Страница 2 из 38
Еще и в наше время в некоторых африканских племенах приняты жестокие обряды инициации, когда юноши наносят себе удары ножами и другим оружием. Время от времени случается, что кто-нибудь гибнет от ран. А в давние времена такие случаи несомненно были правилом, а не исключением.
Таким образом наш предок - палеоантроп - научился убивать себе подобных раньше, чем тех животных, которые впоследствии стали дичью. Это преодоление запрета на убийство реально было первым шагом - одним из первых - к запуску того процесса, в результате которого мирный трупоед преобразовался в человека - человека мыслящего. Правильней сказать - человека убивающего.
- Ведь ни одно другое животное не способно получать удовольствие от убийства себе подобных, - говорил Воронин, - возьми публичные казни, для которых изобретались театрально обставленные способы умерщвления, гладиаторские бои, все такое. Даже праведники в раю не чуждались, созерцание адских мук грешников представляло дополнительный бонус к их райскому наслаждению. "Чтобы не было никакого ущерба счастью блаженных на небесах, перед ними открывается превосходное зрелище на муки осужденных". И не скажи, что это осталось в прошлом. Ни разу не осталось. Человек-то по сути не изменился, при возможности природа берет свое. И бутылка из-под шампанского в заднем проходе так ли уж отличается от традиционного кола?
- Мне кажется, я бы не получал удовольствия от зрелища публичной казни, - заметил Уткин.
- Кто знает, - сказал Воронин.
- Я и футбол не смотрю.
- Футбол? Ты настоящего боя гладиаторов не видел. А это не шарик ногами пинать.
- Не видел, - согласился Уткин.
- А если бы увидел, то, может, уже и не оторвался бы от кровавого зрелища, в истории были случаи. Человек так устроен.
***
- Какие-то мы с тобой не патриоты, - сказал однажды Уткин. - Поменяли наших симпатичных предков, охотников на мамонтов, на мерзких упырей - и вроде бы даже довольны.
- Ну да, - сказал Воронин. - Для человека определенно нелестно. Если бы этот профессор написал свою книгу сейчас, его могли бы привлечь за фальсификацию истории и очернительство.
- За оскорбление чьих-нибудь чувств, - поддакнул Уткин.
- А вообще эта штука будет посильнее здешнего научно-технического отчета в трех томах, - подвел итог Воронин.
***
Марина должна была уже вернуться в город, и Уткин решил позвонить. Номер телефона у него был, добытый однажды в минуту обещания близости, как он представлял это себе.
Пробовал звонить, но при каждой попытке его охватывал неудержимый приступ кашля. Аэрозоль из баллончика помогал, разумеется, но вместе с кашлем пропадало куда-то и намерение - то время казалось неподходящим, то погода. На работе, между тем, объявили, что ввиду финансового кризиса всех отправляют в отпуск без сохранения заработной платы.
Уткин не знал, как долго продлится этот вынужденный отпуск, и пребывал в тревоге, опасаясь, что ему не хватит денег на дорогое аэрозольное лекарство, но когда пил чай зеленого доктора, успокаивался. Чай, впрочем, тоже стоил денег. Правильный чай доктор рекомендовал покупать в конкретной аптеке и дал адрес. По адресу, впрочем, оказалась не аптека, а маленький индийский магазинчик. Продавец, худой и темный лицом, в тюбетейке (может, и не индийский был магазин) долго рылся по углам среди коробок и ящиков, пока не нашел, что требовалось. Чай был не россыпью, как у доктора, а в заварочных пакетиках, но продавец сказал Уткину, что это тот самый чай. Уткин взял большую упаковку, чтоб лишний раз не ездить.
Чай действительно оказался тот самый. По дороге домой Уткин было засомневался - тот ли? И если не тот, то, значит, зря купил сразу так много. Но чай оказался тот самый, и даже лучше.
Между прочим, Уткин заметил, что после этого чая, если выпить вечером, снятся особенно яркие сны - с цветом, звуками и множеством действующих лиц.
***
- Недавно мне приснилось, что я палеоантроп, - сказал Уткин Воронину.
