Страница 82 из 96
-А это уже суд разберется - парирует Аня - я полагаю, вы сказали все, какой свободный, счастливый и справедливый строй вы хотите предложить нашему советскому народу? Пусть советский суд вас и судит!
Она подает знак, и входит конвой, в форме милиции, не ГБ. Много чести, такого - по "политике" судить. По чистой уголовке пойдешь - благо, наказание такое же, за организацию нескольких убийств в составе группы, то есть бандитизм, плюс изнасилование (уже в это время, позорная статья). Линник судорожно лезет в карман - так нет у него там ничего, мы еще на входе проверяли, "для порядка, так положено". Орет в микрофон:
-Вы просто фашисты! Всех под себя хотите, кто с вами не согласен! Гады, сволочи, мразь!
Это он зря - к слову "фашисты" в этом времени относятся предельно серьезно. И за такие слова, если не последует обоснование их справедливости, сразу бьют в морду. Но он же привык к роли Великого Учителя перед теми, кто ему в рот смотрит - а сейчас, то ли героем-народовольцем на процессе себя вообразил, то ли Димитровым после поджога рейхстага. Затем (все ж не дурак окончательно) до него дошло, что он только что наговорил, в прямой эфир!
-Товарищи, не верьте, это все была провокация! Да здравствует коммунизм!
Но микрофон уже отключен. Тогда он спрыгивает с кафедры и пытается броситься на Аню - дурачок, у меня, а также Репея с Гвоздем, рядом сидящих, давно уже руки чешутся до тебя добраться, так что тычем мы эту тварь мордой в пол, ну просто с садистским удовлетворением. А я еще и ордена с него сдираю - по закону, осужденных по "бандитской" статье наград лишают всегда.
-Мы не за твою казарму воевали!
Он что-то орет в бешенстве, пытается боднуть меня головой. Успокаивается, получив в рожу. И конвой его уводит.
-Аня, ты была бесподобна! - Лючия первая подбегает к подруге - а этот (непереводимая игра слов)!
-Классический диспут - произносит святой отец - вы хороший политик, сеньора Лазарева.
-Кто какие ошибки, неточности заметил, у каждой из сторон - спрашивает Елезаров у наших "академиков" - запишите, пока в памяти свежо, в Москве разберем подробно. Магнитофон, это само собой - ваши личные впечатления важны. Кто на что внимание обратил?
Товарищ Кириллов молчит, едва заметно улыбаясь. Но кажется, он доволен. Что напишет в докладе наверх? И кому - Пономаренко, или повыше?
И Стругацкий - любопытно, что он теперь сочинять будет, про победивший коммунизм?
Ну а Адмирал подошел к Ане - и она, сойдя с кафедры, просто положила ему голову на плечо. И они стояли так, обнявшись, с полминуты.
-Я такое же платье себе сошью, как в Москву вернемся - сказала Мария, перехватив мой взгляд - и надену, когда мы в Большой театр пойдем. У нас все будет хорошо - правда, Валечка, милый?
Линник Сергей Степанович. Бывший преподаватель марксизма, бывший старший политрук.
Ну вот и все. Ольховская, или как ее там - тварь! Верно про нее говорят, упертая большевичка, фанатично преданная Сталину. Но умеющая притворяться - даже он поверил, что за ней те, от Странника. А вдруг и тогда была провокация - нет, тогда лучше сразу голову о стену разбить!
Старый большевик с дореволюционным стажем, герой Гражданской, комиссар, чекист. Для него, Линника, был как Жухрай для Павки Корчагина, образцом и наставником, вместо отца, убитого в девятнадцатом под Воронежем, в бою с деникинцами. Умел самые сложные вещи, простым языком объяснить.
-Ты себя не жалей. Потому что трусость, это всегда от жалости к себе, жадность, это от жалости к своей мошне, а предательство, от того и другого. И никогда принципами не поступайся - можно ради общего дела отступить, здесь и сейчас, чтобы завтра победа была больше. Но нельзя - ради того, чтоб было лучше, безопаснее лично тебе. Что говоришь, "а если себя для борьбы сохранить" - ну а если не решишься и снова отступишь? Или, все равно тебя убьют, и выйдет, ты напрасно сдался, врагу уступил?
И комсомолец Сережка Линник, вступивший во взрослую жизнь уже в сытые и спокойные тридцатые, горько жалел, что ему не довелось истреблять белых гадов в славные годы Гражданской! Когда любого, кто "не наш" можно было без проволочек вывести в расход.
