Страница 7 из 8
– Ты почему опять математику не сделал?! – возмущались учителя.
– Времени не было, музыку слушал, – спокойно отвечал Андрюша. – Я музыку люблю, ещё книжки всякие, про интересное, а ваши иксы с игреками мне совсем не нужны.
И с ним вот какая приключилась история.
В шестнадцать лет мальчики обычно первый раз идут на такую специальную комиссию к военным, там их осматривают и записывают, чтобы потом, когда исполнится восемнадцать, призвать на службу в армию. На этот осмотр положено приносить характеристику из школы.
В Андрюшиной характеристике так и было написано: носит крестик, верит в Бога, учится плохо, целыми днями слушает музыку.
Военные дядьки прочитали характеристику и решили, что Андрюша псих. И не просто решили, а отправили его в настоящий сумасшедший дом.
Мы с девчонками его даже там навещали.
Ну, врачи-то хорошо в психах разбирались, сразу поняли, что Андрюша нормальный, и поручали ему красить стены, помогать на кухне и приглядывать за настоящими психами. Его довольно быстро оттуда выпустили, он перешёл из школы в музыкальное училище, стал дирижёром и уехал во Владивосток. Главный дирижёр Тихоокеанского симфонического оркестра! В чёрном фраке и белой рубашке… Как взмахнёт палочкой, так все и сыграют. И все музыканты, человек сорок или пятьдесят, его уважают и слушаются. Главный ведь дирижёр! И не какого-нибудь там оркестра пожарной части города Верхне-Запупыщенска, а Тихоокеанского! Симфонического! Оркестра!
Красота, правда же?
Занимается Андрюша любимой своей музыкой и прекрасно себя чувствует.
Так всегда бывает, если человек верен своему любимому делу.
Так что, дружок, если ты очень любишь что-то не из школьной программы – сочинять стихи, вырезать из дерева, придумывать одежду будущего или космические корабли, изучать динозавров, изобретать прививки от жадности, зависти, глупости и лени или ещё что-нибудь интересное, – то занимайся этим, и оно у тебя будет хорошо получаться, и жизнь у тебя тоже получится хорошая.
И если тебе начнут рассказывать, будто раньше всё было очень хорошо или, наоборот, что в будущем всё будет гораздо хуже, ты сразу не кивай и не верь, а на всякий случай спроси ещё кого-нибудь. Сравни разные мнения.
И всегда думай своей головой. Это очень хорошо и полезно – и раньше, и теперь, и в будущем, во все времена.
Бонус!!!
Вот я сейчас перечитала написанный только что рассказ и думаю: а что я, собственно, в конце рассказа какое-то занудство развела? Поучать принялась… Безобразие.
Это у меня, наверное, от жары, ведь я пишу эти рассказы в конце июля, когда каждый день бьются температурные рекорды.
Давайте-ка я вам лучше что-нибудь действительно полезное расскажу.
Например, рецепт самодельных конфет.
Когда я была не совсем маленькая, а подрастающая, в магазинах уже почти ничего не было. Всё как-то куда-то постепенно девалось. Ну, конфет-то уж точно не было.
И мы делали их сами. Мы брали молочную смесь «Малыш» – такой сухой сладкий бело-жёлтый порошок, – перемешивали с мороженым за сорок восемь копеек. Получалась масса вроде крутого теста. Из этого теста лепили шарики и обваливали их в порошке какао. Складывали шарики на тарелку и ставили в холодильник, чтобы они не растаяли, – из мороженого же всё-таки. И получались твёрдо-мягкие конфеты.
Попробуйте приготовить – увидите: не хуже чем «Рафаэлло» из рекламы.
Про враньё
Когда я была маленькая, мне никто не верил.
Что папа – это мой папа, а не дедушка.
Что волосы у меня на самом деле такого странного, медно-рыжего цвета, а брови и ресницы – чёрные. (Некоторые даже руками норовили потрогать, а уж что-нибудь сказать – каждый, просто обязательно.)
Что у меня нет ни бабушек, ни дедушек, они умерли задолго до того, как я родилась, и летом на даче я живу с противными чужими тётками.