Они встретились в родном НИИ. У начальства возникли вопросы по поводу давешней командировки, и пришлось приехать. Уткин напрягся, но дела было всего поставить подпись под протоколом.
Уткин прошел мимо вахты. Поднялся по лестнице на пятый этаж. Лифт не работал. На лестничной площадке кто-то курил, пренебрегая запретом. А в коридоре во всю длину было пусто.
В лаборатории все же собралась компания. Из разных отделов люди. Не все были знакомы Уткину. На столах лежали распечатанные протоколы. Работал принтер. В углу шумел чайник.
Протокол, под которым должен был расписаться Уткин, еще не был готов. Уткин достал из стола кружку, подошел к чайнику, сел на свободное место. Налил кипятку. Предложенный пакетик отклонил и вынул свой - от зеленого доктора. Целебный индийский аромат поплыл над столом. Все вдохнули.
- Это от кашля хорошее средство, - сказал Уткин.
- Героин в свое время был изобретен именно как средство от кашля, - произнес хрипловатый голос за спиной Уткина. - И продавался в аптеках.
Уткин обернулся и увидел Воронина.
- Голос у тебя незнакомый, - сказал Уткин. - Или это не ты?
- Это я, - сказал Воронин тем же хрипловатым голосом, который уже не казался Уткину незнакомым. - Только я, наверное, простудился.
Уткин рассказал Воронину свой сон. Они вышли в коридор и там разговаривали.
Коридор был длинный, а сон короткий. За время прохождения коридора Уткин успел его рассказать и пообщаться на тему.
Во сне Уткину приснилось, что он с толпой троглодитов вытаскивает из воды на берег какую-то тяжелую тушу. Может быть - бегемота. Нелегкое было дело. Для слаженности усилий все ритмично вскрикивали, произнося короткое, в два слога, слово, и он вскрикивал вместе со всеми. Иногда картина менялась и Уткин пробирался по узкой тропе среди первобытных зарослей, по скалам неправдоподобной крутизны поднимался вверх. Куда-то хотел выйти, что-то найти, но рано ли, поздно каждый раз возвращался на прежнее место - и снова толкал в спину тяжелую тушу, тянул за склизкую ногу. Наконец кто-то, по ощущению - старший, громко выкрикнул другое короткое слово и люди (нет, не люди еще - палеоантропы - это были, конечно, они) прекратили работу. В их руках появились острые осколки камней. Этими камнями они кромсали толстую бегемотову шкуру, отрезали куски мяса, которые радостно пожирали. Уткин удалился от этого пиршества и проснулся.
- А как звучали эти троглодитские слова, можешь вспомнить? - спросил Воронин.
- Одно, вроде бы "Ха-хак" - то, которое повторяли хором. А второе - "Урргабах", кажется так.
- "Урргабах", - это три слога, а не два, как ты говорил, - заметил Воронин.
- Значит три, - согласился Уткин. - Всё равно короткое слово.
- Что ты там говорил насчет героина? - поинтересовался Уткин. - Какие-то ассоциации с моим чаем?
- Конкретно нет, но средства от кашля часто бывают замечены в наркотическом действии.
- А в галлюциногенном?
- Специально не изучал этот вопрос, но, по-моему, - нет. А сон твой хорош, - сказал Воронин, меняя тему разговора. - Я готов поверить, что так оно и было. И слова правильные. Именно такие слова были в дочеловеческом языке. Слова-команды типа "делай", "не делай", "делай как все".
- Я тоже читал эту книгу, - сказал Уткин.
- Твой сон был бы интереснее, если бы ты ее не читал, - заметил Воронин. - Но сон все равно хороший. Возможно, в нем говорит древняя память предков.
- Про память предков в книге ничего не написано, - сказал Уткин.
- Есть и другие книги, - сказал Воронин. - А слова запиши где-нибудь, пока не забыл.
Они дошли до конца коридора и повернули обратно.
***
Уткин последовал совету и записал оба слова: "Ха-хак" и "Урргабах", в душе сетуя на то, что звуки троглодитского языка недостаточно точно отображаются посредством русского алфавита.