Страница 80 из 83
«Эми! Послушайте меня. Послушайте внимательно. Отдайте нам маленькую черную книжку».
Но Эми уже никого не слушала. Когда эти два хищника приблизились к ней, готовые в любой момент отнять у нее жизнь, она думала не о себе.
Она думала обо мне. Она молилась о моей душе.
«Мы не хотим в вас стрелять, Эми».
Я вообще перестал молиться после того, как утратил свою жену и свою дочь. Я отверг Бога и утратил веру. Но теперь я молился. В своем изувеченном мозгу я искал слова, молясь о том, чтобы смерть Эми была быстрой и не причинила ей мучений. Молился о том, чтобы Бог взял Эми в царствие свое и окружил ее любовью, которой она заслуживала.
«Она нам ничего не скажет, — сделал вывод отец. — Флешка где-то здесь. Мы сами ее найдем. Так что не трать попусту время».
Я не чувствовал никакой боли. Не чувствовал ничего, кроме обволакивающей любви Эми и разливающегося внутри тепла. Я не чувствовал отдельно прикосновений ее руки, или ее дыхание на своем лице, или губы на своих губах — я чувствовал ее всю сразу, целиком, одновременно.
Я услышал, как громыхнул выстрел и вскрикнула Эми.
А затем я уже больше ничего не слышал…
Я поднимаю взгляд на Стилсона Томиту, смотрю на него затуманившимся взором. Мое лицо — мокрое от слез, я больше не могу говорить, мое сердце лихорадочно колотится.
Сейчас я снова чувствую Эми: я наполнен ею. Чувство вроде бы стремится причинить мне боль, но я не позволяю ему. Она бы не хотела, чтобы я испытывал боль. Эми желала, чтобы ее любовь приносила мне радость, а не грусть.
«Я никогда не забуду тебя, Эми. Я буду жить дальше, потому что знаю: ты хочешь, чтобы я жил. Но ты всегда будешь частью меня».
Стилсон Томита откашливается и трет глаза.
— У меня больше нет вопросов, Ваша честь, — говорит он судье.
106
Маргарет Олсон — Максималистка Маргарет — выходит из-за прокурорского стола и неспешным шагом идет ко мне. Она, не отрываясь, смотрит на меня, и в ее глазах — ненависть. На суде решалась моя судьба. Мне пришлось бороться за свою дальнейшую жизнь. А теперь здесь же решается кое-что еще. Сейчас на кону судьба Маргарет Олсон — кандидата номер один на пост мэра Чикаго. А значит, она тоже будет бороться за свою дальнейшую жизнь.
— Вы рассказали целую историю, мистер Харни. Столько откровений! — Она взмахивает руками. — Маленькие черные книжки и коварные ухищрения! Но позвольте мне разобраться, все ли я правильно поняла.
Она останавливается едва ли не в футе от меня, кладет ладони на деревянное ограждение места для дачи свидетельских показаний и слегка наклоняется ко мне. Мне даже начинает казаться, что сейчас из ее рта стремительно высунется змеиный язык и вырвет мне глазные яблоки.
Я едва удерживаюсь, чтобы не рвануться вперед и не схватить ее за горло. Маргарет лично не совершала убийств, но ее амбициозность и коррумпированность стали одной из причин трагических событий. Она виновна не меньше моего отца и Гоулди.
— Эми Лентини уже нет в живых, и она не сможет подтвердить ваши показания, не так ли?
Я делаю медленный вдох и выдох. Я нахожусь в зале суда, и судят все еще меня. Я думаю об Эми и о том, каких поступков она ожидала бы от меня с характерным для нее стремлением делать все по правилам и уважать законы.
«Ладно, Маргарет. Я смогу уязвить тебя, не прикоснувшись и пальцем».
— Да, Эми уже нет в живых, и она не сможет подтвердить мои показания, — соглашаюсь я, растягивая слова.
— То же можно сказать и о Кейт Фентон, не так ли?
— Да.
— И поскольку они мертвы, вы можете говорить все, что вам заблагорассудится, не так ли?
— Можете считать, что так.
— И я полагаю, что двое заслуженных сотрудников полицейского управления Чикаго, а именно начальник следственного управления Дэниел Харни и начальник отдела внутренних дел Майк Голдбергер, могут…
— Я уверен, что они будут все отрицать, — перебиваю ее я.
Маргарет, конечно же, никак не ожидала, что я стану охотно соглашаться с ней.
— А когда полицейские осмотрели место преступления, они не обнаружили никаких подслушивающих устройств, не так ли?
