Страница 71 из 125
Не так поступили соловецкие монахи: в два раза переслали они в Москву более 17000 нынешних серебряных рублей и даже ложку серебряную. Не так поступил и Петр Семенович Строганов, как свидетельствует жалованная грамота, данная ему Шуйским: в ней царь говорит, что "Строганов против воров стоял крепко, без всякого позыванья, ратных многих людей на царскую службу против воров посылал, города от шатости укреплял, да у него же брались на царя в Москве и по другим городам в ссуду большие деньги для раздачи служилым людям на жалованье. За такие его службы... царь его пожаловал, велел писать во всех грамотах с "вичем"; он сам, дети его, племянники, люди и крестьяне везде освобождались от суда бояр, воевод, дьяков и всяких приказных людей, судит их сам царь или кому прикажет; за бесчестье платится ему против московского лучшего человека вдвое, сто руб.; питье ему всякое про себя держать безъявочно, стояльщиков у него во дворах на Москве и по иным городам русских всяких людей и иноземцев не ставить, летом у него во дворе избы и мыльни топить вольно; сверх того, с него самого, с сыновей и племянников, с его людей и крестьян проезжего мыта, годовщины и мостовщины не брать".
Плохо помогая деньгами царю московскому, пермичи обнаружили холодность и тогда, когда надобно было помочь от воров ближайшим к ним вятчанам. Напрасно вятчане, устюжане, вычегодцы и Строгановы писали к ним не раз, чтоб они выставили своих ратных людей против воров, козаков, стрельцов и черемис, засевших в Котельниче: пермичи обещались и не прислали ратных людей. На неотступные просьбы вятчан они отвечали, что ратные люди у них собраны и готовы выступить в поход, но что их смущают разноречивые вести из Вятки: пишут им, что изменники очистили Котельнич, убежали в Яренск, и воевода вятский, князь Михайла Ухтомский, распустил всех сборных людей, поэтому и они, пермичи, своих ратных людей удержали у себя, а приезжий сын боярский Василий Тырков сказывал, что в Котельниче государевых изменников было всего 1400 человек, а у князя Ухтомского было ратных людей в сборе 12000. "С таким собраньем, - писали пермичи в Вятку, - можно было бы над государевыми изменниками промыслить всякими мерами; а то нам кажется, что князь Михайла Ухтомский нарочно государевых изменников из Котельнича упустил, да и не послал за ними, а в Яренск из Вятки ездят об одну ночь, татары каринские и Василий Тырков с государевыми ратными людьми у князя Ухтомского на изменников просились, но князь Михайла их не пустил. И вы бы, господа, на такую князя Михайла дурость не смотрели, и ратным людям со всей Вятской земли велели быть в сборе, тотчас, больше прежнего, чтоб государевы изменники на вас украдкою не пришли". Раздосадованные вятчане отвечали на эту грамоту в таких выражениях: "Вы к нам теперь писали самою глупостью, да не только что глупостью, пьянством; видите над нами от врагов разоренье великое, у вас ратные люди в сборе есть, а вы их к Вятке не присылаете, с дороги их воротили. Мы на вашу глупость не смотрим, помним бога, свои души и крестное целованье: с изменниками не ссылаемся, над ворами промышляем и против врагов стоим, как нас милосердый бог вразумит и сколько помощи подаст. А вы над собою милость божию и пречистой богородицы, свое крестное целованье и государево жалованье забыли, рады христианскому кровопролитию и разоренью: Вятскую землю ворам на разоренье напрасно подаете, ратных людей к нам не присылаете и с нами на воров не стоите; так вы сами себе предатели и от своей вам глупости погибнуть. Прежде этого к вам были посланы два государева изменника, велено вам казнить их смертью, а вы над ними ничего не сделали. Смотрите, как служат и прямят государю устюжане и Соль Вычегодская: прислали к нам для обереганья ратных многих людей и велели им быть на Вятке до тех пор, пока Яренск очистится. Так вы бы глупость свою покинули, непременно прислали бы к нам для обереганья ратных многих людей тотчас, чтоб Вятской земле помочь и ворам не подать, да и самим бы вам от врагов в разореньи не быть. Вы россказням Тыркова верите, а нашему письму не верите, так вам бы самим пьяным всегда быть, как был пьян на Вятке Василий Тырков". Нам теперь трудно оправдать пермичей: прямо видно желание их медлить, дожидаться времени, не обременять себя пожертвованиями; предлог, под которым они отказали вятчанам в помощи, был ничтожный. В самом деле, какое право имели они, мимо отписок воеводы и мира, поверить речам какого-то Тыркова, который мог лгать на Ухтомского по личным отношениям, особенно когда другие города писали то же, что и вятчане, и посылали ратных людей к ним на помощь. Если б даже известия Тыркова были и справедливы, то во всяком случае пермичи должны были тотчас двинуться к Вятке, ибо если Ухтомский действовал плохо по трусости, то они должны были ободрить его своим приходом, если же он благоприятствовал ворам, то пермичи должны были спешить в Вятку, чтоб уничтожить все крамолы; но измену Ухтомского предположить трудно, ибо он не стал бы тогда созывать к себе отовсюду на помощь ратных людей, верных царю московскому. Наконец, против пермичей свидетельствуют и прежние и последующие их нерешительность и недеятельность. Когда Ухтомского сменил в Вятке воевода Мансуров, то и он писал также к пермичам о немедленной присылке ратных людей и наряда, но ему пермичи отвечали, что у них много ратных людей было в сборе, но что прежний воевода, князь Ухтомский, писал к ним об уходе изменников из Котельнича в Яренск и чтоб они ратных людей не присылали, поэтому они и распустили войско; наряду у них в Перми лишнего нет, а какой есть, тот надобен самим. Несмотря на такую холодность к общему делу, Шуйский дал пермичам грамоту, в которой за службу и раденье освобождал их от сбора по 50 рублей с сохи.
Когда дела шли таким образом на северо-востоке, князь Скопин, стоя в Колязине, занимался обучением своих северных новобранцев, причем ревностно помогал ему швед Сомме, а с другой стороны, шли деятельные переговоры с Делагарди касательно возвращения его отряда снова на службу царскую. Царь Василий принужден был поспешить исполнением Выборгского договора и послал в Корелу приказ очистить этот город для шведов. Между тем один отряд, высланный Скопиным, занял Переяславль Залесский, с другой стороны приближался боярин Федор Иванович Шереметев, который беспрепятственно вошел в Муром и взял приступом Касимов. В Касимове явился к нему из Москвы от царя князь Прозоровский с жалованным словом за службу, что царю Василью служил и прямил; но Прозоровский должен был также сказать Шереметеву, что идет медленно, государевым делом не радеет. Таким образом, Шереметев получил и похвалу и выговор в одно время, за одно и то же дело; товарищ его Иван Салтыков был взят в Москву: его, как видно, считали главным виновником медленности и нераденья. Шереметев после того перешел во Владимир.