-По врагу революции и трудового народа, целься, пли! Это уже после стало, вражину на колени, и в затылок, все траты, один нагановский патрон. И чтобы твоя рука не дрогнула. И женщин бывало, и малолеток - но ты знаешь, если ревтрибунала приговор есть, то значит, никакой ошибки!
Страна Советов уверенно шла вперед, твердыми шагами пятилетних планов - вперед, заре навстречу. И не было ей преград, на море и на суше. Но Наставник выглядел хмуро, во время нечастых уже встреч - ведь у ответственного товарища, с ромбами в петлицах, были куда более важные дела, чем беседовать с хлопцем из соседнего двора? Он говорил:
-Новые заводы, перевыполнение плана, это конечно, хорошо. Но это - лишь оборона, закрепление позиций. А когда вперед пойдем? Ведь враг не дремлет, и тоже становится сильнее. В Европе фашизм побеждает, в Америке негров линчуют - ну а всякие индусы и африканцы под плетью стонут, пока мы тут с лозунгами на демонстрациях ходим.
И Сереже Линник готовился - ходил на Осоавиахим. И даже взялся было изучать английский язык, как шолоховский Нагульнов, "чтобы сказать проклятым буржуям и колонизаторам, а ну становись к стенке!". А еще хотел жениться, но:
-Дело конечно, молодое. Но ты смотри, увязнешь в домашних заботах. Особенно когда дети пойдут, пеленки-распашонки. Настоящий коммунист себя потомкам оставляет, прежде всего в делах. Ну а всякие там амур-лямур, это буржуазии оставь.
И Серега объяснил своей Варюхе, что так и так, продолжим отношения, как было, но не больше. А она хотела замуж, и очень скоро расписалась с Мишкой Зарубиным, бывшим лучшим дружком. И уже через год ходила с дитем. Мишка погиб в сорок первом, под Вязьмой, а Варя сгинула в оккупации. После чего Линник еще больше уверился в правоте того, что учил наставник - женился человек, и что в итоге, семьи все равно нет, лишь сделать для страны успел меньше, чем если бы остался холостым?
А наставника тогда не было рядом. В последний свой приезд, летом тридцать шестого, он сказал:
-Что-то неладное у нас творится. Лев Давидович может и расходился с линией Партии - но в Гражданскую командующим был все-таки он. И какие дела мы в его поезде вершили! Ладно, ты этим пока голову не забивай - вернусь, поговорим еще.
После была война. В которой молодой политработник Сережа Линник больше всего запомнил даже не первый свой бой - а 18 марта 1942 года, Западный фронт где-то под Ржевом, когда он, желая провести политинформацию, хотел рассказать бойцам про Парижскую Коммуну (в день ее памяти, отмеченный в календаре). Ждали немецкую атаку, и оторвать бойцов от рытья окопов комбат не разрешил, сказав - веди свою политбеседу в процессе. Копать сырую глину и одновременно говорить было трудно, бойцы даже не делали вид, что слушают, а как заведенные махали лопатами, время от времени тоскливо матерясь - в конце концов, Линник замолчал. И вместо того, чтоб забыть об этом позорище, сделав отметку в журнале, "проведено", не придумал ничего лучшего, как написать рапорт по команде, требуя расследовать и наказать виновных в срыве партийно-политического мероприятия. После чего его вечером вызвал батальонный комиссар, товарищ Гольдберг, по слухам комиссаривший еще в Гражданскую. И спросил:
-Вы за что воюете, Сергей Степанович? - назвав именно так, не официально, не по званию и фамилии.
-За нашу Советскую Власть! - отчеканил Линник - а за что еще?
- Я не спрашиваю вас, за что воюет... советский народ, - оборвал его Валентин Иосифович. - Я спрашиваю, за что воюете ВЫ ЛИЧНО. Только честно, иначе ничего не получится.
Линник не знал, что сказать. Что значит советская власть для него лично? Как высказать эту отчаянную гордость за свою страну, за ее великие достижения, за головокружительные надежды, перед которыми бледнели все трудности, беды, несправедливости? Невероятные рекорды, гигантские стройки, полюс, стратосфера - нам нет преград ни в море ни на суше! От этого захватывало дух, казалось, что для нас нет ничего невозможного, и величайшим счастьем для себя Линник считал право быть сопричастным этим победам. Право, которое он не отдал бы никому. Но когда он пытался объяснить, слова вышли правильные, однако какие-то казенные. Не берущие за душу - поскольку к ним все уже привыкли.