Страница 36 из 87
Правда, крыльев радужных у коней не бывает.
– Что тебе, вестница?
Ирида выпорхнула из-за лошадиного крупа не сразу. Выдержала традицию – говорящую паузу. «Напросилась на свою голову в союзники – приходится с этим чумным разговаривать!» – вот и вся пауза.
– Радуйся, Аид. Собиралась к тебе лететь.
Вечно она выглядит так, будто только что с постели или сейчас заснет. Веки – припухшие, румянец полусонный, а слова-горошины из губ-стручков так и сыплются.
– Но вот, завернула сюда, на минутку, можно сказать – и тут такая удача. Какими судьбами? Надолго?
– Многими. Посмотрим.
Может, и задержусь – пока четверка совсем не оправится…
– Ну, раз мне не нужно никуда лететь – я тебе сразу передам новости? Или мне передать кому-то другому, чтобы тебе пересказали? Или завернуть позже? Ты ведь после битвы? Доложить о ней Громовержцу?
– Давай свои новости.
Ноги держали плохо, а тут еще сказались перемены на Олимпе: непонятно, как к дворцу пройти. Наросли откуда-то анфилады, алтари, храмы, а может, чьи-то жилища… Или не жилища? Вон из того, серомраморного, мычанье слышится.
Тьфу ты, да тут сараи – и те с колоннами!
Хорошо хоть, Ирида знала дорогу. Стрекотала крылышками впереди. Успевала быстро перезаплетать русую косу. И одну за другой выпаливала новости.
Крон нынче на далеком западе: услышал, что сын Геи скрывается среди лестригонов[2], а лестригоны пока не определились, на чьей они стороне, они вообще ни про какие стороны – ни сном ни духом. Кольями Повелителя Времени встретили. Свиту ему ополовинили сгоряча.
Давно пора.
Люди медного века плодятся быстрее саранчи, одно плохо – слабосильные малость. Но количеством кого угодно задавят: вон, подались на север и восток, царств каких-то единым махом насоздавали, выдумщики, так что скоро прибудет помощь…
Без тебя знаю. Мне уже лет тридцать помощь обещают, а крепости полупустые, если бы Афина не зажала свои рубежи намертво – рати Крона гуляли бы на полях у Олимпа.
Титан Океан обещал просить свою дочь подземную титаниду Стикс присоединиться к Зевсу и его братьям на этой войне.
С Океана станется сто лет просить, а потом еще сто – доносить до нас, что Стикс сказала «нет».
Зевс просил своих братьев как можно скорее прибыть на Олимп, чтобы подготовиться к небольшой божественной охоте…
Какая охота?!
– Он не сказал. Сказал – увидим. Может, на кабана. А может, на дичь покрупнее. Но просил быть как можно скорее и обязательно.
Ирида-вестница – богиня осторожная. Держится подальше: так, что прыжком не достать. Не хихикает. И все посматривает – не нальются ли глаза у Аида Мрачного чернотой?
А то знаем мы его, бешеного…
Последний посланец по воздуху ноги унес. Притом, что летать не умел сроду.
– Сам Зевс скоро прибудет на Олимп с северо-запада, – и скороговоркой, единым выдохом: – Мне что-нибудь передать?
В другое время – нашел бы, что передать. От такого «передать» не только вестница – небось, сам кроноборец бы покраснел. Но раз уж я нынче на Олимпе…
– Передай, что буду.
С облегчением фыркнула семицветными крыльями в небеса.
А дворец-то – разросся. И украшений опять прибавилось, от золота некуда деваться. Коридоры какие-то, переходы, по углам парочки целуются… Двери золотом окованные. До вечера бы бродил, если бы случайно не свернул к своим покоям.
Надо же, и мне дверь золотом оковали. Правда, с воображением ковали: вблизи – просто узоры, а издалека такая рожа, что еще и не каждый подойти осмелится.
А внутри – темнота, хоть глаз выколи. Как было.
Скинул доспех, стащил хитон – какие опасности на Олимпе! Смыл с себя кровь, пыль и пот (и остатки бессильной соли с лица).
Сон навалился сразу – видно, не сердится белокрылый брат Таната.
А то ведь дружбу вязать являлся.
И не один раз. С чашей своей этой, а потом еще с нектаром и с вином. Чудовище.
