Человек-Олень

Неужели он желает этой любви всей душой, пока еще робко, стыдливо, но уже жаждет? Этот белый прекрасный мир, как, оказывается, много он может дать человеку!

Именно в сегодняшний вечер Нурлану захотелось совершить подвиг. Чем он может закончиться, трудно сказать, но он страстно хотел одного — совершить этот подвиг. Сколько уж дней он никак не мог решиться переступить порог дома Анны? Вот как раз сегодня он и собирался это сделать. Но требовался какой-то повод, основательная причина. Может быть, нарезать прутьев в лесу, сказать, что хочет починить изгородь около дома? Нет, это беспомощно и смешно. Но что же тогда придумать? А вот что, возле дома после зимы накопилось много мусора, взять да и вывезти его, тут как раз требуется мужская рука. Но и это все-таки недостаточный повод.

Анна между тем и сама стала реже бывать у них. Оно и понятно, теперь у нее живет человек, есть с кем поговорить. А то ведь раньше так пороги и обивала.

Когда он собрался с мыслями, то увидел, что стоит во дворе у соседки, озираясь по сторонам, как человек, который совершил воровство или какой-то бесчестный поступок. Но рядом не было ни души. Только отец проскакал галопом со стороны подсолнухового поля. Нурлану не хотелось попадаться ему на глаза, и он не двинулся с места. В груди вдруг будто что-то оборвалось, он тяжело дышал, словно только что свалил высоченную сосну Потом ему стало досадно на самого себя. Как же это так, он не может решиться войти в дом к Анне-апай, которая любит его! Вот уж положеньице, нарочно не придумаешь. Он подошел к калитке и стал смотреть на заходящее солнце. Ледяной холод прокрался в сердце, стало грустно и одиноко. И тут со скрипом отворилась дверь. На пороге показалась Анна. Нурлан не успел спрятаться.

— Ах, Нурланжан, что же ты стоишь, сынок? Совсем уж не стал заходить к нам. Обиделся, что ли? — Она подошла и поцеловала его. — Пойдем в дом, я тебя со своей квартиранткой познакомлю, с дочкой.

«С дочкой, — повторил про себя Нурлан, и ревность обожгла его. — Ну что ж, с дочкой так с дочкой».

В избе было сумрачно, света еще не зажигали. Луиза сидела у печки и чистила картошку. Она была в коротеньком ситцевом платьице и, видно, никак не ожидала, что войдет кто-то посторонний. Увидев Нурлана, она смутилась и натянула подол на колени. Девушка чистила картошку как-то неумело, и он подумал, что это занятие совсем ей не к лицу.

— Проходи, садись, — пригласила Анна Нурлана. — Познакомьтесь. Я крестная этого парня, его зовут Нурланом. — Последние слова она произнесла по-русски.

Нурлан не совсем понял, что она сказала, но, услышав свое имя, встрепенулся:

— Что?

Анна рассмеялась и объяснила:

— Знакомлю я вас.

Луиза довольно холодно посмотрела на него и сказала коротко:

— Луиза.

Анна вышла зачем-то, прихватив ведро. Во дворе замычала корова. И снова наступила тишина, Нурлан чувствовал себя скованно, не знал, куда девать руки и ноги, ставшие вдруг чужими и непослушными. Заметив его состояние, Луиза пришла на помощь:

— Ты в каком классе учишься?

Нурлан понял этот простой вопрос, но ответить побоялся. Девушка улыбнулась, показала ему сначала восемь, потом девять пальцев. В ответ Нурлан растопырил все десять. Луиза кивнула головой и снова рассмеялась. Нурлан улыбнулся. Он уже не чувствовал себя так скованно, как в начале разговора. Но снова наступило молчание, правда, оно уже не было таким неловким. Луиза почистила картошку, вымыла ее и стала мелко резать на сковородку, что-то рассказывая ему по-русски. Одно он понимал, другое нет, а уж отвечать ему не хватало духа. Впервые за свою жизнь он мысленно обругал длинную, нескладную учительницу русского языка. Сама-то она и двух слов сказать по-русски не умела, а, поди ж ты, преподавала. Из-за плохого знания русского языка он чувствовал себя перед Луизой каким-то неполноценным и сильно переживал из-за этого. Но время прошло незаметно, вернулась с ведром Анна, как будто никуда и не выходила.

