Страница 22 из 26
Источником теоретического бума в изучении символических ресурсов институциональной динамики стали и дефекты демократических институтов в посткоммунистических обществах, где становлению формальных институтов демократии и гражданской идентичности стало препятствовать стремление обеспечить групповую социальную солидарность за счет апелляции к этнорелигиозным версиям, базирующимся на фетишизации родной земли и сакрализации истории отдельных этносов. Показательна в связи с этим критическая оценка традиционных исследований роли культуры в политической динамике, обозначенная в работах представителя культурсоциологии и специалиста в исследовании гражданской культуры Дж. Александра. Он подчеркнул, что в большинстве моделей культура не независимая переменная, а производная от более жестких переменных социальных структур.
Сыграла роль и актуализация «историческим институционализмом» проблемы исторической вариативности при реализации общих целей институционального строительства, например, в условиях демократического транзита, а также специфичности процессов политической интеграции и стабилизации институциональных норм.
Согласно новому институционализму, недостаточно просто выявить специфику неформальных норм – следует раскрыть и содержание процессов, посредством которых происходят их становление, отбор и распространение (исчезновение), реализуется их воздействие в условиях крайней вариативности опыта повседневного существования.
Исследования политической культуры в неоинституцио нализме имеют свою специфику. Многофакторный подход к исторической эволюции политических институтов подводил сторонников нового институционализма к выводу, что культура имеет значение не только как некая производная от институциональных учреждений, но является некой автономной социальной структурой. Многие представители неоинституционализма разделяют мнение, что самостоятельность и независимость институтов обусловлены тем, что политика организована вокруг истолкования жизни и часто укоренена в «неэффективной» истории и культуре, что и придает институтам специфическое организационное качество и историчность. Ценности, определяющие поведение людей и используемые в практике институционального конструирования, не столько даны, сколько находятся в процессе постоянной переинтерпретации в политической деятельности. Обретая статус коллективно значимых, они могут входить в противоречие с первоначальными рациональными целями политической институционализации.
Новые институционалисты, предлагая такие концепции, как «организационная легитимность», «институциональная культура», «зависимость от пути развития», неизбежно искали новые стратегии исследования роли идеального компонента институциональной динамики. Типично стремление использовать в неоинституциональном анализе характерные для современных социологий модели символических или когнитивных структур политической легитимации для прояснения механизма взаимодействия формальных и неформальных институтов, где символическая легитимация выступает способом снятия или продуцирования противоречий между этими институтами. Институционализация рассматривается как процесс образования специфического набора легитимных и нелегитимных, неформальных социальных норм и правил (функциональных кодов), задающих контекст человеческого существования и взаимодействия.
Легитимность, институциональная устойчивость и политическая эффективность находятся в противоречивой взаимосвязи. Нелегитимные с легально-рациональной точки зрения институты, опирающиеся на активность интеллектуальных сообществ, могут породить политический и экономический эффект в институциональном строительстве, и, наоборот, институциональная легитимность может стать тормозом для инноваций. Подобные методологические установки стимулируют исследование западными и отечественными политологами роли и особенностей неформальных институтов, структур сетевого мира и институтов повседневности.
Представители неоинституционального анализа обратили внимание на сложные конфигурации национальных и транснациональных институтов, где могут существовать «правильные институты» в симбиозе с «неправильными» (типично для процессов институционализации в Юго-Восточной Азии). Это актуализировало проблему специфики политической культуры подобных институциональных образований и ее роли в инновационной экономической политике.
Важным аспектом исследований стало изучение институциональной специфики политических коммуникаций, которые позволяют вывести на новый уровень исследования роли символической и коммуникативной природы институтов публичной власти, обозначенные в свое время такими исследователями, как Х. Аренд, Т. Парсонс, Ю. Хабермас, Ш. Эйзенштадт.
Неоинституциональный прорыв придал новый импульс начавшемуся еще несколько десятилетий назад в работах таких авторов, как Ф. Фукуяма, А. Селигмен, С. Хантингтон, Р. Инглхарт, изучению форм солидарности, социальной идентичности, гражданского доверия и их воздействия на трансформацию политических институтов. Стал оформляться «социологический» («конструктивистский», «структурный») неоинституционализм, использующий при исследовании динамики политических институтов методологические интенции социологического конструктивизма, нацеленные на выявление ценностно-когнитивных структур и символических схем восприятия, оценивания и выражения в политическом процессе.
Такого рода схемы выступают инкорпорированными моделями, символическими кодами социокультурной динамики, оказывающими принуждающее воздействие на объективированные институты и ресурсы. Несмотря на различия в методологических посылках социологического неофункционализма (Н. Луман) и разновидностей социального конструктивизма (Э. Гидденс, П. Бергер, Т. Лукман, П. Бурдье), их объединяет с неоинституциональным анализом понимание культуры как социального запаса знаний, символов, а процесса легитимации – как структурирования, упорядочения системы символов, позволяющего обосновывать идентичность и солидарность сообществ. Интегративную функцию в институциональной эволюции легитимация реализует посредством когнитивных форм и их символических репрезентаций.
2.6. Политическая антропология институциональных изменений
Взаимосвязь политико-антропологических и институциональных исследований очевидна, так как политическая антропология – научная дисциплина, нацеленная на комплексный анализ генезиса и становления многообразных практик политического господства и государственных институтов, широко использующая понятийный и методологический инструментарий изучения политических феноменов социальной и культурной антропологии, этнологии, исторической науки, социологии и политологии. Исследовательские стратегии эволюционного, структурно-функционального, системного анализа политических институтов широко использовались при антропологическом анализе генезиса отношений господства.
Институциональное оформление политической антропологии как относительно автономной области исследований в рамках социальной и культурной антропологии символизируется появлением работ представителей британской социальной антропологии М. Фортеса и Э. Эванс-Притчарда «Африканские политические системы» и Э. Эванс-Притчарда «Политическая организация ануаков англо-египетского Судана», в названиях которых присутствуют понятия, отсылающие к языку политологических исследований институциональной динамики. Исследователи позиционировали себя как представителей эмпирического знания о политических процессах, нацеленных на изучение конкретных институциональных практик.
Взаимоотношения антропологического подхода и собственно политического институционализма не выглядят изначально комплементарно. Политологи, приверженцы более традиционных исследовательских стратегий, тяготеющих к бихевиорализму и теориям рационального выбора, упрекали антропологов за отсутствие в их работах собственно политологического анализа. Представители политической антропологии констатируют, что в политической науке в качестве анализа политической системы может преподноситься «некоторый эквивалент записанной на бумаге конституции, свободный от всего наносного, не учитывающий конфликтов и не дающий серьезной оценки баланса сил. Интерпретация в этом случая неизбежно окажется неверной» [Дуглас, 2000, с. 168].