.- Я засмеялся.- Так что пей, моя сладкая, прими еще одну дозу этого пьянящего зелья.

- Да нет, ничего такого не случилось.- Бриджит улыбнулась.- Докторша уехала на несколько дней, а Смог сегодня ночью пришел ко мне в кровать. Он это не в первый раз, ему так уютней, а когда он уснет, я отношу его обратно в его кроватку. А в этот раз я его еще не отнесла, и вдруг входит доктор и раз - содрал с меня одеяло. Он думал, я одна, и я даже не знаю, чего ему было надо. И вдруг он видит - рядом со мной свернулся Смог, засунул палец в рот и крепко спит. Он взбеленился, подхватил Смога, будто щенка, и потащил в детскую. Смог всю ночь ревел, а я не могла к нему пойти, боялась, доктор на меня бросится; ну я и сидела запершись, Смог плакал, а доктор крутил эту свою бонго-музыку. Он, видно, тоже сумасшедший вроде своих больных. Сегодня за завтраком он сказал - если я не исправлюсь, мне придется уйти. Надо мне искать другое место. Вот только посмотрю, как пройдет сегодняшняя ночь. Если будет как вчера, я уйду.

- А когда возвращается его жена?

- Не знаю. Может, она его совсем бросила.

- Он вечером куда-нибудь пойдет?

- Наверно, нет. Не то я должна была бы сидеть дома. Он у себя в кабинете что-то пишет.

- Я пойду с тобой и войду в квартиру. Останусь у тебя в комнате и буду тебя защищать. Знаю я этих типов. Им доверять нельзя. Он тебя изнасилует и зарежет. Ты ведь в Англии. У нас есть такая давняя традиция. Помнишь, я рассказывал про своего брата Элфи? Так вот, одно время к нему в Палаты приезжал психиатр. Подружился со всей нашей семьей, все его полюбили, особенно мать, и он стал у нас прямо придворным психолекарем. А раз вечером как зверь набросился на одну шестнадцатилетнюю родственницу, которая приехала к нам погостить. Хорошо еще, его увидел егерь и поднял тревогу. Бедная девочка была на волоске. Да это и не удивительно. В них во всех есть что-то от Распутина. А вообще-то они славные ребята. Я против них ничего не имею. Только скромной девушке у них в доме надо быть начеку. В общем, лучше мне сегодня остаться у тебя.

- Да,- согласно кивнула она.- А завтра, может, вернется его жена, тогда мне будет не опасно. Но даже если ты войдешь, а как же потом выйдешь?

- Ну, уж как-нибудь, что загадывать заранее. Главное, пригляжу, чтоб с тобой ничего не случилось. Остальное неважно. Я попозже должен был встретиться с матерью, но это ничего. Она допоздна засидится у своих поверенных, они старые друзья, а мне к ним не обязательно. Пожалуй, мамаша была бы даже рада, если б я не пришел, только она ведь такого не скажет, воспитание не позволяет. Беда с ней: то орет на меня, как бешеная, а то уж такая деликатная и заботливая - дальше некуда. Трудно с ней, да ведь, наверно, всем нам приходится мириться с чужими слабостями.

Бриджит коснулась моей руки.

- Я люблю тебя.

- Очень рад слышать,- сказал я.- Пойдем пройдемся.

В половине одиннадцатого мы поднялись на лифте на ее этаж. Я разулся и вошел вслед за Бриджит в квартиру. Она шла по коридору к своей комнате. Все лампы горели, и я на цыпочках ступал сзади. Но вот наконец она затворила дверь у меня за спиной. Дело сделано. На радостях оттого, что сумели тайком сюда пробраться - ведь от докторского кабинета нас отделяли всего несколько дверей,- мы внезапно бросились друг к другу. Потом я откинулся на подушку и закурил, а Бриджит пошла сказать доктору Андерсону, что вернулась, а главное - прихватить для нас в кухне полный поднос всякой жратвы. Я лежал на спине, коленки торчком, а на коленях, как на пюпитре, развернул голландскую газету и пробовал разобраться в путанице непонятных слов. Пытался даже прочесть задом наперед- все равно никакого толку, тогда я взял карандаш и занялся анаграммами, выкурил одну сигарету, вторую, третью и вдруг сообразил: а ведь моей милой что-то уж очень долго нет, вряд ли это хорошо для меня, да и для нее, наверно, тоже. Я сунул ноги в туфли и отворил дверь - коридор освещен, и в нем ни души. На стене - картины: шотландский замок, окутанный туманом, дальше - жуткие трущобы Глазго и всюду на веревках сушится белье, потом - загородный английский домик. У входной двери я налетел на вешалку для шляп, и раздался такой грохот, что я в два скачка снова очутился в комнате Бриджит.

- Тебе что надо? - услышал я хорошо знакомый голосишко.

- А ты чего не спишь, непутевый?

- Я путевый,- сказал Смог.

Где-то хлопнула дверь, и я втащил его в комнату Бриджит.

- И мне сигарету,- сказал он и почесался.

- Нельзя. Тебе еще и семи нет.

- А что ты здесь делаешь?

- Жду Бриджит.

- Она, наверно, сидит на коленях у папы,- простодушно сказал он.

- А она часто так сидит?

- Только когда он ее посадит.

- Вон что.- Я с облегчением перевел дух.- А он часто ее так сажает?

- Только когда мамы нет дома. Маме это не нравится. Она из-за этого ушла. Она, наверно, ушла в больницу за разводом.

- Сдается мне, ты видишь и слышишь все на свете.

- Почти все,- сказал он.

- Знаешь, Смог, по-моему, я тебя люблю.

- И я тебя,- сказал он.

- Давай-ка иди спать, А то Бриджит увидит тебя здесь и рассердится.

- А вы будете ночью танцевать?

- Твоему папе это не понравится.

- Он потому что сам так не умеет.

- Ну, все равно,- сказал я,- давай поцелуемся и иди к себе в комнату.

Он подсел ко мне на кровать.

- У меня знаешь как скучно. Я люблю нюхать дым. Только не от сигар. Когда от сигар, я кашляю.

- Пойди погляди, где там Бриджит.

- Нет,- сказал он.- Вдруг папа меня увидит, Он сказал: только посмей встать с кровати, я тебя уничтожу, но это он шутил.

- Тогда погоди здесь, пока я вернусь. Никуда не ходи, сиди смирно.

Я пошел по коридору, заглядывая во все открытые двери. Бриджит стояла в кухне у плиты и варила кофе. Я прошел так, что она меня не заметила. Следующая комната вся была уставлена книгами, за письменным столом сидел человек и писал. У него было бледное, круглое, желчное лицо, огромная лысина и крохотные усики. Без пиджака, в галстуке бабочкой, он выглядел уж до того трезвым, усидчивым, будто готов трудиться так всю ночь. Тут же на столе стоял поднос и на нем чайник и чашка. Я уже хотел уйти, но он как раз поднял глаза и увидел меня.