Заложники Солнца

– А разве мы не собирались в Пекшу заезжать?

– Собирались, но только мы с Олеськой. Если бы не ты, Сталкер с парнями на дороге бы остался. А теперь тоже с нами пойдет.

– А почему парни – на дороге? – не понял Кирилл. – Для чего вам разделяться?

– Так в Пекше урожай градом побило, – удивилась Лара. – В том году. Ты не знал, что ли? – И замолчала, как будто этим все объяснила.

Кирилл подождал продолжения и, не дождавшись, переспросил:

– Ну и что, что побило? Почему ребятам нужно на дороге оставаться?

– Ну как – «почему», – вздохнула Лара. – Урожай побило – еды мало. А тут мы припремся – восемь рыл, и всех корми! А им самим не хватает. У них зимой боец под завалами погиб, да недавно еще одного Дикие подранили – без ноги теперь. Тоже, считай, балласт… Сидите в своем Бункере, ни хрена не знаете.

Лара недовольно замолчала, и Кириллу пришлось самому догадываться, что «завалами» адапты, вероятно, называют разрушенные здания, из которых извлекают разные полезные вещи. «С риском для жизни», – подчеркивал Сергей Евгеньевич, рассказывая об этом, но Кирилл никогда не связывал слова наставника с реальной гибелью людей. Почему-то считал, что такого рода опасности – давно в прошлом.

– А у вас… – осторожно спросил он. – Вы ведь тоже ходите… в завалы. У вас… ну, все нормально?

– Нас больше, – просто объяснила Лара. – Нас шестьдесят четыре, а в Пекше всего было тридцать семь. А теперь – тридцать пять.

А она ведь права, с горечью подумал Кирилл. И Рэдрик прав. Насчет «сидите и ни хрена не знаете».

Всего этого он, сидя в Бункере, не знал. Ни про ожоги адаптов, ни про их сиплые голоса. Не знал, каким опасным ремеслом его ровесники еженощно занимаются и сколько сил кладут на то, чтобы попросту выжить.

Самого Кирилла заботливые воспитатели регулярно кормили, поили и укладывали спать, в чистую удобную постель. В распоряжении «малышей» всегда были горячая вода и свежее белье, Кирилл никогда не задумывался, откуда все это берется. А Олег с Дашей, понял вдруг он, до сих пор не задумываются.

Было стыдно за себя, и очень хотелось адаптам помочь. Хотя бы какой-нибудь умной мыслью, коль уж от действий его – одни насмешки.

Кирилла осенило.

– А разве нельзя в эту Пекшу со своей едой прийти? – предложил он. – Вы же везете, с собой… Ну, чтобы и не объедать никого, и поспать в человеческих условиях?

Однако на это предложение, самому ему показавшееся простым и логичным, Лара разозлилась не хуже Рэда. У девушки даже голос изменился: игривость из него пропала, зато прорезались присущие командиру жесткие интонации.

– Совсем ты, по ходу, придурок, – процедила Лара. – Да где это видано, чтобы гости свою еду жрали?! Это, может, у вас в Бункере так, или у Диких, – адаптка, не задумываясь, поставила их на одну доску, – а тетя Аня – нормальная женщина. Да она с ума сойдет, если гостей не накормит! Это ж – позор на всю Цепь. Я бы сквозь землю провалилась, и кто угодно тоже... Короче, пошел ты в баню, надоел. – С этими словами Лара отпустила борт телеги и скрылась в темноте.

Кирилл еще размышлял об установившихся здесь странных законах, согласно которым не накормить гостей – позор, а оставить два десятка малышей в руках религиозного маньяка – нормальное дело, когда над ухом раздалось то, чего так не хотелось слышать:

– Слезай, пошли.

Выбора не было. Кирилл тяжело вздохнул.

– Ты че такое Ларке брякнул, что как ошпаренная дунула?

Кирилл, как мог, пересказал.

Рэдрик хмыкнул.

– Реально, чудной вы народ.

Спорить о том, кто из них чуднее, Кирилл, после вчерашнего, не стал. Во-первых, по всему получалось, что они говорят и думают на языках настолько разных, что командир его попросту не поймет, а во-вторых, послушно «берег дыхалку».

– Слышь, я тебя предупредить хотел.

Кирилл уже запомнил, что слово «слышь» используется новыми товарищами в качестве обращения. В том, что со слухом у собеседника все в порядке, никто из них не сомневался.

