Аделаида

– Что? – возмутилась Инесса, – вы не только хвастун, вы еще и шпион?

– Помилуй Бог! Просто наши каюты не так далеко друг от друга, а возвращались мы с вами примерно в одно и то же время…

– Да уж, – передразнила Шарля женщина – «не так далеко». Да они просто на разных планетах! Вот скажите, почему мужчин поселили в одноместные каюты, а женщин в двухместные? Разве это правильно?

– Но вас ведь поместили в трехкомнатных люксах? Разве я не прав? А таких кают на «Аделаиде», увы, чуть меньше, чем гостей. Точнее, много меньше. Мне кажется Нани просто позаботилась о наших дамах, ведь у каждой из вас по спальне, плюс общая гостиная, то есть, свободная приватная зона, которой мужчины, например, лишены.

– Ха! У вас весь номер приватная зона. Ибо вы там один! И в спальне, и в ванной, и в туалете!

– Да, но я не привык работать в спальне или в туалете.

– Наконец-то вы вспомнили о работе! Вам не кажется, что вы меня отвлекаете? У нас осталось не так много времени для выполнения задания.

–О! Вот об этом как раз я и хотел поговорить. Видите ли, мне уже 58 лет, и я…

– Пятьдесят восемь?!!– не смогла удержать изумленного возгласа Инесса.

– Да… А что, я выгляжу старше этих лет?

– Честно признаюсь, да – ответила прямолинейная русская. – Возможно, это ваши пигментные пятна….

Шарль Легран покраснел словно школьник:

– Это не старческая пигментация, мадам, если вы имеете её в виду. Это.. веснушки! Я сейчас лыс, как колено страуса, но если бы вы застали меня с шевелюрой, вы бы увидели, какого огненного цвета она была.

– Боже мой, – всплеснула руками эмоциональная дамочка, – Веснушки! Как это необычно и даже.. мило. Простите меня, бога ради, профессор. Я знаю, что частенько бываю бестактна.

– Я и сам смущен. – Шарль покраснел еще больше. – Потому что я хотел вам сказать. … Признаться…. Словом, круиз был важен для меня сам по себе, и как возможность отдохнуть, и как еще один шанс побывать в любимой мной Мексике. А миллион? Что миллион? Зачем он мне? Работу свою я люблю и никогда не брошу. Оклад у меня приличный, дом не новый, но очень большой и мне он нравится. Так что тратить мне деньги абсолютно некуда.

– Ну а мне есть! Работа у меня нелюбимая, зарплата копеечная, квартирка малюсенькая. Да еще и муж умер, так что на мне и дочка с внуком, и свекровь бывшая.

– Поэтому я и хочу вам помочь! Считайте, что все мои знания или мои карточки, если я их выиграю, в вашем распоряжении.

– С чего это? – подозрительно посмотрела на Шарля Инесса.

– Просто… вы мне очень понравились, – выдохнул профессор, покраснел третий раз за пять минут и стремительно убежал на верхнюю палубу.

**

Аделаида уже вволю наплавалась и теперь стояла у перил на своём любимом месте на носу тёзки «Аделаиды» и молча любовалась морем. Оно всегда вызывала в ней странные чувства. Море манило женщину, радовало, удивляло, но, в то же время смутно беспокоило, тревожило, мелькало в памяти чёрной кинолентой и угасало, исчезало с экрана её воображения, стоило ей только чуть-чуть сосредоточиться.

Сколько бы она ни смотрела на море – оно никогда ей не надоедало. Оно всегда было разным, новым, неожиданным. Оно, словно настроение её матери, менялось на глазах каждый час.

То оно являлось ей тихим-тихим, светло-прозрачным, почти белёсым, покрытым почти белыми полосками абсолютного штиля. То оно становилось ярко-сапфировым, пламенным, сверкающим. То оно ласково, словно рот младенца, выплёвывало сладкие бурунчики, то под порывом внезапного ветра становилось вдруг темно-индиговым, шерстяным, точно его гладили против ворса. Меньше всего Деля любила море в грозу или, точнее, накануне грозы. Это когда штормовой ветер начинал закручивать и гнать крупную зыбь, а по грифельному небу начинали носиться с диким криком чайки, напоминая белые всполохи молний, которых еще нет, но которые вот-вот появятся на горизонте. Волны со страшным грохотом и бронзовым звоном бились в такие минуты о борта «Аделаиды», Нани хваталась за сердце, а тонкий туман брызг, казалось, проникал даже сквозь плотно задраенные иллюминаторы яхты и повисал погребальной кисеей во всю длину всех беззащитных палуб…

И всё-таки, главное очарование моря для Аделаиды заключалось в какой-то странной тайне, которую она, казалось, всегда хранила в глубинах своей памяти.

