Вперед в Ссср

Знаю, что в иной реальности, узбекские товарищи (которые нам и не товарищи совсем) делили с такими же московскими премии за несуществующий хлопок. У нас такого нет, но лозунг "стране нужен хлопок" уже есть - и ради такого, гнали в узбекские поля и старого, и малого, и больного, умри, но собери. С феодальным зверством, как при каком-нибудь эмире бухарском - плохо работающих, били плетьми: если в тюрьму, кто тогда работать будет, штраф взять просто нечем, ну а пороть прилюдно, лучший стимул не лениться. Причем наказывали даже не обязательно за невыполнение плана, а если ты хоть сто процентов сдал, но по выработке последним оказался, или среди трех, пяти, десяти последних. Так как план по хлопку стал товаром: район перевыполнивший мог часть своего хлопка на неудачливого соседа перекинуть, разумеется не бесплатно. Потому, начальство обращалось с колхозниками, как с рабами. С силовой поддержкой не только местной милиции, но и банд собственных нукеров-надзирателей, обеспечивающих трудовую дисциплину (и вершащим самые грязные дела). И это сходило с рук в военное время - хлопок любой ценой. Но выплыло на свет, когда домой стали возвращаться фронтовики, кто никак не хотел быть поротыми рабами - тем более, видя, что призывы начальства к труду на благо родины сочетаются с освобождением от этого труда не только самого начальства, но и его деток, и родни. Кроме того, если поначалу хлопковая повинность касалась лишь колхозников в узбекской глубинке, а русские, будучи преимущественно городским населением, специалистами, ИТР, квалифицированной рабсилой, были от этой каторги избавлены - то после и они оказывались вовлечены в конфликт, и через фронтовое братство, и через смешанные семьи (особенно, военного времени - прежде, когда узбечки выходили за русских, то обычно уходили в город, а в войну стало, что и наши женщины из эвакуированных шли замуж за местных, и не только городских). Но русским, даже привыкшим к довоенному колхозу, казалось средневековьем то, что они увидели на хлопковых полях - а районные "баи" реагировали так, как им привычно, несогласных не только избивали, но и убивали, при полном попустительстве милиции и прокуратуры (если в городах, особенно таких как Ташкент и Самарканд, в органах обязательно наличествовали и русские, то в деревне, исключительно местные кадры, да еще и нередко связанные с начальством родством).

Тогда и пришлось московским товарищам (среди которых был и Юрка Смоленцев) в сорок девятом заняться тем же, что в иное время, мне рассказали, в тех же местах творили Гдлян с Ивановым. Тут же выяснилось, что иные из местных партийцев нам никакие не товарищи, а вообще, бывшие басмачи, за которыми грешки тянутся еще с тех времен, ну совершенно не наши люди - зачем секретарю райкома, двести дорогих ковров, найденных в его сарае, или десятки закопаных кувшинов с ювелирными изделиями? Кого-то взяли быстро, кто-то просто подался в бега, а кто-то и басмаческое прошлое вспомнил, тем более что и банда была под рукой, нередко даже в милицейской форме - так что у наших товарищей, и у привлеченных армейских частей, были потери. Но и бандитов исполняли по законам чрезвычайного положения - то есть, пойманных с оружием в руках, или на месте преступления, в кратчайшее время и без суда, да и прочим, меньше "четвертака" не светило. А затем настало "утро байской казни", когда по всему Узбекистану массово сменялось руководство, от районного звена до самого верха. И битва за хлопок, вплоть до того, что на сезонную работу на плантациях стали массово привлекать китайцев - хлопкоуборочные комбайны уже есть, но слишком грубо работают, коробочки мнут. Юрка вернулся - а кто-то из ребят, прошедших войну, остались там навеки. Хотя казалось, что после тех испытаний, нам не страшно уже ничего!

А мой Адмирал, мой Михаил Петрович - на свете боится лишь одного. Что не сможем историю изменить, и все как там пойдет - распад СССР, реставрация капитализма. Сам мне сказал, если под водой что случиться, просто сгинем, как "Трешер", и никто не узнает, и могил наших не найдут - но там от нас зависит, даже на войне, сумеем врага переиграть? А вдруг окажется, что вся наша суета здесь, это битва с ветряными мельницами - не дадут хода лысому Горбачу с Борей-алконавтом, так другая мразь вылезет и как бы не хуже? Если там весь народ был как одурманенный, и верил в "демократию", что завтра как в Швейцарии заживем. И без этой веры, вот делайте со мной что хотите, никакие сговоры наверху под ковром были бы невозможны! А отчего массы к такой жизни пришли - вопрос особый.