– Ларке ты лучше скажи, что у тебя в Бункере девушка есть. Что, там, любовь до гроба, ты ей обещал верность хранить, и все такое… Поверит, девчонки на сопли легко ведутся. И отвянет, она гордая. Меня-то ваш Евгеньич предупредил, что вы между собой не чпокаетесь, – продолжил Рэд. – Я ни хрена не догнал, почему, ну да ладно, дело хозяйское. А наши-то не знают! И Ларка не уймется, пока в штаны к тебе не залезет, точняк. Она на тебя крепко клюнула. А Евгеньич сказал, что у тебя от этого самого моральная травма будет… И хрен ли, вот, делать? – сам с собой рассудил он. – Не пристегивать же, в натуре, к себе. Да и пристегнуть – че толку? Владимир впереди, я хоть оторваться думал, напоследок… Короче, спросит – чеши, как я сказал. Окей?

Кирилл обалдело молчал. Настолько впечатлился объемом произнесенной речи, что суть малознакомых слов не уловил.

– Че застыл? – дернул за рукав Рэд. – Окей, спрашиваю?

– Да, – выдавил Кирилл. – То есть, окей. Только… Объясни, пожалуйста, еще раз. Я ничего не понял.

Час прошел незаметно. Для Кирилла он оказался полным открытий, для Рэдрика – ругательного шипения.

Смысл обретенных знаний сводился к тому, что сексуальные отношения между полами, от которых обитатели Бункера в свое время добровольно отказались, ибо к деторождению они – после того, как все случилось – не вели, среди адаптов вполне имели место.

– Очень странно, – после глубокой задумчивости, решил Кирилл.

– Да что, блин, еще тебе странно?

У Рэда ушло немало времени на разъяснение неизвестных спутнику терминов. А терпением, чтобы подбирать понятные слова, адапт не отличался. Кажется, сильно жалел, что вообще завел этот разговор.

Чтобы не злить Рэда еще больше, Кирилл, как советовал Вадим Александрович, постарался формулировать мысли предельно просто, задавая в конце каждой фразы уточняющие вопросы.

– Ведь вы – так же, как и мы, и как любой человек на планете – детей иметь не в состоянии. Верно?

– Ну.

– Тем не менее, вы, при наличии подходящего партнера, в сексуальные отношения вступаете. Верно?

– Ну!

– Так… Объясни, пожалуйста – зачем?

Рэдрик озадаченно молчал. Кирилл уточнил:

– Для чего это нужно, если в итоге ни к чему не ведет?

Рэдрик молчал.

Кирилл, решив, что его не поняли, размышлял, как бы спросить еще доходчивее. Но командир, оказывается, не отвечал по другой причине.

– Ты кока-колу пробовал?

– Нет, – удивился Кирилл.

Память мгновенно подсказала, что до того, как все случилось, существовал такой прохладительный напиток – вредный для желудка, но приятный на вкус.

– Вот. А я пробовал. Но как я тебе объясню, на что это похоже, если ты не пробовал? И как я тебе объясню, что значит хотеть девчонку – если ты ни разу не хотел?

Теперь озадаченно замолчал Кирилл. Похоже было, что беседа свелась к неразрешимому философскому вопросу «как объяснить слепому цвет заката». Причем слепым в данном случае выступал именно он. А ведь, готовясь к миссии, думал, что все будет совершенно иначе! Представлял себя кем-то вроде Сергея Евгеньевича – мудрым хранителем знаний, который понесет свет в темные адаптские массы. Пока же все выходило ровно наоборот – спутники в его знаниях не нуждались. А он без их разъяснений – хотя бы тех косноязычных и убогих, что могли дать Лара или Рэд – чувствовал себя заблудившимся ребенком.

– Час прошел, – объявил командир. И зачирикал.

Уже забравшись в телегу, Кирилл сообразил, что так и не выяснил, что же нужно отвечать на вопрос о девушке. Но было поздно – Рэдрик ушел в голову колонны.

***

Анна Владимировна – глава следующего на пути поселка – оказалась крупной, средних лет женщиной с добрым лицом и уютным голосом. И свою молодежь, и гостей, включая брутального Рэда, и даже лошадей с коровами она называла «детка».

Обстановка в Пекше была под стать хозяйке – вроде бы неторопливая, но без лености, без «раздолбайства» – это слово Кирилл подслушал у адаптов. Никто не суетился и никуда не спешил, однако все вокруг происходило без задержек и будто само по себе.