Аделаида снова вздрогнула, вспомнив, как однажды, где-то у берегов далекого острова Флорес, она опустила тёмной, безлунной ночью руку в тепловатый кисель уснувшего океана, и рука вдруг озарилась фосфоресцирующим свечением, вспыхнула, осыпанная голубыми искрами.

Всё это было недоступно её уму, обычному человеческому уму, не такому блестящему как у родителей и даже у тех умников, что разгадывают сейчас где-то за её спиной маменькины шарады.

– И давно вы тут скучаете? – раздался за спиной Аделаиды насмешливый голос Дока.

– Нет. Минут пять буквально. Как только с камбуза потянуло ароматом соуса шинобель и лимонной травы, я поняла, что вот-вот подадут второй завтрак и… удрала от бассейна.

– Вам не нравится лимон-грасс?

– Мне не нравятся джентльмены, которые игнорируют даже высокую кухню, чтобы пообщаться со мной.

– Вы намекаете на моё присутствие?

– Ой, простите, Док, – смутилась Аделаида. – Вы, как это ни удивительно, всегда приходитесь кстати. И совсем меня не напрягаете. Понимаете, о чём я?

Заметив, как внимательно и серьёзно девушка всматривается в его глаза, Михаэль, а точнее, просто Михаил мягко прикоснулся к её плечу:

– Милая Деля, вы же прекрасно знаете, почему в числе гостей вашей яхты оказался я?

– Догадываюсь. – Аделаида вздохнула. – Мама в очередной раз решила выяснить, что за тараканы живут в моей голове.

–Или, в очередной раз убедиться, что их там нет..

Док и Деля засмеялись одновременно.

– Вы знаете, Док, мама иногда меня пугает даже больше, чем море.

– А вас пугает море? – Михаил напрягся.

– Не то, чтобы пугает. Просто мне порой кажется, что с морем связана какая-то очень важная для меня тайна. Для меня… Или для мамы. Вы не понимаете, нет? – Аделаида нахмурилась. – Как же я иногда ругаю себя за то, что родилась такой тупой. Даже в школе я чувствовала, понимала, что я не такая как все. Только не в лучшую сторону. Иногда на меня накатывало нечто необъяснимое, какой-то потный, липкий страх, какая-то черная пустота и я мгновенно захлопывалась перед любой информацией. Учителя говорили маме, что я впадаю в прострацию. Но, несмотря на умное слово, лепили и лепили мне неудовлетворительные отметки. Со временем и я сама свыклась с их вердиктом – «красивая дурочка».

– Господи, ну что за…

–Миссис Аделаида! Вот вы где! А я вас ищу битый час повсюду! – на узкий пятачок обрамлённого хромом пространства буквально влетел один из красавчиков Нани. Молодой человек был прекрасен, словно бог, светловолос, кудряв, голубоглаз и строен, словом, обладал всеми теми внешними атрибутами, которые девушка терпеть не могла. Видимо, подсознательно, во всех красивых людях она искала те же признаки ущербности, которые обнаруживала у себя.

– Простите, но у нас с Доком приватный разговор, – холодно ответила девушка.

– Ну, почему же? – улыбнулся Док. – Мне кажется, что если в разговор о загадках наших душ вмешается кто-то еще, дискуссия получится совсем интересной.

Аделаида мигом вспылила:

– Вот как? Мне казалось, что у нас была доверительная беседа. А оказывается общественный диспут. Не ожидала.

– Тема, которую мы обсуждали, – не обращая внимания на Аделаиду, продолжил Михаил, – касалась тайн подсознания, которые часто нас беспокоят. Разрешите представиться – профессор Михаэль Эткинд, психиатр и психотерапевт. С кем имеем честь?

– Дэн Рутберг, писатель, Германия. – представился парень и уточнил. – Начинающий писатель, поэтому вам моё имя ничего не скажет. Я не так знаменит, как вы, Док, или фройлян Аделаида.

– О, так вам знакомо моё имя? – удивился Док.