В последний раз душевно получилось. Летел бог сна по красивой дуге, а смертные внимали в изумлении…
А может, сердится Гипнос, кто его знает: в сон вплелись волчьи глаза, гибнущая в своре кроновых тварей квадрига, мой игумен[3] Эпикур: «За Зевса! За Кронидов!» – ему первому перекусили горло… И вой, волчий вой в ушах.
Да не просто в ушах, а рядом! Жутко, надрывно, под дверью!
Действовал я в полусне, без раздумий. Привык за годы.
Раз – не открывая глаз, схватить меч, лежащий на ложе слева (положил, не забыл все-таки!). Два – прыжком с кровати.
Три – навстречу противнику, через комнату. Дверь на себя. Меч…
– Аид, Аид, что ты делаешь?!
Что я… Да ничего я. Стою, понимаете ли, в коридоре. Держу за грудки противника – почему-то Деметру. Острие меча смотрит ей в горло.
А Деметра смотрит на меня – с таким выражением, будто хочет сказать: «Ну, я всегда от него этого ждала».
А вокруг – зареванная Гестия, зареванная Ата, Афродита златоволосая… что, тоже зареванная?!
Пальцы я разжал от визга Деметры. Сестра сделала шаг назад, окинула меня взглядом с головы до ног и заорала повторно – громче.
Что за… а, ну да. Выскочил в чем был, то есть – ни в чем.
Из коридора послышалось сперва раздумчивое «Хм» Аты, потом неуверенное «Бррр!» Афродиты.
Гестия (тут только она не меняется!) задрала голову, посмотрела мне в глаза и спросила прямо:
– Аид, ты зачем вот так?
– Я говорила, что он меня ненавидит! – взвыла Деметра. – Что ты хотел со мной сделать?!
Я взвесил в руке меч и буркнул:
– Мечта всей жизни…
Собрался было нырнуть в комнату, но Деметру властно оттерла с пути Фемида.
– Его нет, Аид!
– Что? Кого?
– Мальчика!
Гестия всхлипнула. Съехала по стене Ата, горестно завывая: теперь хоть понятно, кто под дверью выл...
– Офиотавра? Во дворце?
– На Олимпе.
Вот и все. И сна нет: в голове ледяные штормы закручиваются, ветер воет, да нет, воет – это Ата, она еще и о стенку головой стучится, размеренно так – залюбуешься…
– Сейчас.
В доспех не успел все-таки облечься: Фемида чуть дверь не снесла своими пифосами, или как там Деметра выражается. А за ней остальные: ах, что я так долго вожусь? Ах, сколько можно сандалии натягивать? Ну, какой мне щит, какой шлем, мальчика нет, я что, не понимаю?!
Плюнул, подпоясался чем-то наспех и выскочил в коридор, пока не вытолкали. Так и летел: без плаща, растрепанный со сна, зато при мече и в окружении толпы рыдающих богинь.
– Обыскали все?
– Все углы… несколько раз… я спрашивала своих дочерей – Ор, привратниц… они не видели…
– То есть, он не покидал Олимп.
– Нет, он покинул Олимп, минуя их…
Фемида еще держится, старается идти в ногу, остальные – вприпрыжку, Афродита вообще отстала, волосы поправить, и Ата со своими стенаниями где-то позади осталась.
А дворец гудит. Да если бы дворец: Олимп гудит. В каждом строении суета, нимфочки бегают, хариты осматривают покои, заглядывают в каждую вазу и под каждое покрывало: а не завалялся ли там сын Геи?
– А он не мог… через землю? Он же сын…
– Он просто мальчик…. просто смертный мальчик! У него нет никаких способностей!
Что ж ты на меня орешь-то Деметра, будто я эти способности у мальчика украл?
– Кроме одной, – тихо и строго поправила Фемида. – Он не выносит зла. Он совсем не выносит зла…
Интересно, оплеухи маленький поганец выносит как – нормально? С десяток как только найду, не меньше…
Я сам не знал, куда мы шли. Наверное, и богини этого не знали: просто покорно петляли по коридорам за мной, а вокруг раздавались крики: «А на кухне смотрели?» – «А в спальне у Афродиты?» – «Мы нашли какого-то белого мальчика: не ваш?» Я просто двигался, потому что нужно было не стоять, а нестись куда-то, сыпать вопросами…
Раз – когда парня в последний раз видели, никто не знает. Он же тихий: засмотрится на бабочку какую-нибудь, его и не заметно. Гестия присматривала за ним после полудня, потом должна была прийти Ата, Ата задержалась с Деметрой…