И это наш вопрос - службы Партийной Безопасности, (в разговоре, "инквизиции"). Мы МГБ не подменяем - их с хирургами можно сравнить, резать пораженное уже развившейся болезнью, ну а мы, терапевты, на ранней стадии перехватить, или даже гигиенисты, такие условия обеспечить, чтоб болезнетворным бациллам благоприятной среды не было с самого начала. Показательно, что в самом начале я значилась помощницей Члена ЦК ВКП(б) Пономаренко, ответственного за дело пропаганды - да и сейчас у меня эти "корочки" есть. Поскольку по закону от 1947 года, "инквизиторы" имеют право представляться любым званием, должностью, и фамилией (на которое у них выписаны документы). И стоим мы в иерархии спецслужб выше чем МГБ. Зарплату я получаю в родной Конторе, в других числясь "откомандированной" - а вот например Юрка Смоленцев по флотской ведомости проходит, и получает как полковник морской пехоты. Хотя "песцы" часто привлекаются нами для силового обеспечения, своих боевиков у "инквизиции" пока что нет. Хотя отдел, в котором Валя Кунцевич числится (еще один гость из 2012 года и охотник на фюрера), очень может быть, во что-то подобное "Альфе" или "Вымпелу" разовьется.

Я больше работала с творческой интеллегенцией - впечатление двойственное, и с Мастерами знакомство довелось свести, как например, фантаста Ефремова в Союзе Писателей отстаивала, но и такой гадючник попадался, руки хотелось вымыть после! Одна лишь Лида Чуковская чего стоит (прим.авт - см. Алеет восток), достойная предтеча тех, кто в "перестройку" с эстрады будут кривляться, "не отдадим завоеваний социализма - а что, их кто-то хочет у нас отнять?", "будем голодать стоя, а не на коленях", "так жить нельзя". Которые как раз и расшатывали понемногу монолит советской веры. Скажете, они лишь зеркалом были, реальных ошибок политики Партии? Так тот фронт отдельный, большая стратегия - и хочется верить, что те, кто наверху, здесь такого безобразия не допустят! Ну а мы тактики, принимаем меры на своем уровне. На Севмаше я с товарищами учеными много общалась, и от них узнала, что теоретическая прочность материала (стальной балки или проволоки) в разы, если не на порядки, выше конструкционной - но лишь при условии, что образец идеальный, без микротрещин и локальных неоднородностей, чего практически не бывает. И разрушение при превышении нагрузки всегда с этих микроскопических слабых мест и начинается - чем их больше, тем скорее. Ну так позаботимся, чтобы в духовной области здоровых трудовых масс СССР было поменьше таких "концентраторов напряжений" - все не убрать, но сильно убавить их число вполне реально. И хуже от этого точно не будет!

За этим я и здесь сейчас. У Пономаренко часто поручения с двойным смыслом - ты на Севмаш с мужем, тогда вот тебе дело к рассмотрению, людей ты всех знаешь, ну и товарищи Смоленцев с Кунцевичем тебе для помощи и охраны. У вас, Анна Петровна, куда лучше получается деликатные вопросы решать, чем у этих живорезов.

"Акулу" спустили. И поехал мой Адмирал вместе с Курчатовым на Второй Арсенал, с научными и техническими проблемами разбираться (и Юрка Смоленцев с большей частью "песцов", в охране). Ну а я, предъявив заводским товарищам свои полномочия (да и помнят тут меня хорошо, еще с военных лет), расположилась в кабинете на втором этаже заводоуправления, сначала вытребовав для просмотра все бумаги, а затем попросив доставить участников конфликта. Лючия со мной, в роли адъютанта, стажера, и телохранительницы - хотя на вид и не скажет никто, что хрупкая на вид девушка, это отменный рукопашник и стрелок (бывшая партизанка-гарибальдийка, и обучал ее Юрка персонально и очень серьезно). Валя Кунцевич тоже в кабинет проник.