Что мой брат старше меня на целых пятнадцать лет. Это вообще было для всех моих ровесников чем-то непостижимым. Переспрашивали: «Может, на пять, а не на пятнадцать?» Ага, как будто я вообще дебилка и не различаю эти цифры.
Конечно, тогда мне было очень обидно.
Просто ужас.
Теперь-то я знаю, что у разных людей разные жизни, и у кого-то жизнь не совсем обычная. Жизнь, которая не вмещается в головы других.
Так что теперь мне уже не так обидно.
Хотя тоже случается.
Вот меня спросил журналист для интервью однажды:
– Вы человека можете убить?
Я честно отвечаю:
– Не знаю, не пробовала… Но если кто-то животных мучает, или над детьми издевается, или, например, как-то обижает мою родную любимую машинку, пожалуй, попробовала бы. Во всяком случае, постараюсь.
Так бы, наверное, любой человек ответил.
И журналист кривенько так усмехается:
– Ну, это вы, конечно, шутите…
Странно, но когда говоришь совсем честно, тебе не верят. Люди как-то не привыкли к честности, что ли?.. Особенно журналисты.
Да, когда говоришь правду, а тебе не верят, это ужасно обидно, в любом возрасте.
Но не надо огорчаться.
У меня есть вот какое наблюдение.
Чаще всего не верят другим людям и всех подозревают во вранье те, кто сам часто врёт и обманывает. Так что, дружок, если ты говоришь чистую правду, а тебе не верят, ты посмотри внимательно на этих самых неверящих. Они и есть самые отъявленные вруны, притворяльщики и обманщики, привыкшие мерить всех остальных людей по себе, тоже считать врунами. Будь с ними осторожен, друг!
Вот у тебя живот заболел и ты просишь учительницу отпустить тебя с занятий, а она так с прищуром на тебя смотрит:
– Угу, конечно, на третьем уроке тесты по геометрии, как же тут животу не разболеться, знаем-знаем, хи-хи-хи…
А ты сразу думаешь: «Всё с вами ясно, Марья Петровна (Сара Ароновна, Лейла Хадиятовна, Оксана Тарасовна). Сами всю жизнь врёте напропалую и думаете, что все такие».
И не дружи с ней.
Дружи с теми, кто тебе верит. И сам им верь. И всё у тебя будет хорошо, вот увидишь.
Превращение
В нашем классе была девочка Олеся со смешной фамилией Черемох. Она вообще была чудная такая… Двоечница-предвоечница. Всегда опаздывала, даже если ко второму уроку. А однажды в мешке со сменкой принесла только одну тапку. Вместо второй был котёнок. Черемох сказала, что он заполз в мешок со сменкой случайно, потому что дома полно котят и вообще жуткий беспорядок. Мне, конечно, тут же страшно захотелось в гости к Черемох, ведь у меня дома был один сплошной порядок и очень не хватало котят, а я их обожала.
Учительница позвала завуча, и тот велел Черемох сию минуту отнести котёнка домой – в школе котятам не место. Черемох пожала плечами, не спеша собралась и ушла, и я видела в окошко, как она вприпрыжку бежит через школьный двор на волю, пока мы все, почти сорок несчастных детей, решаем задачи и читаем стихи о природе.
Черемох всё время врала. Притом иногда даже без всякого смысла, без выгоды, не для того, чтобы придумать какую-то уважительную причину для опоздания или пропущенных уроков. Врала просто так.
Например, про пленного немца. Рядом с моим домом была (она там и сейчас стоит – хотите, проверьте) маленькая будочка. Теперь-то я знаю, что это всего лишь вентиляция, для метро. А в детстве нам казалось, что это какой-то таинственный домик.
И вот Черемох «внесла ясность». Она сказала, что в этом домике живёт пленный немец, из тех, что строили дома в Москве после войны. Почему он остался жить в этом крошечном домике, она и сама не знала, но твёрдо сказала, что мы, потомки солдат-победителей, должны относиться к пленному немцу великодушно, то есть подкармливать.