Страница 22 из 38
Марина поставила на четыре номера: 26, 27, 29, 30.
Крупье запустил шарик, выпало 30. Выигрыш восемь к одному.
Уткин прикинул: 30 и 19 в сумме - 49. Минус 36, значит следующее - 13.
Марина протянула руку к выбранному квадрату. Правильно сосчитала. Уткин кивнул. Поставила столбик фишек на угол. Крупье запустил шарик, выпало 13. Ура! Марина захлопала в ладоши. Хватит, подумал Уткин. Больше не помогаю. Он вынул руку из кармана. Даже сложил руки за спиной, чтобы исключить незапланированное нажатие кнопки - нажмешь в пользу выигрыша, и сам не будешь знать, что нажал.
Марина, однако, выиграла - восемь к одному. И еще раз выиграла. И снова еще раз.
Уткину пришлось вмешаться, чтобы прекратить этот приступ везения. Не стоило так выставляться. Ему казалось, что внешне невозмутимый крупье поглядывает на него с подозрением. И еще откуда-то смотрит невидимый глаз видеокамеры.
- Пойдем, - сказал Уткин.
- Я хочу еще, - сопротивлялась Марина.
Уткин позволил ей проиграть еще два раза.
Когда выходили с деньгами, она сказала:
- Не слишком хорошо работает твоя система.
- А где ты видела систему, которая хорошо работает? - поинтересовался Уткин.
- Прикольно, - сказала Марина, помедлив, - но думаю, ты все равно обманщик. Только не знаю в чем.
- Ты не думай, - посоветовал Уткин. - Верь фактам. И пойдем куда-нибудь, отпразднуем победу. Может, прямо ко мне?
***
Аххкуаг, Воронья Лапа, поднял свою руку, и все тоже подняли.
Угхахак, Перо поднял свою ногу, и все подняли.
Аггавак, Ребро топнул ногой, Уккадак, Череп подпрыгнул - и все топнули и подпрыгнули вслед за ними.
Они поднимали руки, топали ногами, подпрыгивали, и это называлось "плясали".
Гоп! Гоп! Гоп!
Они плясали, потом ели, потом снова плясали.
Кто-то, сидящий в лесу, смотрел оттуда, а потом сказал: "Бц".
***
Уткин думал о квартире на восьмом этаже. Той, что была прямо под Мясоедовской. Они, тамошние жильцы, должны были при определенных условиях увидеть пролетающее мимо - падающее с верхнего этажа - тело. Или, при определенных условиях, не увидеть, что могло бы послужить дополнительным доводом в пользу того, что Уткин не решался явным образом сформулировать. Безотчетно опасаясь, что точная формулировка сделает очевидной невозможность того, что сформулировано.
Притворившись гостем, Уткин подошел к двери, нажал звонок.
Дверь открыл худой человек с неприметным лицом. Сказав "Привет", посторонился, пропуская. Что он при этом чувствовал? Может, принял Уткина за кого-то знакомого?
Квартира восьмого этажа не повторяла собой верхнюю. Какая-то перепланировка была, наверное, сделана. Комната, куда Уткин вошел, была больше мясоедовской. Посреди комнаты стоял длинный стол. За столом сидели люди. Уткин остановился в замешательстве.
- Садитесь сюда, Павлик, - сказала седая женщина с рыжим котом на коленях и показала место. Почему "Павлик"? - удивился Уткин. В каком варианте событий, вызванном к реальности кнопкой, могло быть произнесено его имя? Наверное, существует какой-то конкретный, "свой" Павел, который ожидался, но не пришел. А пришел "не свой" Уткин, которого каждый, с кем он обменяется взглядом, должен принимать за своего после скольких-то нажатий кнопки. И кратчайший для этого путь - это обознаться, незнакомого Уткина принять за знакомого Павлика. С кем не случается? С ним, Уткиным, такое случалось неоднократно. Люди бывают удивительно похожи друг на друга.
Уткин обвел взглядом собравшихся. Женщина, назвавшая его Павликом, была, что неудивительно, похожа на соседку Анну Ивановну, а крупный, с породистым лицом, мужчина, сидевший у дальнего конца стола, сильно напоминал академика в черной шапочке - того самого, из озерного парка. Да, скорее всего, он и был тем самым академиком. Люди бывают не только похожи. Иногда они - те же самые люди.