— Нет. Снять устройства очень легко.
— Но здесь важно то, что никаких доказательств присутствия записывающих устройств не имеется, не так ли?
— Так, госпожа Олсон.
Она кивает. Чувствует, наверное, как в кровь начал поступать адреналин. Думает, что отвоевывает очки. Переходит в контрнаступление после моих показаний, на которые ушло четыре часа — четыре мучительных для нее часа.
— И никто не нашел маленькую черную книжку, не так ли? Я имею в виду, что доказательств ее существования нет. Я права?
Я смотрю на свою сестру Пэтти, которая сидит в переднем ряду, спрятав лицо в ладони. На этом вопросе она разводит пальцы в стороны и смотрит на меня сквозь них.
— Лично у меня нет копии маленькой черной книжки, если вы это имеете в виду. Думаю, что и оригинал, и копия на флешке уничтожены.
— Замечательно, — ерничает Олсон.
— Лично я не вижу ничего замечательного.
— Итак, нет никаких свидетелей, которые могли бы подтвердить ваши показания, и нет никакой маленькой черной книжки, которая могла бы стать вещественным доказательством.
— Правильно.
— Получается, все, что вы только что рассказали, вся душещипательная история — это только ваши показания. Показания одного человека — и не более того, — торжествует она, убирая руки с ограждения и поворачиваясь лицом к присяжным, зрителям и репортерам. Журналисты все еще продолжают поспешно передавать по «Твиттеру» жуткие скандальные разоблачения.
Маргарет делает паузу.
Я откашливаюсь и медленно произношу:
— Маргарет, я записал все происходящее на свой смартфон.
Она поворачивается в мою сторону, но не полностью, а вполоборота — как будто боится встретиться лицом к лицу со словами, которые только что прозвучали.
— Моя сестра настроила смартфон так, что мне достаточно прикоснуться пальцем к одной иконке на экране — и включается функция записи. Я прикоснулся к этой иконке, когда Гоулди зашел в квартиру и Кейт на несколько секунд отвела взгляд от нас с Эми. Одно прикосновение — и смартфон начал запись. А перед тем, как мой отец выстрелил в меня, я прикоснулся к иконке снова и выключил функцию записи.
К тому моменту, как я заканчиваю фразу, Маргарет снова возвращается к столу, за которым сидит сторона обвинения, и начинает о чем-то тихонько совещаться с помощниками. Те показывают ей какой-то предмет, лежащий в конверте из желтоватой бумаги, и что-то энергично шепчут. Она бросает взгляд на меня.
— Ваш смартфон был разбит на мелкие кусочки, — напоминает она. — То есть он уничтожен. Поэтому из вашего электронного устройства невозможно извлечь информацию. Правильно?
— Правильно.
— Вам известно, что мы пытались восстановить работоспособность гаджета, но не смогли.
— Да, известно.
— И у вас нет опции, которая позволяет сохранять информацию в так называемом облаке, не так ли? Я имею в виду платформу, которая дает возможность держать данные в киберпространстве.
— Нет, у меня такого не было. Я не очень хорошо разбираюсь в смартфонах. И если бы Пэтти не установила мне ту иконку, я вообще не сумел бы ничего записать.
— Значит, эта… эта запись, о которой вы говорите… не была восстановлена и не хранится в интернет-облаке.
— Правильно.
— Таким образом, мистер Харни, — приободряется Маргарет и театральным жестом разводит руками. — Выходит, что все сегодняшние заявления — это только ваши показания. То есть просто слова одного человека — подсудимого.
Я бросаю взгляд на третий ряд зала и встречаюсь глазами с Грейс — дочерью Стюарта. Я позвонил ей сегодня утром, и она любезно согласилась прийти в суд. Грейс мило улыбается. Ее отец, мой хороший друг Стюарт, умер до того, как я сделал запись в спальне Эми. А поскольку Стюарт был уже мертв, а я ввиду значительных пробелов в памяти не помнил о записи, никому другому во всем мире, конечно же, не пришло в голову зайти на нашу со Стюартом совместную страничку в «Фейсбуке». Я закачивал туда свои юмористические выступления одним лишь прикосновением к иконке на дисплее своего смартфона. Я, естественно, не стал заходить на страничку. Зачем мне слушать свои старые анекдоты и прочие шуточки? Да и Грейс это ни к чему: там не было ничего, что могло бы быть интересным как память о ее отце. Лишь множество острот и юмористических высказываний, да еще записи моих выступлений перед посетителями «Дыры в стене». Страничка была нужна лишь мне со Стюартом — и больше никому.