— Ну-ну, сынок ты мой, что ж это ты лампу не зажег, сидите в потемках? — сказала она. Нурлан молча прошел к печи, взял спички и зажег лампу. Картошка на сковородке трещала и шипела в масле. Луиза вымыла руки и уселась напротив Нурлана, а он не смел поднять на нее взгляда. И девушка, и Анна чувствовали, что парень очень смущается, но не знали, как помочь ему.

— Ты давай не стесняйся ее! — громко сказала крестная, накрывая на стол. — Ведь вы почти ровесники. Если она и постарше тебя года на три, на четыре, так что тут особенного? Давай говори по-русски, быстро выучишься.

Луиза посмотрела на Нурлана и что-то сказала. Анна-апай перевела ему:

— Луиза говорит, пусть на лошади научит ездить. Хочет, говорит, поле свое посмотреть, а на коне ездить не умеет.

Нурлан от радости будто рассудка лишился и что есть сил закивал головой в знак согласия. Наверное, кивал долго, потому что Анна и девушка рассмеялись. Нурлан обиделся и хотел уйти, но даже не смог пошевелиться, он был сейчас не властен над собой.

За ужином Анна и девушка опять разговаривали по-русски, а про Нурлана как будто и забыли.

— Волосы твои ей нравятся, — вдруг обратилась Анна к Нурлану. — Черные, говорит, густые да и кудрявые. А я ей говорю, что во всем Чингизтае нет парня красивее, чем мой крестный сын. Правда, есть еще Кожак. Он тоже красивый, но такой уж баламут, все бы ему драться да выпивать.

Нурлан никогда и ничего не имел к Кожаку, но сегодня он возненавидел его до смерти. «Все говорят, что он красивый, — думал Нурлан. — А что в нем красивого? Вечно водкой от него несет, грязный весь, никогда не моется, да и вообще какой-то ненормальный».

Он исподлобья взглянул на Луизу, которая спокойно ела жареную картошку, не обращая на него никакого внимания. «Какое белое у нее лицо, — подумал Нурлан, — будто мелом обмазано. А волосы… Только во сне и могут такие присниться». Вдруг ему вспомнилась песня, которую любил орать пьяный Кожак: «Блаженна мать, что родила тебя…»

— Что же ты не ешь, сынок? — сказала ему Анна-апай, и Нурлан вздрогнул, будто его толкнули в бок. Взял ложку, а сковородки с картошкой на столе уже не было, съели все.

— Так мы договорились? — сказала Луиза. — Утром я тебя жду. Научишь ездить верхом.

Анна-апай перевела ему, и Нурлан кивнул в знак согласия.

Утром он не пошел в школу.

5

Девушка действительно не умела ездить на лошади. Нурлан измучился, пока научил ее этому. Стоило ему подсадить ее слева, как она валилась на правый бок, и все приходилось начинать сначала.

В правлении узнали, что новый агроном не умеет ездить верхом, и выдали ей самого тихого и медлительного коня по кличке Байшубар. Это было очень смирное животное, с места не стронешь. Нурлан обычно подхватывал девушку за ногу и подбрасывал ее одним махом в седло. Потом начинал водить Байшубара по кругу, не сводя глаз с Луизы, которая мертвой хваткой держалась за луку седла. Она, видно, до смерти боялась упасть и сидела напряженно, до боли прикусив нижнюю губу. Иногда и вскрикивала истошно, по-бабьи. И так она неуклюже сидела на коне, что Нурлану порой хотелось привязать ее к седлу. Но опять брало беспокойство, — а вдруг лошадь понесет ненароком, всаднице тогда некуда деться, привязана. Нет, этот способ не годился. Так в бесплодных попытках помочь девушке одолеть верховую езду он и не заметил, как прошел обед. Как ни велико было терпение у Нурлана, оно начало истощаться. Луиза же, наоборот, будто не знала усталости. Мало-помалу она привыкла к седлу, даже рассмеялась и начала подпинывать Байшубара в его отвисшие бока.

Девушка, о которой вчера Нурлан не смел и мечтать, сейчас была рядом. Сколько раз, подсаживая ее на лошадь, он невольно касался ее гибкого, упругого тела. И чем чаще прикасались его руки к нему, тем больше он приходил в себя, сердце успокаивалось, тоска растворялась без следа. Если бы ему пришло в голову увезти ее куда-нибудь далеко в горы, посадив на широкую спину Байшубара, она не смогла бы даже соскочить с лошади без посторонней помощи. То есть она была бы полностью в его власти, в его руках, делай с ней что хочешь. Но откуда взяться в нем такой смелости?