Других знакомых лиц за столом Уткин не увидел. А ведь были варианты: небритый человек Трофим в шляпе, человек с загипсованной ногой, бритый Игорь, стриженый Олег, похожий на кого-то Григорий. И Золушка могла быть. Особенно Золушка. Уткин еще раз провел взглядом по лицам. Золушки не было. Жалко, конечно, но разве не глупо надеяться ее здесь увидеть. А надеяться на что-то другое, ради чего он пришел сюда, разве в меньшей степени глупо?
Уткин отпил из стоявшего перед ним бокала, и вино вступило в странное взаимодействие с выпитым перед тем лекарственным чаем. Он видел перед собой лица, шевелящиеся губы, слышал произносимые слова, но смысл слов оставался далек, пока кто-то не обратился к нему прямо:
- А вы, Павел, что думаете?
Говорил "академик". С отчетливой интонацией экзаменатора, спрашивающего урок.
Уткину даже захотелось встать, отвечая.
- Все таки убийство - это убийство, - сказал он неожиданно для самого себя и, кажется, попал в тему.
- Формально - так, а по сути - передергивание фактов, - возразил человек с неприметным лицом. Это Алексей Михайлович, вдруг понял Уткин. Что-то произошло - словно щелкнул переключатель и для каждого сидящего за столом определилось его имя. Прежде сидели безымянные, теперь - с именами: Петр Алексеевич (он же академик), Иван Васильевич, уже упомянутый Алексей Михайлович, Николай Павлович, Елизавета Петровна (сухонькая старушка с планшетом в руках, по которому она время от времени проводила пальцем), Екатерина Алексеевна, уже упомянутая Анна Ивановна. Две девушки, сидевшие по обе стороны Петра Алексеевича (академика), по молодости своих лет остались без имени, - по какой-то причине одно вытекало из другого.
Это можно понять, думал Уткин. Если меня здешние люди принимают за какого-то, им известного Павла, то и я, в принципе, должен принимать каждого из них за кого-то, известного мне. Из известных, впрочем, были только Петр Алексеевич (академик) и Анна Ивановна (соседка), остальные не были похожи ни на кого конкретно. Почему так получилось, Уткин не знал, да и зарекся докапываться до объяснения нюансов обратного действия кнопки.
- Так можно и забой скота объявить убийством, - продолжал Алексей Михайлович.
- А я думаю, что смертная казнь вообще недопустима в цивилизованном обществе, - сказала девушка, сидящая справа от академика.
- Цивилизованном? Не смешите меня, - сказал Николай Павлович. - Скажите еще прогрессивном. Весь прогресс заключается в изобретении новых методов казни - гильотина, электрический стул, инъекция яда. А гуманизм весь в том, чтобы в случае, если приговоренный к смерти преступник заболел, сперва вылечить его - очень гуманно - а потом уже привести приговор в исполнение.
- Болезни бывают разные, - сказал Алексей Михайлович. - Допустим, приговоренный преступник находится в коме. Тогда встает вопрос: привести приговор в исполнение, не выводя его из комы, или дождаться, когда он из нее выйдет?
- А пусть это даже не кома, а летаргический сон, который может длиться годами, - подхватил Николай Павлович. - Тогда по идее нужно дождаться, когда приговоренный проснется, и уже над человеком, находящимся в сознании, свершить правосудие.
Странные темы для разговора возникают в этой компании, подумал Уткин.
Анна Ивановна поперхнулась куском и закашлялась. Недовольный кот спрыгнул с ее колен и удалился.
- У меня есть целебный чай, - сказал Уткин, вынимая фляжку. - От аллергии, кашля и все такое. Хотите?
Откашлявшись, Анна Ивановна покачала головой. Не хотела.
Уткин сам сделал несколько глотков.
- Убийство - необходимая часть человеческой культуры, - взял слово Иван Васильевич. - В каждом обществе имеется свод правил, предписывающих, когда и при каких условиях допускается убийство, и каким образом оно должно совершаться. И не только при исполнении смертного приговора. Человеческие жертвоприношения в наше время не приняты, но слово "жертва" осталось. Вы обратили внимание, что при победе в сражении или в войне количество принесенных - понесенных - в процессе жертв становится предметом отдельной гордости?